Интервью: Анна Ельцова
В истории Московского музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко много знаковых имен. Одно из них — Маргарита Дроздова. В прошлом блистательная прима-балерина, завораживающая яркой индивидуальностью и красотой танца. Последняя муза выдающегося хореографа Владимира Бурмейстера, чьи постановки сформировали творческий облик балетной труппы театра. Вот уже три десятилетия Маргарита Сергеевна работает педагогом-репетитором. За это время, благодаря ее самоотверженному труду, на сцене появился ряд ярчайших балерин — от Натальи Ледовской до Оксаны Кардаш. Она удивительным образом умеет разгадать индивидуальность своих подопечных. Все самые яркие балерины Театра Станиславского последних десятилетий были ее ученицами. Уйдя со сцены, Дроздова не покинула родной театр — ведь их сердца бьются в унисон.
19 сентября на сцене Бетховенского зала Большого театра Маргарита Дроздова получила специальную премию фестиваля «Золотая маска» «За выдающийся вклад в развитие театрального искусства».
Маргарита Сергеевна, как произошла Ваша первая встреча с балетом?
Я с детства любила танцевать. А уж когда увидела по телевизору Майю Плисецкую в образе Лебедя, то стала мечтать только о балете! Мы жили недалеко от Центрального дома пионеров, где хореографический кружок вела знаменитая Елена Романовна Россе. Она умела разглядеть в ребенке талант, и не один знаменитый впоследствии танцовщик получил ее благословение на профессию (как не вспомнить Владимира Васильева!). Посоветовала она и мне поступать в хореографическое училище.
Наставник всегда важен в формировании творческой личности, а уж тогда педагогический состав Московского хореографического училища был просто выдающимся.
Благодаря мудрому руководству Леонида Михайловича Лавровского, училище было на подъеме: преподавали лучшие учителя, репертуар пополнялся оригинальными постановками. Мне очень повезло — в балет меня вводила знаменитая Елизавета Павловна Гердт. Очень интеллигентный человек, она несла с собой исполнительскую культуру прошлого. А как необыкновенно Елизавета Павловна ставила руки! Выразительные руки Майи Плисецкой, Раисы Стручковой, Екатерины Максимовой — ее заслуга.
Затем я училась у Веры Петровны Васильевой — замечательного педагога, жены Касьяна Голейзовского. Касьян Ярославич всегда интересовался талантливой молодежью. Он приходил к нам на занятия. Планировал поставить номер на меня, но, к сожалению, не получилось. Выпускалась я у Суламифи Михайловны Мессерер — одного из лучших педагогов женского танца в истории училища.
Особую роль в моей жизни сыграла Нина Николаевна Чкалова (по сцене Чорохова). Она преподавала у нас в училище и одновременно была педагогом в Театре Станиславского. Я училась у Нины Николаевны два года в училище, а когда я пришла в театр, она стала моим педагогом-репетитором. Все свои партии я репетировала под ее руководством в течение многих лет. Между нами сложилось редкое взаимопонимание. Я благодарна Нине Николаевне Чороховой за все, что она для меня сделала.
Тогда же в училище состоялась встреча, определившая Вашу судьбу.
Однажды к нам в выпускной класс пришел Владимир Павлович Бурмейстер — главный балетмейстер Музыкального театра им. Станиславского. Мы еще в училище хорошо были знакомы с постановками театра. Нас, учениц, часто занимали в спектаклях. Сначала мы были обезьянками в «Докторе Айболите», потом дамами в «Лебедином озере» и горожанками в «Эсмеральде». Режиссура и хореография балетов Бурмейстера восхищали и захватывали. Я была буквально влюблена в них и каждый раз находила для себя что-то новое.
Представьте мой восторг, когда после урока ко мне подошел Владимир Павлович и спросил, хочу ли я станцевать «Лебединое озеро» у них в театре еще до выпуска? «Конечно, да!» — воскликнула я, по молодости не понимая всей степени ответственности. И начались репетиции в театре. Они шли параллельно с подготовкой к экзаменам и выпускному концерту. Тогда я впервые увидела Бурмейстера на репетиции — он никогда не давил на исполнителя, прислушивался к его мнению. «Покажи, как ты видишь этот эпизод», — часто звучало в зале. Если он видел, что показанное логично вплетается в образ, то принимал в свой хореографический текст. Так, например, было с вариацией Эсмеральды, когда на репетиции я стала танцевать ее с бубном, хотя в оригинале его не было. «А что, хорошо, — одобрил Владимир Павлович. — Только пусть Цыганка подаст тебе бубен в середине танца».
Это уважение к танцовщику очень подкупало. Наш театр изначально создавался как театр танцующих актеров, своеобразный балетный МХАТ, и жизнь в образе Бурмейстер ставил во главу угла. «Никогда не танцуй просто так, — всегда повторял он на репетиции, — в каждом твоем движении должна быть мысль, чувство. Ты должна знать, почему здесь пируэт, а здесь прыжок. Все от настроения, от состояния героини. А настроение во многом создает музыка. Слушай музыку — в ней уже все сказано».
Тогда, до выпуска, я станцевала два «Лебединых озера», и это, конечно же, стало для меня событием в жизни.
Тот год, 1967-й, был богат для вас событиями.
Да, после выпускных экзаменов художественный руководитель училища Леонид Михайлович Лавровский повез нас в Париж на первые в жизни гастроли. Мы танцевали «Классическую симфонию» Сергея Прокофьева и концертную программу, где мы с ведущим танцовщиком Музыкального театра Станиславского Юрием Григорьевым исполняли номер «Венский вечер» на музыку Штрауса, который для нас специально поставил Бурмейстер.
Этот шикарный, бравурный вальс с высокими поддержками имел у парижан огромный успех, так же как и гастроли Московского хореографического училища в целом. За кулисы к нам пришел знаменитый танцовщик и хореограф Серж Лифарь (тогда он уже покинул пост худрука Парижской оперы) и поздравил всех с грандиозным успехом. Тогда же Парижская академия танца присудила мне приз Анны Павловой. Серж Лифарь усиленно уговаривал меня остаться в Париже — он хотел, чтобы я стала партнершей звезды Гранд-Опера Рудольфа Нуреева. Я категорически отказалась — никогда не мыслила себя без Родины. А главное, в России всегда было особое, благоговейное, отношение к искусству. На Западе к нему относятся более потребительски. Мне очень важна атмосфера творческих поисков, как у нас в театре. У меня русский менталитет и русский взгляд на искусство балета.
После экзаменов у Вас не было проблемы с выбором театра?
Конечно же, мое сердце уже было отдано Музыкальному театру Станиславского, и я мечтала работать с Владимиром Павловичем Бурмейстером. Но на экзамене меня увидел Игорь Александрович Моисеев и подал на меня заявку — ему хотелось, чтобы я стала солисткой только что созданного им классического коллектива «Молодой балет». Моисееву отказа ни в чем не было, поэтому мне пришлось объясняться с министром культуры Е.А. Фурцевой. Она была умным человеком и, понимая, что художника принуждать нельзя, спросила просто, где я хочу работать. Я ответила, что с Бурмейстером. Так решилась моя судьба.
Музыкальный театр им. Станиславского стал вашей судьбой. Причем Вы танцевали самый разнообразный репертуар — не только балеты Бурмейстера.
Мудрый Владимир Павлович радел о разнообразии репертуара, приглашал ставить в театр Федора Лопухова, Леонида Лавровского, Петра Гусева, Ивана Хлюстина, Игоря Бельского и других талантливых хореографов. В 1967 году, только поступив в труппу, я участвовала в премьере «Вечера старинного балета»: станцевала Никию в акте «Теней» из балета «Баядерка», Царь-девицу в сцене Нереид из балета Сен-Леона «Конек-Горбунок» и pas de deux из «Щелкунчика». Старинная хореография задает высокие исполнительские стандарты, отшлифовывает танцовщиков. Если труппа умеет танцевать классику, она может танцевать все. И Бурмейстер это отлично понимал.
Владимир Павлович много работал со мной. Под его руководством я начала осваивать «Эсмеральду»: сначала это была Флер-де-Лис — образ в спектакле Бурмейстера совсем неоднозначный. Она и любящая, и страдающая. По-своему искренняя, благородная. И все это надо было выразить на сцене. Затем стала Эсмеральдой.
А какой блестящий балет был «Штраусиана»! Бурмейстер разработал до мелочей каждую партию — от главного героя Поэта до эпизодического Фонарщика. В зависимости от исполнителя нюансы роли менялись — Владимир Павлович всегда творчески подходил к своим балетам и их исполнителям. Я очень любила танцевать Актрису в «Штраусиане». В любом балете Бурмейстера было столько полутонов, глубоких режиссерских ходов, правды человеческих взаимоотношений… Работать над каждой партией вместе с хореографом было удовольствием.
Бурмейстер был многогранным хореографом — у него были и драмбалеты, и бессюжетные, сделанные в стилистике Баланчина.
Подлинный художник всегда находится в постоянном поиске. Владимир Павлович любил танец и пробовал разные стили. Но даже если это был бессюжетный балет, это не значило, что не было смысла. Просто он мог абстрагироваться от сюжета и создать спектакль о человеческих чувствах. Как прекрасный неоромантический балет «Вариации» на музыку Бизе, который Бурмейстер поставил для солистов Гранд-Опера в 1962 году. Это история Героя и Героини, их взаимоотношений, любви, размолвок, встреч и расставаний. А через два года он перенес его на сцену Театра Станиславского, и я исполняла в нем ведущую партию. В один вечер с «Вариациями» шло «Болеро». Бурмейстер обожал испанский танец, тонко чувствовал его стилистику. Следуя за музыкой Равеля, он поставил глубоко оригинальное, незабываемое, насыщенное движением «Болеро». Я мечтала танцевать в нем! Но исполнять за вечер сразу два спектакля было невозможно.
Недавно Вы возобновили «Вариации», «Штраусиану» и «Болеро» на сцене Самарского театра оперы и балета.
Осенью 2020 года художественный руководитель самарского балета Юрий Бурлака пригласил меня для постановки шедевров Бурмейстера на сцене Самарского театра оперы и балета. За это я ему очень благодарна. Премьера стала событием в истории театра. Хорошо, что у нас есть люди, радеющие о русской культуре!
Известный немецкий хореограф Том Шиллинг вспоминал о том, как повлияло на него творчество Владимира Бурмейстера.
Он восхищался «Лебединым озером» в постановке Бурмейстера и всегда, бывая в Москве, приходил его смотреть. Считал, что Владимир Бурмейстер лучше других воплотил принципы Станиславского в балете.
В 1970–1980-е годы наш театр тесно сотрудничал с берлинской Комише Опер. Выдающийся оперный режиссер Вальтер Фельзенштейн ставил у нас в театре оперные спектакли, а балетная труппа Театра Станиславского участвовала в премьерах Тома Шиллинга. Я исполняла главные партии в его спектаклях «Черные птицы» и «Вечерние танцы». Сам Том неоднократно говорил, что глубокое, богатое актерскими нюансами исполнение русских артистов открывало его балеты с новой стороны. В том числе и для него самого! В этом — заслуга Владимира Павловича: он всегда старался сделать из нас танцующих актеров.
Главное мое пожелание, чтобы наследие Владимира Павловича Бурмейстера не было забыто. Это наше родное, и нельзя от этого отказываться!
После безвременной кончины Владимира Бурмейстера балетную труппу театра возглавил Алексей Чичинадзе. Интересный хореограф со своим творческим лицом. Много лет его спектакли украшали репертуар театра. К сожалению, сегодня их нет в афише.
Это опять же вопрос исторической памяти. Очень жаль, что мы так мало ценим свое наследие. Алексей Чичинадзе был интереснейшим хореографом. В своем творчестве он продолжал линию Бурмейстера с опорой на актера-танцовщика и хорошо выстроенную драматургию действия. Что совсем неудивительно — ведь с юности Чичинадзе танцевал в балетах Бурмейстера, при нем же начал свою балетмейстерскую деятельность. Был, можно сказать, соратником Владимира Павловича.
За 13 лет пребывания на посту главного балетмейстера театра он поставил много ярких, талантливых спектаклей. Это были и оригинальные постановки, которые становились событиями в культурной жизни Москвы: «Риварес», «Степан Разин», «Шакунтала». Алексею Виссарионовичу очень удавались версии классических балетов. Его чудесная «Золушка» на музыку Сергея Прокофьева незабываема. Сколько режиссерской фантазии вложил он в этот балет! Когда Золушка ехала на бал, колонны перемещались, образуя новые пространства. Очень интересно хореограф развил линию взаимоотношений Отца и Золушки, поставил их трогательный дуэт, в который беззастенчиво вмешивалась Мачеха. А с каким юмором была поставлена сцена поисков героини Принцем!
В каждой постановке у Алексея Виссарионовича была масса интереснейших находок. Мы с моим партнером, ведущим солистом театра Вадимом Тедеевым, буквально упросили Чичинадзе поставить на нашей сцене «Дон Кихот» Минкуса. Он создал новую, абсолютно оригинальную версию, которая очень подходила для нашего театра. Хореография была настолько яркой, что, например, на премьере цыганский танец бисировался!
Я очень благодарна Алексею Виссарионовичу за то, что он ценил во мне балерину и актрису. Все свои спектакли он ставил на меня.
В этом году мы вспоминаем Дмитрия Брянцева — ему исполнилось бы 75 лет. Это имя — еще одна эпоха в истории вашего театра.
О том, что в Ленинграде есть молодой талантливый балетмейстер, мы, балетные, конечно же, слышали. Видели его телебалеты «Галатея» и «Старое танго» с участием Екатерины Максимовой. А когда в 1983 году он пришел в наш театр, чтобы поставить свой балет «Конек-Горбунок» на музыку Щедрина, воочию убедились в уникальности его дарования. Оно очень соответствовало духу нашего коллектива: Брянцев великолепно владел балетной режиссурой, ставил сюжетные балеты, насыщенные действием. Все его постановки яркие, театральные, рассчитанные на танцующего актера. Он легко владел разными жанрами — и трагедией, и комедией. Во всем этом он был близок к Бурмейстеру. Поэтому, когда в 1985 году встал вопрос о новом главном балетмейстере для нашего театра, мы всей труппой позвали Дмитрия Брянцева.
Придя в театр, Брянцев сразу поставил перед Вами непростую задачу — воплотить на балетной сцене образ Комиссара в его балете «Оптимистическая трагедия». Этот спектакль на музыку Броннера стал его первой постановкой на сцене Музыкального театра Станиславского.
Да, задача была очень непростая, но и интересная! Вся партия строилась на контрасте Комиссар — Женщина, сила — хрупкость. В ключевые моменты рядом со мной возникала моя Душа — ее исполняла другая балерина. Дмитрий Александрович настаивал, чтобы я показала ее женственность, сомнения, где-то слабость. Но и силу духа, убежденность в своей правоте, конечно, тоже. В разные моменты она была разной, и от этого образ получился живым, не ходульным. «Оптимистическая трагедия», по-моему, один из лучших балетов Брянцева, и очень жаль, что он шел так недолго.
К сожалению, ваше творческое сотрудничество продлилось недолго.
После травмы ноги в 1989 году мне пришлось оставить сцену. Дмитрий Александрович предложил начать репетировать «Лебединое озеро» с солистами. Когда вела репетиции, вспоминала то, как работал со мной Бурмейстер, его замечания, советы. И стало получаться. Брянцев был доволен, благодарил. С тех пор работаю и с кордебалетом, и с солистами. Вне своего театра я себя не представляю!
Что касается моих педагогических методов, то здесь нет ничего нового: профессионализм, требовательность, но и уважение к ученику, взаимное доверие.
За эти годы Вы работали со многими ведущими солистками Театра Станиславского. Они очень разные на сцене и в жизни, но все едины в том, что называют Вас второй мамой. Каким-то непостижимым образом Вы умеете найти подход к каждой из них.
Когда в 1987 году к нам пришла юная талантливая Наталья Ледовская, Дмитрий Александрович попросил поработать с ней — «привести в порядок». Она стала моей первой ученицей. Потом были Оксана Кузьменко, неповторимая Татьяна Чернобровкина, Кадрия Амирова, Екатерина Борченко, Мария Семеняченко, Наталья Сомова, Ольга Сизых. Вспоминаются также Валерия Муханова, Лилия Мусаварова, Наталья Щелокова. Сегодня репетирую с Ксенией Шевцовой, Оксаной Кардаш.
Все ведущие балерины нашего театра прошли через мои руки. Рада, что из-за границы вернулась Ксения Рыжкова. Придя из Московской академии в наш театр в 2013 году, она стала моей ученицей, сразу громко заявила о себе. Но два года спустя уехала в Германию, была прима-балериной Мюнхенской оперы. За все эти годы мы не теряли связи — я общалась с Ксенией даже по телефону. Сегодня мы вновь работаем вместе, и это замечательно!
Что касается моих педагогических методов, то здесь нет ничего нового: профессионализм, требовательность, но и уважение к ученику, взаимное доверие. При работе с каждой ученицей исхожу из ее данных, стараюсь выявить и потом развивать индивидуальность каждой. Они ведь как глина, а педагог — своего рода скульптор.
За последние годы репертуар Музыкального театра им. Станиславского стал очень разнообразным. Сегодня на его афише классические спектакли соседствуют с хореографией эпохи постмодерна. Ваш театр всегда отличался «лица необщим выраженьем».
Плодотворной эпохой с точки зрения репертуара была эпоха Игоря Зеленского на посту художественного руководителя (2011–2016). У него был хороший художественный вкус, он умел выбирать постановки, интересные для зрителя и подходившие для нашего театра. Наша труппа имеет богатые актерские традиции и нуждается в больших режиссерских спектаклях. Игорь Анатольевич это понимал. Благодаря ему у нас появились такие потрясающие спектакли, как «Майерлинг» и «Манон» Макмиллана, «Баядерка» в версии Натальи Макаровой, «Маргарита и Арман» Аштона, «Восковые крылья» и «Маленькая смерть» Килиана, «Анна Каренина» Шпука, балеты Роббинса, Ноймайера, Пети. Каждая премьера становилась настоящим событием и для артистов, и для зрителей. Думаю, эпоха руководства Игоря Зеленского стала одной из интереснейших в истории нашей балетной труппы.
С 2017 по 2022 годы художественным руководителем балетной труппы был француз Лоран Илер, в прошлом известный премьер Гранд-Опера. За годы своего правления он попытался выстроить репертуар театра по своему вкусу. Было поставлено большое количество одноактных балетов с постмодернистской, зачастую малопонятной хореографией. На это было затрачено много сил и времени, тогда как на сцене нашего театра должны идти более масштабные произведения. По прошествии времени Лоран и сам это понял и поставил «Жизель» и «Дон Кихот» в родных для себя версиях Парижской оперы. На мой взгляд, не самых лучших. Они многого не учитывают, а зачастую и противоречат нашим театральным традициям воплощения этих балетов.
В этом году балетную труппу возглавил молодой хореограф Максим Севагин. Чем сегодня живет ваш театр и каким Вы видите его завтрашний день?
Очень хорошо, что новый худрук не пришел «со стороны». Максим Севагин несколько лет был солистом нашего театра, танцевал в балетах классического и современного репертуара. Он знает стиль коллектива, его традиции. Максим уже выпустил два спектакля — «Ромео и Джульетта» и «Нет никого справедливей смерти». Его хореография идет от музыки, она эмоциональная, есть много интересных находок. Надеюсь, со временем к ней добавится более яркая режиссура — ведь основополагающая идея нашего театра — театр танцующих актеров.
Сегодня мы готовим премьеру (долгожданную, которая все время откладывалась из-за ковида) — «Щелкунчик» Чайковского. Это новое прочтение классического балета известным хореографом Юрием Посоховым. Юрий — хореограф опытный и очень талантливый. Я люблю его хореографию. Она соединяет красоту и точность русской школы и свободу рук, корпуса, свойственную западной традиции. Все вместе дает интересный результат. Завораживает общая слигованность движений. В спектаклях Посохова хорошая режиссура — всегда все прочитывается. Думаю, этот «Щелкунчик» подойдет нашему театру как нельзя лучше.
Главное мое пожелание, чтобы наследие Владимира Павловича Бурмейстера не было забыто. На его балетах выросла наша труппа, они определили ее стиль. Его спектакли необходимы артистам и зрителям. Это наше родное, и нельзя от этого отказываться!
Редакция благодарит пресс-службу МАМТ в лице Германа Терехова за содействие в создании материала.