Санкт-Петербургский театр балета имени Леонида Якобсона пополнил репертуар одноактным балетом «Брух. Сюита». Его поставил Игорь Булыцын — артист и хореограф, чье имя в первую очередь связано с работами театра «Урал Балет». Тата Боева рассказывает, каким получился дуэт позднеромантической музыки и неоклассического балета.
Игорь Булыцын — автор «уральского производства»: и в смысле прописки большинства постановок, и в смысле участия в проектах. Артист Урал Балета, пришедший в труппу незадолго до появления в ней Славы Самодурова (Булыцын поступил в театр в 2009-м, Самодуров — в 2011 году), он быстро начал ставить — в духе местной интенции создания среды своими руками. Из постановщиков, которые сформировались внутри театра, Булыцын сегодня — один из самых опытных. Ставит со времен Dance-платформы 2012 года, успел отметиться с миниатюрами на Конкурсе молодых хореографов Context. Diana Vishneva и фестивале «На грани». Есть в его активе и одноактные балеты: два сочинения для Урал Балета — «Увертюра» 2018 года и «Птицы», одна из премьер сезона 2023/24. Если обобщать выбор Игоря Булыцына как постановщика, можно заметить две тенденции: работа с небалетной и незаигранной музыкой и постоянное предпочтение неоклассического языка. «Брух. Сюита» — первая относительно крупная (не миниатюра, но одноактный балет) работа вне привычных театра и города — следует обеим линиям.
За 13 лет постановочной работы Булыцын перебрал немало музыки, но чаще выбирал в союзники авторов, которые писали либо до середины XIX века (Доменико Скарлатти, Антонио Сальери, Джоаккино Россини), либо сочинителей прошлого столетия и современников (Отторино Респиги, Сергей Гилев, Дмитрий Селипанов). Романтические произведения, большой сегмент симфонической музыки, в котором достаточно авторов, не замеченных на танцевальной сцене, хореограф до поры обходил стороной. Возможно, потому, что холодная, чуть механистичная неоклассика, напоминающая в последние годы работы Уильяма Форсайта, основной пластический инструмент хореографа, сложно уживается с открытой пафосностью и чувством, а порой и яркой изобразительностью композиторов того времени.
Тем интереснее сочетание, образовавшееся в «Брух. Сюите». Для дебюта в Театре балета имени Якобсона Булыцын выбрал, как несложно догадаться по названию, пьесы Макса Бруха. Этот немецкий композитор поколением младше Вагнера застал всю вторую половину XIX века и умер в 1930-х — то есть был современником славы, апогея, угасания и потери интереса к романтизму. Его самого определяют как позднего романтика, а сочинения Бруха отличаются эмоциональностью на грани с патетичности и паточности. Кроме того, композитор тяготел к важной для своего времени теме конструирования национальных идентичностей: сочинял пьесы, стараясь представить на свой лад музыку разных экзотических для XIX века народов: от шотландцев до евреев. Открытый, широкий темперамент, проявленность чувства вкупе с синтезированным народным духом — таким, в частности, был Брух.
Игорь Булыцын обратился к двум его сочинениям: «Сюите для оркестра на русские народные мелодии», которая вошла в спектакль частично, и «Шведским танцам». Если слушать эти вещи отдельно от сценического действа, кажется, что музыка, еще менее подходящая неоклассическому балету, безусловно, существует, но Брух занимает в списке «совершенно иное по выразительности и целям искусство» почетное место. Однако с обузданием потока красивостей и квазинародных мелодий Булыцын справляется любопытным, в том числе чисто техническим способом. Во-первых, «Брух. Сюита» идет под запись — организационная история (небольшой Балет Якобсона ни своей площадки, ни тем более оркестра не имеет, и в таких условиях почти всегда аренда сцен означает работу с фонограммой), которая среди прочего помогает снизить интенсивность воздействия музыки, сгладить ее, причесать слишком буйные вихры. Во-вторых, хореограф предпочел построить спектакль как разбор музыки с карандашом.
«Тела исполнителей частично выполняют функции музыкальных инструментов» — эта фраза из аннотации балета могла бы намекать, что часть партитуры окажется шумовой. На деле это буквальное описание того, как устроены отношения аудиальной и пластической частей. «Брух. Сюита» состоит из коротких эпизодов, разных по настроению и оркестровому составу, — и Булыцын старательно воспроизводит в танце эти характеристики. Если звучат два-три инструмента, на сцене столько же исполнителей. Если инструменты звучат в унисон — будет синхрон. Звук протяжный — и конечности будут тянуться.
Хореография, которую придумал Игорь Булыцын, сама по себе достаточно качественная неоклассика. Натянутые, как тетива, тела, упругие движения. Четкие линии, которые будто бы расчерчивают пространство. Баланс между базовыми па, которые труппа выполняет отточено, аккуратно, и сложными элементами, которые, вероятно, останутся артистам как небольшое домашнее задание на лето. Переключения между отстраненной манерой актерского существования, наследующей принципам Баланчина. Это дополняет минималистичный визуальный ряд — разные оттенки желтого, которыми оперирует художник по свету Евгений Ганзбург, графичная неоновая линия на заднике, которая будто бы отпечаталась желтой, подобной Ротко, чуть неровной полосой на леотардах. Именно как сочетание танца, исполнительской работы и оформления «Брух. Сюита» — неплохое приобретение. Ладный балет «на каждый день», который сделан по понятной схеме: телесный эквивалент музыки.
Многие хореографы-неоклассики ставили и ставят в подобном духе. Булыцын, который часто работает с осмыслением приемов других авторов, в этой своей постановке взялся не за конкретный существующий метод, но способ мыслить и разбирать, который можно назвать одной из основ выбранного им стиля. Есть лишь одна загвоздка. «Брух» расчерчивает музыку, выявляет простые, доступные на первый слух элементы ее строения. Вот инструменты, вот то, как они играют, вот повторяющие это танцовщики. В стороне почти полностью остается настроение, характер выбранных пьес. Артисты Балета Якобсона временами добавляют к неоклассической холодности характер. То промелькнут выразительные взгляды партнеров друг на друга, то открытая улыбка на зал, пробивающая «четвертую стену», то экспрессивный жест.
И все же балету несколько не хватает именно вслушивания в Макса Бруха. Работы с его эмоциональностью, торжественностью, радостью и печалью. Хорошей неоклассики немало, а моменты, подобные придуманному Игорем Булыцыным для дуэта мягкого, скользящего касания лбами, жеста и простого, и нежного, и трогательного, нечасты и, возможно, были бы еще одним способом визуализировать не только устройство, но и дух музыки. Ведь видеть можно не только ноты, но и эффект, который они производят, будучи сыгранными.
Фото: Стас Левшин