К 90-летию Николая Борисовича Фадеечева

Когда сегодня пересматриваешь записи Николая Фадеечева, поражает совершенство его танца, его легкость и органичность. Фадеечев был рожден для классики, чувствовал ее изнутри. Его можно смело назвать эталоном классического танцовщика, первым настоящим премьером Большого театра, задавшим новые параметры мужского классического танца на сцене. Он остался непревзойденным исполнителем партий Альберта, Зигфрида, Дезире. Но Фадеечев не был артистом одной темы. Хозе, Ильяс, Фрондонсо, Армен в его исполнении были темпераментны, несли в себе мужское начало. Актерская многогранность Фадеечева поражала даже коллег.

Сам Николай Борисович был убежден, что на сцене нет мелочей. Он никогда ничего не играл: каждый взгляд, каждый жест, каждое движение выражали мысль, рожденную в мозгу героя, и чувство, захватившее его душу. Критики писали, что у Фадеечева «голубые» принцы обрели плоть и кровь. А он просто отказался от шаблонного исполнения старых партий, наполнил их живым биением сердца. И от своих учеников он требовал предельной искренности в образе.

С именами Галины Улановой и Николая Фадеечева связан триумф балетной труппы Большого театра в Лондоне в 1956 году. Тогда весь мир открыл для себя «Большой балет» и восхитился его совершенством. Дебют Фадеечева в спектакле «Жизель» состоялся случайно, он не должен был танцевать Альберта на тех гастролях. На этом настоял художественный руководитель труппы Леонид Михайлович Лавровский, увидевший в молодом танцовщике талант премьера. Английские критики писали, что московская «Жизель» заново открыла им все совершенство этого балета. Они как будто увидели его в первый раз. И этому во многом способствовала глубокая актерская трактовка образов Жизели и Альберта Галиной Улановой и Николаем Фадеечевым.

Николай Фадеечев был одним из лучших партнеров в театре. По воспоминаниям его партнерш по сцене, он идеально «держал», с ним легко получались самые сложные поддержки и обводки. Фадеечева отличало умение подать балерину. Его талант оценила Галина Уланова — танцовщик стал ее последним партнером на сцене Большого. А многолетний дуэт Майи Плисецкой и Николая Фадеечева вошел в историю мирового балета. Весь творческий путь в театре они прошли вместе. Для великой балерины он стал не только лучшим Зигфридом, Дезире, Жаном де Бриеном, она доверяла ему главные мужские партии на премьерах «своих» балетов. Фадеечев остался непревзойденным Хозе в «Кармен-сюите». Незабываем его Каренин — артист создал роль, достойную драматической сцены. В 1971 году Майя Плисецкая и Николай Фадеечев стали первыми приглашенными звездами Гранд-опера.

Закончив сценическую карьеру в 1977 году, Николай Фадеечев не покинул родной театр — он не мыслил себя вне его стен. Стал преподавать и вошел в историю Большого как один из лучших педагогов, создатель звезд мирового уровня. Александр Богатырев, Вячеслав Гордеев, Андрей Уваров, Сергей Филин, Николай Цискаридзе, Руслан Скворцов… Значимость педагога в балете Фадеечев смог оценить еще в юности на примере своего преподавателя Александра Максимовича Руденко. Талантливый учитель смог раскрыть потенциал отстающего ученика, помог ему поверить в себя. «С него я начался как танцовщик. Всем, что знаю и умею, я обязан только ему», — признавался Николай Фадеечев.

«Честный, скромный, благородный, надежный», — так отзывались о Николае Борисовиче его коллеги. В театре Фадеечева любили и уважали все. До последних дней, несмотря на пандемийные ограничения, Николай Борисович приходил в классы Большого к своим ученикам. Сердца артиста и театра бились в унисон.

Сейчас в фойе Новой сцены Большого театра развернута экспозиция памяти Николая Фадеечева — десятки снимков из архива Большого театра. От них невозможно оторвать взгляд — настолько прекрасна каждая поза танцовщика. Эти фотографии открывают для современного зрителя уникальное дарование Николая Фадеечева.

Марина Кондратьева, народная артистка СССР: «Все балерины мечтали танцевать с Фадеечевым»

Я знала Колю еще со школы. Мы учились в одном классе. Высокий, худенький мальчик с длинными руками и ногами. Помню, как в голодные военные годы делилась с ним хлебным пайком. В классе Александра Максимовича Руденко Коля был лучшим учеником. В училище я исполняла с ним «Мелодию» Глюка в постановке Асафа Мессерера. А в выпускном классе мы, как настоящие артисты, танцевали целый спектакль — «Щелкунчик» в постановке Василия Вайнонена на сцене Большого театра. До сих пор тот день остается в памяти как один из самых волнительных в жизни. Балетмейстер придумал сложные и оригинальные поддержки, но с Колей за них можно было не волноваться — он от природы был идеальным партнером, чувствовал балерину, помогал ей в каждом движении. Как говорят у нас, «держал одним пальцем».

В школе, а впоследствии в театре все балерины хотели танцевать с Фадеечевым. Но в историю театра он вошел прежде всего как партнер Галины Улановой и Майи Плисецкой. Майя Михайловна высоко ценила его как танцовщика и партнера. У них сложился стабильный дуэт. К сожалению, в театре мы танцевали вместе реже, чем хотелось. Когда я видела в расписании репетиций, что моим партнером по спектаклю будет Фадеечев, я была счастлива. Мы танцевали с Колей «Жизель», «Шопениану», «Спящую красавицу», «Лебединое озеро». С тех пор на сцене Большого театра появлялось много великолепных танцовщиков, но для меня Николай Фадеечев до сих пор остается непревзойденным Альбертом, Зигфридом, Дезире.

Когда молодой ленинградский балетмейстер Юрий Григорович переносил свой балет «Каменный цветок» на сцену Большого театра, он выбрал меня и Николая на партии Катерины и Данилы. Хозяйку Медной горы танцевала Майя Плисецкая. Хореографический язык был для нас довольно необычным, но Фадеечев легко справлялся со сложными акробатическими поддержками, которые придумал Григорович.

Уйдя со сцены, мы продолжали встречаться в репетиционном зале, когда репетировали наши ученики. Всю жизнь, начиная с младшей школы и до последнего времени, мы постоянно были рядом. Наверное, это судьба.

Елена Рябинкина, заслуженная артистка РСФСР: «Танец Николая Фадеечева стал моим первым детским потрясением»

Впечатления детства самые сильные, они остаются в сердце на всю жизнь. Одним из ярких детских воспоминаний стал для меня танец Николая Фадеечева. Это было в 1952 году, я исполняла роль маленькой Маши в балете «Щелкунчик» в постановке Вайнонена. Как мне верилось во все то, что происходило на сцене! Когда наступила полночь, мыши стали нападать на Щелкунчика и завязался бой, я, Маша, в ужасе забилась в кресло, в котором сидела на сцене. Как я переживала за храброго Щелкунчика! И вдруг все вокруг как будто посветлело — герой превратился в принца, чей танец и облик были прекрасны. Благородный и надежный, он был похож на моего любимого героя Грея из «Алых парусов». Этим принцем был Николай Фадеечев.

А вот еще одно воспоминание из школьного периода. 1956 год. Мы, учащиеся старших классов, исполняли неаполитанский танец в старой версии «Лебединого озера». Но все наше внимание было сосредоточено на том, как в танце черная дьяволица Одиллия Майи Плисецкой околдовывает благородного Зигфрида Николая Фадеечева. От их дуэта захватывало дух. Это была настоящая магия театра! Плисецкая и Фадеечев казались нам небожителями. Я и мечтать тогда не могла, что буду танцевать с Николаем Борисовичем.

В июне 1959 года, еще будучи выпускницей училища, я дебютировала в партии Одетты-Одиллии на сцене Большого театра. Для меня до сих пор этот дебют — одно из главных событий жизни. Тогда моим принцем был Леонид Жданов — прекрасный и надежный партнер. Но не могу передать свой восторг, когда, придя осенью в театр, я узнала, что моим Зигфридом будет Николай Фадеечев! Это решение худрука труппы Леонида Михайловича Лавровского стало для меня, молодой дебютантки, настоящим подарком. Конечно же, на репетициях я очень старалась, внимательно слушала все, что говорил мне Николай Борисович. У него всегда был талант педагога — он спокойно и доходчиво мог объяснить любую трудность. Танцевать с ним было счастьем. Как партнер он был великолепен, балерине всегда было с ним спокойно. А какой красоты и чистоты был его танец! У Фадеечева были идеальные линии классического танцовщика — даже на фотографии его арабеск завораживает. Он всегда следил за руками, за кистями, никогда не забывал об épaulement. Легко двигался по сцене, все взлеты и приземления с высоких прыжков выходили у него абсолютно бесшумно. А то, как он блестяще исполнял труднейшую прыжковую вариацию, вызывало восторг и в зале, и на сцене.

Количеством вращений никогда не злоупотреблял, считая это скорее трюком. Но даже пару пируэтов исполнял необыкновенно красиво.

В следующем, 1960-м, году Леонид Михайлович Лавровский возобновлял «Раймонду», и снова мы танцевали вместе с Николаем Борисовичем: я дебютировала в заглавной партии, он был Жаном де Бриеном. Эта роль очень шла Фадеечеву. Казалось, он был рожден для ролей благородных рыцарей. Он никогда не изображал благородство — оно было у него в крови. А еще Николай Борисович был очень музыкален — характер любого движения зависел у него от настроения в музыке. А так как за пультом тогда стоял невероятно темпераментный Евгений Федорович Светланов (он иногда даже подпрыгивал в кульминационные моменты), то наши спектакли проходили на большом подъеме. Технических преград для Фадеечева не существовало. Он легко выполнял сложные поддержки, которыми изобиловала эта постановка (а они давались далеко не всем). А как элегантно он начинал и кончал вариацию в пятую позицию.

В том же 1960 году балетная труппа под руководством Леонида Михайловича Лавровского поехала на гастроли в Данию. Тогда гастрольные поездки были еще редкостью, считались очень ответственными. Тем более в Дании — стране со своими балетными традициями, заложенными еще Августом Бурнонвилем. Нас там ждали, хотели увидеть русский стиль танца. После триумфа 1956 года в Лондоне «Большой балет» был желанным гостем повсюду. Вместе с Николаем Борисовичем я танцевала второй акт из «Лебединого озера». Успех превзошел все наши ожидания, датские критики писали о нашей труппе с восторгом. Куда бы мы ни приезжали, пресса называла Николая Фадеечева идеальным принцем сцены, восхищаясь совершенством его техники и владения образом.

Позднее судьба сводила меня на сцене с Николаем Борисовичем в спектаклях «Жизель» и «Спящая красавица». Помню, как перед вторым актом «Жизели» я — Мирта — всегда разогревалась в кулисах у станка, а Фадеечев тоже был там, повторяя одни и те же движения своей партии. Он никогда их не менял, только то, что нужно по тексту, как «Отче наш». И в этом тоже была особенность Фадеечева — он все делал очень разумно, последовательно доводя до идеала.

В 1967 году в Большом театре состоялась премьера балета «Асель» молодого балетмейстера из Ленинграда Олега Виноградова по мотивам повести Чингиза Айтматова «Тополек мой в красной косынке». И музыка, и хореография были остросовременными. Я танцевала Кадичу — вторую по значимости женскую роль, а Николай Борисович был Ильясом. И тут я увидела совершенно другого Фадеечева — дерзкого, бесшабашного парня из нашего времени. Меня эта метаморфоза потрясла — настолько был велик контраст с предыдущими ролями! С нами репетировала Галина Сергеевна Уланова, так как партию Асели готовила ее ученица Нина Тимофеева. До сих пор помню ее точные глубокие замечания, которые касались актерского наполнения образов.

Меня всегда поражала любовь Николая Борисовича к балету, его неравнодушие. Я часто видела его в зрительном зале на спектаклях коллег. Помню, встретила Фадеечева на живописной выставке Владимира Васильева. Все, что было связано с родным искусством, было ему интересно. Он часто, еще будучи премьером, приходил в Московское хореографическое училище, смотрел на подрастающее поколение. Когда в 1990-е годы я заведовала кафедрой классического танца в Московском государственном университете культуры и искусства, пригласила Николая Борисовича дать моим студентам мастер-класс. И он откликнулся, приехал, посмотрел уровень подготовки ребят и сделал очень ценные замечания.

Уйдя со сцены, Фадеечев остался в театре и стал прекрасным наставником для молодого поколения. Из многих талантливых ребят он сделал звезд мирового уровня. Как педагог, Фадеечев прорабатывал все до мелочей, особенно обращая внимание на чистоту работы рук, требовал, в частности, чтобы движения исполнялись не фронтально, по западной традиции, а в эпольман, как того требует русская школа. Николай Фадеечев был настоящим хранителем традиций русской, московской школы в стенах нашего театра.

Я радуюсь, что имя Фадеечева — и как танцовщика, и как педагога — не сходило с афиш Большого театра почти 70 лет. После отца здесь танцевали и продолжают танцевать его талантливые сыновья — Алексей и Александр. Николай Борисович Фадеечев основал настоящую балетную династию Большого театра.

Сергей Филин, народный артист России: «Фадеечев шел в театр, чувствуя свою необходимость ученикам. И был счастлив этим»

Я пришел в театр в 1988 году и к Николаю Борисовичу Фадеечеву попал не сразу. Первые свои партии я делал под руководством замечательного педагога Николая Романовича Симачева. Однако через несколько лет, уже будучи ведущим солистом, я почувствовал необходимость совершенствования. Я очень хотел заниматься у Николая Борисовича, поэтому пришел к нему сам. Между нами сразу установилось взаимопонимание. Я доверял ему абсолютно во всем. Фадеечев был простым, благородным человеком. Мы, ученики, называли его папкой, и это очень подходило Николаю Борисовичу — он был в обращении мягким и спокойным, но в работе максимально требовательным. Поначалу меня удивляло его спокойствие, отсутствие крика, накала эмоций, но в этом и был его метод. Красивыми словами он умел «лепить» своих учеников, не переделывая под себя.

Однажды на репетиции я спросил его, почему он не показывает сам движения. На что он мне ответил: «Я, конечно, могу показывать, но тогда ты будешь копировать меня, а я хочу раскрыть твой потенциал». С тех пор я перестал задавать подобные вопросы, а очень внимательно слушал все замечания Николая Борисовича и старался их исполнять. Каждое движение он умел сделать максимально органичным и музыкальным. Музыкальность Фадеечева была волшебной: он заставлял слышать каждую ноту и все движения пропускать через музыку. Он любил повторять: «Прежде чем начинать танец, остановись и послушай музыку — в ней расписаны все движения. Музыка подскажет, где надо взлететь, где вращаться, а где остановиться. В музыке уже все есть. Нужно только это услышать».

Он всегда искал красивые переходы от одного движения к другому. Для него танец заключался не только и не столько в отдельно взятых движениях, но именно в связках. Именно в переходах между движениями ты должен был быть еще более органичен, еще более красив. Никогда он не разрешал выходить на сцене из образа. И вот это-то и было самым сложным в работе. Главной задачей была легкость, ты должен был стоять выше трудностей техники. Для Николая Борисовича главным было наслаждение пребыванием на сцене. И мне этот посыл безумно нравился.

Мы работали вместе над многими партиями. Зигфрид, Дезире, Щелкунчик, Базиль, Солор, Альберт, Джеймс в «Сильфиде», Таор в «Дочери фараона», даже Граф Вишенка в «Чиполлино» — все они были сделаны Фадеечевым со мною с его тончайшим чувством стиля, четкостью актерских формулировок. И иногда даже с юмором.

Бывали случаи, когда я делал какую-то партию с другим репетитором. Особенно если речь шла о постановках западных хореографов. Но когда я приходил в класс к Николаю Борисовичу, он как будто брал яркие краски и начинал раскрашивать партию. Например, мы в театре делали балет «Тщетная предосторожность» в хореографии Фредерика Аштона. Под руководством английских репетиторов я выучил партию Колена, и, казалось бы, она была готова. Но когда мы стали с Николаем Борисовичем отшлифовывать нюансы, он внес в нее столько оттенков, что я открыл эту роль для себя заново. Но, так как эта роль получалась несколько иной, я попросил Николая Борисовича вернуться к первоисточнику Аштона, и он, конечно же, согласился.

Фадеечев был уникален как человек. Он подкупал своей человечностью. Всегда находил какие-то слова поддержки и на репетиции, и после спектакля — даже если были ошибки в исполнении. Просто говорил: «Забудь о неудачах. Это уже история. Будем двигаться дальше». И в этом был весь Фадеечев — он жил будущими успехами своих учеников. На урок всегда приходил в хорошем настроении, говорил спокойно, ни на чем не настаивая, но как бы исподволь подводя тебя к овладению максимально трудными элементами. Багаж его знаний был велик — он находил новый подход к уже избитым образам. Будь то Базиль, Солор или, скажем, Иван Грозный — каждую роль он умел заставить заиграть новыми красками. Он придумывал новые связки. И когда нам удавалось достичь успеха, Фадеечев был по-настоящему счастлив. Он шел в театр, чувствуя свою необходимость ученикам.

Марина Тимофеевна Семенова говорила мне: «Ты Колю слушай, он плохого не скажет. В нем порода. А порода — это все». Фадеечев был человеком высочайшей культуры и породы. И вот эту породу он привнес в балет. И это бесценно. Благодаря своим уникальным данным он создал новую эстетику мужского танца.

Я бесконечно благодарен Николаю Борисовичу за все, что он дал мне. Его мудрость помогает мне жить и сегодня. Я — счастливый человек. Я пришел в Большой театр, когда там работали Галина Сергеевна Уланова, Марина Тимофеевна Семенова, Николай Романович Симачев и, конечно же, Николай Борисович Фадеечев.