5 ноября празднует юбилей народный артист России Михаил Крапивин. Вся его жизнь, творческая и семейная, неразрывно связана с Музыкальным театром им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко. Здесь он состоялся как танцовщик, поражавший публику невероятной легкостью танца и сценическим темпераментом. Творческий дуэт Михаила и Галины Крапивиных остался в истории театра как один из лучших. На них создавали партии в своих балетах Владимир Бурмейстер, Алексей Чичинадзе, Дмитрий Брянцев, Том Шиллинг. Вот уже более тридцати лет Михаил Вольевич работает в театре Станиславского педагогом. Не просто педагогом, но «домовым» спектаклей, по собственному выражению, хранителем традиций родной сцены. А еще Михаил Крапивин — основоположник известной балетной династии Крапивиных-Смилевски, в которой уже (или пока еще) четверо народных артистов России! Все-таки талант передается по наследству. О том, что балет станет его судьбой, московский мальчик Миша в своем безоблачном детстве даже не подозревал.
Вы сами выбрали балет?
У меня не было выбора. До определенного возраста все решают родители. И это был выбор моей мамы. Я в детстве одновременно занимался хореографией в Доме пионеров, фигурным катанием во Дворце спорта в Лужниках и еще работал с семи лет в трех модельных агентствах. Я сам звонил в Дом моды на Кузнецком мосту и спрашивал, нужен ли им мальчик тридцать шестого размера. Конечно, свободного времени у меня совсем не было. Но занимался всем этим с удовольствием. Даже выиграл чемпионат Москвы по фигурному катанию среди мальчиков своего возраста. Еще я очень любил читать. А так как времени днем не было, то читал по ночам. Буквально проглатывал книги, что впоследствии сослужило хорошую службу — ведь на сцене виден интеллект танцовщика, или его отсутствие.
Когда мне исполнилось девять лет, мама записала меня на просмотр в Московское хореографическое училище. Тогда оно находилось на Пушечной улице, совсем рядом с Домом моделей на Кузнецком. Кандидатов из мальчиков было 300 человек. Сейчас я понимаю, что данные у меня были средние — я бы с такими точно не взял! Но меня взяли. И началась моя жизнь в балетном классе. Руководила училищем Софья Николаевна Головкина, сделавшая очень много для развития хореографического образования.
И педагоги у вас были потрясающие.
Артист начинается с того, кто его слепил. Настоящий педагог способен создать талантливого танцовщика из ничего. Их всегда было очень мало, а сейчас просто нет. Преподавать основы балета в младших классах — дело самое трудное и неблагодарное. Заложенная база определяет в дальнейшем судьбу артиста — переучивать в старшем возрасте очень трудно, практически невозможно. Мне повезло, что педагогом в младших классах у нас была опытнейшая Е.А. Лапчинская. В средних много мне дал Владимир Никонов. И конечно, Леонид Тимофеевич Жданов, у которого я выпускался. В прошлом ведущий танцовщик Большого театра, художник и талантливый фотограф, он занимался огранкой учеников последних двух курсов.
Педагог в театре не менее важен.
И опять мне повезло. Придя в театр, я попал к представителю славного рода Азариных-Мессереров Науму Маттаньевичу. Он сделал из меня танцовщика. Азарин был гениальным педагогом. На его счету шесть золотых лауреатов международных конкурсов. Замечу, что в 70–80-е годы уровень конкурсов был необыкновенно высок. Приезжали лучшие танцовщики со всего мира и из союзных республик. Была задача отстоять и честь страны, и честь родного театра. Главным для участника было то, чтобы его заметили на первом туре. Для этого мы с Наумом Маттаньевичем взяли вариацию Франца из «Коппелии», которая шла у нас в театре в постановке А. Чичинадзе, и полностью ее переделали в виртуозную, с национальным колоритом. Также поступили со второй вариацией Бирбанто из балета «Корсар» балетмейстера Гришиной. Получилась яркая заявка о себе в начале конкурса. Я для жюри и зрителей был абсолютно неизвестен, не представлял престижные Большой или Кировский театры, но по результатам первого тура получил больше всех баллов. На Московском конкурсе балета 1977 года я победил вопреки прогнозам и надеждам некоторых членов жюри. Наум Азарин очень разумно выстраивал стратегию участия в конкурсе для своих подопечных и добивался потрясающих результатов. Кроме меня, золото на международных конкурсах взяли Станислав Исаев, Александр Горбацевич, Ильгиз Галимуллин, Владимир Малахов. А Ирек Мухамедов был удостоен Гран-при Московского конкурса. И опять же благодаря мудрому руководству Азарина. Чтобы Ирек был так же убедителен в дуэтах, как и соло, Наум Маттаньевич решил дать ему в партнерши опытную балерину, приму нашего театра и мою супругу Галину Крапивину. И это сработало. Подобную комбинацию Азарин подобрал для конкурса 1973 года: пригласил меня быть партнером своей японской ученицы Мидори Каяма. До третьего тура она не дошла, а меня ангажировали танцевать с болгарской участницей, чей партнер не прошел. Представлял сразу двух балерин! Тогда я получил премию за лучшее партнерство. Майя Плисецкая удивлялась, почему такие танцовщики, как Крапивин, появляются на конкурсе только в качестве партнеров.
В 1976 году я взял вторую премию на конкурсе в Варне. Танцевал с высокой температурой, приезжал в театр из местной больницы, куда попал по приезде. Было неимоверно тяжело. Но «шел на амбразуру за Родину»!
Победы на конкурсах повлияли на ваше положение в театре?
Да, в худшую сторону.
Сегодня зачастую выпускники балетных училищ сразу получают репертуар солистов. Вы начинали с кордебалета.
Есть танцовщики, премьерский потенциал которых виден уже на выпуске. Им сразу можно давать ведущие партии. Примером могут служить народная артистка СССР Маргарита Дроздова или моя дочь Наталья. Я на выпуске в училище получил пятерку, был виден добротный материал. Но мне нужно было пройти долгий путь и в классе, и на сцене. Я начал прибавлять в мастерстве года через три. Тогда появились сольные партии.
В Театре Станиславского вы работали со многими талантливыми хореографами: Владимиром Бурмейстером, Дмитрием Брянцевым, Алексеем Чичинадзе, Томом Шиллингом. Сотрудничать с такими мастерами — подарок судьбы для артиста.
Владимир Павлович Бурмейстер — это тот человек, который вывел нашу труппу на высокий уровень и не дал ей пропасть. Я его воспринимал как инопланетянина — столько в нем было силы духа и воли к победе. Бурмейстер понимал, что наш театр сможет выжить в конкуренции с Большим только благодаря самобытности. И не прогадал. Репертуар театра Станиславского всегда был настолько оригинален и интересен публике, что часто на входе конная милиция стояла. Владимир Павлович позволил нам с женой состояться как солистам. Поставил на нас с Галиной Николаевной свой балет «Белеет парус одинокий».
Как говорится, раньше были времена, а теперь мгновенья. Бурмейстер, а за ним и Чичинадзе были не просто балетмейстерами, а балетмейстерами-режиссерами. У них бывали очень хорошие исполнители, бывали не очень, но спектакля они не портили. Настолько все было идеально драматургически выстроено.
Нашему поколению повезло — мы пришли в Театр Станиславского, когда афиша была необычайно богатой. Труппа была меньше и построена на других принципах, нежели сейчас. Не было строгого деления на этуалей и вторых солистов. Коротко говоря, все танцевали всё. Я, например, будучи ведущим танцовщиком, танцевал и ведущие, и второстепенные партии. И так было у всех. Жизнь была очень интересная, мы танцевали невероятно много.
Как сложился ваш дуэт с Галиной Крапивиной?
Еще со школы. Леонид Тимофеевич Жданов, преподавший кроме классического танца еще и поддержку, нас поставил в пару. Я был достаточно субтильным, и мне трудно было подобрать партнершу, только миниатюрная Галя подошла идеально. На выпуске мы танцевали дуэт из «Тщетной предосторожности». Требовательный Жданов умел научить поддержке. За всю карьеру в театре я не уронил ни одной партнерши, какой бы комплекции она ни была. Все приемы, которым нас обучал Леонид Тимофеевич, я тщательно храню и показываю своим ученикам.
А как состоялся переход на репетиторскую работу?
Век балетного артиста короток. Да и я немного раньше закончил из-за травмы. У меня появилось больше времени. Поступил на педагогическое отделение балетмейстерского факультета ГИТИСа. После его окончания меня пригласили преподавать в Московское хореографическое училище. Поначалу дали мне очень сложный класс, который никто не хотел брать. Я сразу попал «на передовую». Работать с недоученными детьми было сложно, пришлось задействовать все свои знания и опыт, чтобы как-то выправить их. И удалось добиться результата — двоим на госэкзамене даже пятерки поставили, что крайне редко у нас бывает. А следующий класс мне дали хороший. Мальчики там были способные, достаточно упомянуть Николая Цискаридзе. Хочу сказать, такой ученик, как Коля, стал для меня подарком: он с детства был «озарен» классическим танцем, очень много читал. В нем от природы заложено стремление постоянно прибавлять и как танцовщику, и как личности. Приходилось иногда останавливать его в попытках «перепрыгнуть себя», сделать еще сложнее. В юном возрасте нельзя перетруждать «аппарат».
Также в училище я вел класс поддержки. Недолго. Но мы успели подготовить выпускной экзамен. Мне хотелось сделать его оригинальным, и в качестве аккомпанемента я взял записи симфонической музыки вместо рояля. Получилось здорово, и этот мой почин подхватили другие педагоги.
По завершении карьеры вы стали педагогом-репетитором в родном театре. Нагрузка ничуть не уменьшилась, а ответственность возросла: у вас были репетиции и с солистами, и с кордебалетом. Кроме того, вы неоднократно восстанавливали и переносили балеты не только в России, но и за рубежом. А это предполагает глубокое знание спектакля.
Работа репетитором трудна. Каждый раз ты заново собираешь любой спектакль, отрабатываешь нюансы, приводишь к единому знаменателю работу разных репетиторов с солистами и кордебалетом. Балеты Бурмейстера невозможно сложить как пазл из разрозненных кусочков, в них все выстроено на непрерывной режиссерской линии. Вот этим я много лет работы в театре и занимаюсь. У каждого балета должен быть свой «домовой» — хранитель.
А переносом спектаклей занялся неожиданно для себя самого. К тому времени я уже много лет был репетитором. Владимир Васильев поставил в нашем театре свой вариант «Ромео и Джульетты». Спектакль был очень интересный и по режиссуре, и по хореографии, и по сценическому решению. Я считаю, что это лучший балет Васильева-хореографа. Володя предложил нам с Галиной Николаевной перенести его в Литву. Получилось удачно. Литовская труппа танцевала этот балет с успехом, неоднократно гастролировала с ним по всей Европе. Потом перенес васильевского «Ромео» в Латвию. Затем была работа по переносу этого спектакля в Рио-де-Жанейро. У меня наработался большой опыт переносов спектаклей. Несколько раз переносил «Щелкунчика» В. Вайнонена: в Македонию, на сцену нашего театра, для Московской академии хореографии и Детского театра Н.Сац. Приходилось иногда что-то менять, сочиняя в стилистике Вайнонена. Также и при переносе «Эсмеральды» в Ростов-на-Дону менял какие-то моменты, чтобы избежать архаичности, омолодить хореографию, прибавить виртуозности корифейским номерам.
С вас началась известная ныне балетная династия. Вы хотели, чтобы дочь пошла по вашим стопам? Ведь балет — это настоящая каторга в цветах.
Дети и внуки состоялись скорее вопреки нашей с Галиной Николаевной известности. Наташа очень переживала по поводу разговоров о протекционизме, блате. То, что мы с женой были ведущими солистами Театра Станиславского, заслуженными артистами (на тот момент), ей очень мешало. А ее балеринский потенциал был виден уже в выпускном классе. Еще до выпускных экзаменов Наташа станцевала сложнейший «Дон Кихот» у нас в театре. И станцевала блестяще!
Также и внук Дмитрий. У него были замечательные педагоги в училище, как и сегодня в театре. Я им горжусь! Как-то сидя на спектакле Димы в Большом, мы с его отцом Георги Смилевски восторженно переглянулись — мы в его возрасте так не танцевали! У него от природы необыкновенная чистота формы, необходимая для классического танца.
Подрастает еще один балетный внук — Александр. Учится в четвертом классе Академии хореографии. Радует, что данные у него хорошие, отцовские. Конечно, невозможно знать наперед, будет он танцовщиком или нет, но Бог ему дал все, что необходимо для балета. Семилетняя внучка Настя пошла в этот год в первый класс. Она занимается бальными танцами, хореографией, художественной гимнастикой — день расписан по минутам. Как у меня в детстве. Станет ли она балериной — посмотрим. Я за эволюционное развитие.
Вся ваша жизнь посвящена балету без остатка. Балет — искусство сильных. Оно требует максимальной концентрации душевных и физических сил. Что мотивировало вас?
Как известно, в мире есть семь чудес света. Восьмое — это классический балет. Искусство, созданное из ничего, существующее по своим строгим законам и правилам. Но это чудо эфемерно, его легко потерять, если дать слабину, нарушив какое-либо из правил. Всю жизнь стараюсь хранить законы классического балета и передавать их другим.
Интервью: Анна Ельцова
Фото предоставлены пресс-службой МАМТа.