Весной 2025 года в Музыкальном театре Республики Карелия вышел балет «Маскарад». Главный балетмейстер театра Кирилл Симонов перенес действие когда-то скандальной драмы Михаила Лермонтова в эпоху ар-деко и сочинил на ее основе неоклассический литературный балет. Тата Боева отправилась в Петрозаводск, чтобы выяснить, как выглядят сегодня нарративные постановки и как на пластическое воплощение текстового «золотого фонда» влияют школьная программа и опера.
Начнем с оперы, точнее, с режоперы — сокращения от «режиссерская опера», которое вполне точно отражает ее суть. Итак, режопера: авторское переосмысление материала. Признаки: перенос действия в другую эпоху, подчеркнутые параллели с другими произведениями и рифмование всего со всем, часто достаточно свободное. В музыкальном театре режопера, когда-то прорывная, истерлась до такой же формальности, как консервативная «шубная» опера. Но что перестало работать в одном месте, может прийти в другое — и петрозаводский «Маскарад» фиксирует интеграцию режоперного метода в балет.
Лермонтов, неоклассический лексикон, Одетта и Одиллия, эстетика ар-нуво и «Великого Гэтсби», атмосфера тревожного суетливого ража, — сходств немного, но если копать, обнаружить можно. Именно раскопками отдаленных параллелей, кажется, и занялись хореограф Кирилл Симонов и написавшая либретто Анастасия Рахманова. «Маскарад» — пьеса о пороках общества; общество особо порочно в сейсмически неустойчивые времена. Таких периодов немного, одно из самых эффектных и доступных легально к показу — эпоха перед Первой мировой, когда мир то и дело потряхивало. В пьесе есть две женщины: одна чиста, другая испорчена — очень похоже на «Лебединое». Мужчина сгорает от ревности и сходит с ума. «Отелло» — слишком просто; давайте сравним с Достоевским — там тоже неистовые любовники убивают всех подряд. А как это показать? Неоклассика тоже появилась между войнами и что-то отразила. Чтобы сцену точно потрясывало, взять много разнообразного Хачатуряна — благо, помимо популярного «Вальса» он написал много вывернутой, искривленной, выгнутой музыки. Точно ли такая цепочка ассоциаций предшествовала воплощению «Маскарада», может ответить только креативная команда. Но так выглядит готовый спектакль — и это логика даже не условно-балетная (для нее докопали слишком глубоко), а именно режоперная.
Пересобрать вещь. Найти, как она рифмуется с современностью, даже если это простая рифма. Соединить разнородные элементы, даже если связь условна.
Во многом из-за подхода — назовем его режбалет — «Маскарад» выглядит как спектакль, в котором большинство элементов будто бы случайно встали на место и в то же время составляют единую мысль. Очень тряскую, извивающуюся мысль.
Почему ар-деко? Почему ресторан, зал казино или дорогой круизный лайнер? Почему Лермонтов встретился с Владимиром Бегичевым, либреттистом «Лебединого», и почему к ним присоединился на последних сценах Достоевский? Почему сцена увешана эффектными занавесями из цепочек, которые выглядят как украшение двери у бабушки и грозно звенят при каждом касании? Потому что, если достаточно хорошо подумать, все это рассказывает историю роковой любви в неустойчивые времена. И в этом смысле петрозаводский «Маскарад» собран с выдумкой, но по принципу интерпретации произведений для изучения в школе: по поверхности смысла.
Формально Кирилл Симонов работает на территории драмбалета, но от лермонтовского исходника и тем более от его пересказа движением осталось немного. Скорее это основанные на литературном источнике балетные сцены — всполохи, переходы от точки к точке. Одни любили и приревновали, другие играли, кого-то убили, кто-то впал в неистовство. Движение сюжетно рваное, но эмоционально цельное. Воспроизведение неточное, но временами западающее в душу больше, чем подробный разбор. «Маскараду» не хватает аналитической работы с источником, вплоть до потери ответа на вопрос «почему Арбенин травит Нину», — но достает пластической передачи состояний героев, которые могут побудить зрителя узнать, что же они так страдают, самостоятельно.
Структурно и хореографически Кирилл Симонов решил «Маскарад» как неоклассический балет — со всеми достоинствами и недостатками, присущими направлению. По способу мышления постановка больше напоминает английский драмбалет, где множество полуабстрактных номеров, в конце концов, собираются в историю, чем советского его собрата с акцентом на транслитерирование литературы: довольно редкий в России пример оригинальной продукции. Это череда отдельных соло, дуэтов, ансамблей — что поддерживает впечатление «сцен», осколков истории. Первый акт отдан преимущественно четырем главным героям — Нине, баронессе Штраль, Арбенину, Звездичу, которые постепенно раскрываются в танцах. Второй — череда кордебалетных номеров, которые порой заслоняют развязку истории: решение неочевидное, но притом любопытное, намекающее, что в лихорадочно веселые времена вечеринка поглотит любые драмы, превратит их в фон для литров шампанского и угара.
«Говорит» петрозаводский Лермонтов тоже на языке неоклассики, но в особом виде. В сезоне 2024/25, когда премьера только вышла, неоклассика стремительно превращалась в коллективных руках действующих хореографов в просто стиль, безвекторный инструмент, которым можно решать разные, в том числе не свойственные направлению, задачи. Симонов, мастеровитый автор-неоклассик с хорошо поставленной рукой и способностью сочинять качественные танцы, показывает, что стиль иногда можно использовать только как набор характерных приемов, — и от этого он немного потеряет. «Маскарад» танцует местами избыточно суетливо, местами переусложненно, местами стесненно (петрозаводская сцена слишком мала для динамичных ансамблей, которые Симонов ставит как под масштаб Мариинки). И добротно, как завещали американские мастодонты.
Возможно, неоклассическое «тело» хореографии подтянуло в спектакль и привычку думать ассоциациями. Едва ли не основным противостоянием становится не любовная линия, не подозрения Арбенина или сложносочиненный роман Звездича, а сопоставление Нины и баронессы Штраль, решенное через извечных балетных антиподов Одетты и Одиллии. Юки Окоти танцует Нину нарочито пассивной, плавной, но все более и более тревожной по мере приближения финала. Баронесса Мао Фудзиморо — напористая, победительная, будто партия Черного лебедя разрослась и теперь занимает два акта.
К «Маскараду» Кирилла Симонова можно подходить с разным инструментарием — и получать противоположные ответы. Его можно хвалить за знакомство с классикой и авторское осмысление. Но в нем же можно упрекнуть за приблизительную работу со сценарием, суетливость, несоизмерение масштабов и переиспользование приемов. Яркий пример последнего — когда артисты начинают выкрикивать «Маскарад» (то ли лермонтовский, то ли угаровский), в тот самый момент, когда танец стоило бы оставить говорить самому за себя, без помощи драматического театра. Но если разбирать вещь по принципам ее устройства, искать отдаленную ассоциацию, которая все объяснит, спектакль складывается. Показная роскошь разбитого вдребезги душевно и неустойчивого финансового общества, оголтелый праздник на костях — это эстетика boom boom, она же громкое богатство, сменившая тихую роскошь, очередной всадник рецессии. Люди, которые тратят как в последний раз и так же развлекаются, спасаются от реальных чувств и забивают их блестками, каменьями и танцами-танцами-танцами, — мы это видим в реальном времени: бесконечный маскарад как уход от проблем, маска как ширма от боли.
Фото: Виталий Голубев