Интервью

Тони Канделоро

Автор Ольга Угарова

18.03.2023

В конце марта Мариинский театр покажет свою первую за несколько лет масштабную классическую постановку: императорский хит «Дочь фараона», который создал в 1862 году Мариус Петипа. Тогда этот спектакль стал триумфом мастера, позже в нем блистали Матильда Кшесинская, Ольга Преображенская, Анна Павлова и Ольга Спесивцева, а сама постановка не покидала афиши 60 лет. Работать над реставрацией пригласили итальянца Тони Канделоро. Исследователь, танцовщик и балетмейстер приехал в Петербург, чтобы на основе знаменитых нотаций Николая Сергеева и собственных архивов вместе с труппой показать на петербургской сцене стиль XIX века. В первом эксклюзивном интервью в России постановщик рассказывает о легендарном спектакле Петипа, своих балетных архивах и дружбе с уникальными балеринами — от Марики Безобразовой до Карлы Фраччи.

Несколько месяцев назад вас пригласили поставить балет «Дочь фараона» на сцене Мариинского театра. Что для вас значит этот спектакль?

Для меня это особенное произведение искусства Мариуса Петипа. Работа «Дочь фараона» стала для него дебютом в большой форме. В нее он заключил все, что знал о мире балета и танца на тот момент: драматическую хореографию, изящность романтизма, пантомиму, итальянскую технику и виртуозность. Петипа вложил в постановку весь свой опыт и насмотренность, чтобы показать вершины искусства и императорского балета. Мне кажется, идея возродить этот спектакль, которой заразились Валерий Гергиев и Юрий Фатеев, — большой подарок и театру, и зрителю.

Достаточно ли для реставрации старинной «Дочери фараона» знаменитых записей режиссера Николая Сергеева по системе Степанова, которые хранятся в Гарварде?

Они составляют основу, но, безусловно, исключительно их для более полной картины, увы, недостаточно. Дело в том, что в этой реконструкции мне помогли личные архивы, которые я составил благодаря воспоминаниям учеников и артистов, заставших Юлию Седову, Ольгу Преображенскую, Любовь Егорову. Мне посчастливилось в 1980-х и 1990-х годах общаться и близко дружить в Париже с «наследниками» их танцевального искусства.

Кто стал для вас проводником в этом мире?

Сначала блистательный педагог Марика Безобразова, мой наставник в академии балета в Монако, некогда танцевавшая в компании «Русский балет Монте-Карло» под руководством Михаила Фокина. А потом — знаменитая критик и писатель Ирен Лидова, (у нее дома я останавливался, пребывая в Париже).

Уникальный опыт!

Абсолютно! Но если говорить именно про хореографию, которую мне удалось зафиксировать, то стоит отдельно отметить Нину Тихонову. Она тоже была ученицей Ольги Преображенской, а после танцевала у Иды Рубинштейн и Брониславы Нижинской. Выдающаяся Преображенская делилась с ней репертуаром, а она делала заметки. В результате, когда мы сошлись в 1980-х годах, она передала мне ту хореографию, которую когда-то на сцене Императорского Мариинского театра танцевала сама Ольга Преображенская — не только «Дочь фараона», но и другие спектакли, и, конечно, мне посчастливилось оценить всю красоту стиля, вкуса и формы балета Петипа практически из первых рук.

Что вам тогда особенно бросилось в глаза?

Это не была акробатика: тело являлось инструментом, который прежде всего трогал душу. Мы должны помнить этот опыт, уважать и понимать его, тогда эволюция танца будет идти по правильному пути, а не стремиться к гимнастике и спорту.

Получается, вы так или иначе работаете с наследием Петипа больше 30 лет?

Не только Петипа, но и Фокина. Судьба подарила мне знакомство и дружбу с Марикой Безобразовой, работавшей с Фокиным и перенявшей в том числе и его стиль. Ее персона занимала особое место в мире балета на протяжении нескольких десятилетий: она основала свою академию в Монте-Карло, ту, что мы теперь знаем как Академию принцессы Грейс, разработала свою систему обучения на основе методики Агриппины Вагановой и французской школы, возглавляла школу балета при оперном театре в Цюрихе, сотрудничала с Римской оперой и Штутгартским балетом. Я помню, как к нам в академию приезжали давать классы и вести репетиции Тамара Туманова и Антон Долин, а с Сержем Лифарем мне даже удалось поработать за два года, как его не стало. Он мне дал разрешение исполнять его некоторые хореографические номера.

Что вам запомнилось после этих репетиций?

Лифарь объяснял эмоции: он делился чувствами, а не движением — и баста. Это было незабываемо.

Если говорить о том, что действительно на меня повлияло, то стоит отметить именно людей, которые несли в своем искусстве наследие Петипа и Фокина.

С чего началась ваша балетная жизнь?

С того, как я увидел на сцене звезд Паоло Бортолуцци и Лучану Савиньяно. На тот момент я занимался живописью, но даже ребенком чувствовал, что это в полной мере не делало меня свободным. Именно балет меня потряс, и родители отвели в школу танца. Однажды к нам в школу приехала провести конференцию Ирен Лидова вместе со своим мужем, культовым балетным фотографом Сержем Лидо: это было первое близкое знакомство с русской культурой. А в 15 лет я уже попал под крыло Марики Безобразовой. После окончания академии в Монте-Карло меня довольно быстро стали звать выступать на всевозможные гала и в разные труппы как приглашенного артиста. Фортуна привела меня и к Биргит Кульберг, и к Альберто Алонсо, и к Тьерри Маландену.

В вашей карьере танцовщика случались и блистательные дуэты с Алессандрой Ферри, Галиной Пановой и Карлой Фраччи.

Со всеми у меня складывались особенные дуэты. Но, наверное, самая запоминающаяся синергия случилась именно с Карлой Фраччи. Еще в школе стало ясно, что у меня непростой характер, с которым, признаться, было нелегко и самому. С Карлой же у меня складывались очень теплые взаимоотношения. Надо сказать, что ее можно назвать человеком таланта, который не знал границ. Работать с ней было чудом.

Что оставило в вас наибольший след — классика или модерн?

Сначала я влюбился в классический танец, но потом выяснилось, что модерн — естественная часть меня. Но если говорить о том, что действительно на меня повлияло, то стоит отметить именно людей, которые несли в своем искусстве наследие Петипа и Фокина. Все они принадлежали большой культуре. Это меня очаровывало и развивало артистически и эмоционально. Именно они, в том числе незабываемые Алисия Маркова и Александра Данилова, показали мне, что красота, если ты ее уважаешь и понимаешь, может быть способом жизни.

Следуя этому девизу, вы начали собирать свою балетную коллекцию?

Моя страсть и любовь — танец. Можно сказать, что коллекция — это продолжение меня, то, что не выразить и не передать словами, мое убежище, а иногда и спасение от одиночества.

Чему посвящено ваше собрание?

В основном Сергею Дягилеву. Это костюмы, личные вещи, фотографии, книги, графика. Кроме этого, есть разделы XIX века и барокко. Один из центральных экспонатов — посмертная маска Сергея Павловича. Я все время пополняю собрание, иногда делаю выставки: две из них были в Музее театра Ла Скала и в Венеции. Но моя мечта — открыть когда-нибудь музей, чтобы все могли познакомиться с артефактами нашего искусства.

Тони, вы приезжали в Петербург с 1980-х годов несколько раз. Как вы себя чувствуете здесь?

Как дома! И так было с самого начала: в 1984-м я приезжал вместе с Балетом Нанси, в 1987 году по приглашению Олега Виноградова принимал участие в гала-концерте, после выступал в Санкт-Петербургском университете на конференции в честь Сергея Дягилева, а в 2018-м в рамках программы Hommage à Petipa в Академии Вагановой дал мастер-класс по вариации из балета «Эсмеральда». И тогда, и сейчас я чувствую абсолютную органику с Петербургом. Здесь всегда все жили вместе — французы, итальянцы, немцы, русские. Все это говорит только об одном: Санкт-Петербург — город большой культуры и свободы. А работать в стенах, где трудился Петипа, бывала Карлотта Брианца и Пьерина Леньяни, — что-то необъяснимо вдохновляющее. Я счастлив, что участвую в возвращении легендарного балета на сцену, где он был создан.

Фото: Наталья Ломакина

Новые материалы и актуальные новости в нашем телеграм-канале.