В Мариинском театре 9 февраля пройдет вечер в честь 40-летия Владимира Шклярова. В ноябре прошлого года новость о гибели выдающегося премьера потрясла весь балетный мир. Соболезнования доносились из разных уголков мира. Коллеги, друзья, партнеры по сцене, разбросанные по всему земному шару, вспоминали дорогого и любимого Володю: от Нью-Йорка до Токио, от Москвы до Лондона, от Мюнхена до Сиднея. Трудно подбирались слова, тяжело давалось принятие случившегося. Наступило время тишины.
Два месяца театр вместе с автором концепции вечера и другом Владимира Шклярова Юрием Смекаловым готовили программу ко дню рождения блистательного артиста. Мы, в свою очередь, поговорили с теми, кто его знал и любил. С теми, кто прошел с ним большой путь — на сцене и в жизни. С теми, чью творческую судьбу он озарял. С балеринами, без которых мы не мыслим его Дезире, Зигфрида, Альберта, Ромео, Ферхада, Солора. Своими теплыми воспоминаниями с Ольгой Угаровой поделились Мария Ширинкина, Диана Вишнева, Виктория Терешкина, Екатерина Кондаурова, Алина Сомова и Олеся Новикова.
Мария Ширинкина
Мой любимый дуэт с Володей — это Ромео и Джульетта. Мы столько раз танцевали его! Ни в одном классическом балете не выходили вдвоем так часто! А вот учились гармонично сосуществовать в сценическом времени и пространстве, когда репетировали дуэт Спартака и Фригии. Он ведь страшно требователен был к своим балеринам, а ко мне — в сотни раз сильнее. На то время у меня не было такого опыта, как у Володи. Он же хотел, чтобы с точки зрения формы все сразу было красиво и можно было переходить к эмоциональному наполнению, а это, естественно, было невозможно. Мы как артистическая пара росли там, а потом эти плоды гармонично перенесли в «Ромео и Джульетту». Я всегда хотела станцевать с Володей в балете «Маргарита и Арман», теперь это желание так и останется мечтой. Лучшего Армана я не знаю.
Когда мы вернулись в Мариинский театр из Баварского балета, в нашем дуэте уже устоялся внутренний и эмоциональный опыт. Мы «притерлись», а до этого доводили друг друга. Противостоять Володе было сложно, поэтому в Мюнхене я просто запоминала все его мельчайшие просьбы ко мне и не переносила старые замечания на новые репетиции. Только тогда он не раздражался, и мы посвящали себя творчеству. Еще моя задача заключалась в том, чтобы не потерять себя в таком процессе, и я научилась со всем этим справляться.
Володя сильно воодушевлялся от работы с такими же яркими, неординарными личностями, как и он сам. От них он мог получить определенный заряд. Для него большим событием стало партнерство с Наташей Осиповой в Лондоне. Он был так рад возможности полностью погрузиться в творческий процесс, не отягощенный петербургскими бытовыми хлопотами. Восторженно рассказывал буквально обо всем. А какое неизгладимое впечатление на него произвели репетиции с участием Энтони Доуэлла, который давал советы даже в том, как сдвинуть запястье на 2 см, чтобы было удобнее поднимать руку, словами не описать.
Я смотрела почти все спектакли Володи и часто потом обращала внимание на детали, например, сложные костюмы в «Спящей красавице» в версии Сергея Вихарева. Он потрясающе умел их носить, и в этом заключалась еще одна его уникальная черта. Берет как деталь образа Альберта в «Жизели», костюмы первого акта в «Баядерке», камзол в «Парке», а его аристократичный Онегин — все ему шло невероятно. Меня всегда восхищала эта органика.
Когда я выхожу на сцену в «Легенде о любви», то всегда вспоминаю одну сцену: в начале третьего дуэта Ферхад подходит к Мехменэ Бану и снимает с нее платок. У меня перед глазами тот потрясающе элегантный жест, с которым все это проделывал Володя, сбрасывая вуаль в кулису. Это было просто и с большим вкусом. Никто так не делает.
Мне кажется, стиль Володи выражался в невероятной порывистости, пылкости, стремительности. Пожалуй, ни у кого больше не встречала такого. И этот его огонь всегда заряжал нас, балерин.
Алина Сомова
Мы знакомы с Володей с десяти лет: в один год поступили в Академию Русского балета им. А.Я. Вагановой, оказались за одной партой и в одном балетном классе. Можно даже сказать, что мы выросли как брат и сестра, ведь в академии ты вместе с ребятами бок о бок практически от зари от зари. И на дуэтном танце мы с Володей стояли в паре, а потом готовили выпускного «Щелкунчика»: он — партию Принца, я — партию Маши. В Мариинском театре друг у друга на глазах стали артистами кордебалета, потом солистами, премьером и прима-балериной. Даже одновременно получили звание «Заслуженных артистов», о чем я узнала именно от Володи — он первый прислал мне поздравления по телефону.
Еще в первом классе стало понятно, что Володя — большой перфекционист. Ему нужно было все делать по максимуму. Он переживал даже за неудачную оценку по алгебре и мог заплакать из-за таких мелочей, потому что хотел быть лучшим. Его лидерство тоже проявилось сразу. Вел за собой класс, притягивал к себе внимание, веселил всех на уроках, чем доводил учителей до исступления. Не могу сказать, что на дуэтных занятиях в академии у нас все складывалось легко и просто. Мы оба с характером и могли сопротивляться друг другу. Иногда ругались, если я случайно его задевала локтем, а он меня, например, ронял. Но в то же время его ранимость, которая проявлялась и в сверхэмоциональности, и в острой реакции на какие-то события или ситуации, чувствовалась и тогда.
В театр Володя всегда приходил в приподнятом настроении и много шутил, как в детстве. И его стремление к идеалу никуда не ушло. Он просто не мог позволить себе быть хуже, чем вчера. При этом Володя никогда не показывал своих переживаний — ни внутренних, ни физических. После трагедии я поняла, насколько хорошим артистом он был и как искусно скрывал всю свою боль. Конечно, родные чувствовали его тревогу, но мы — коллеги, партнеры — даже намека не видели: Володя все скрывал, будто бы прятал свои страдания под маской.
Не единожды Володя вводил меня в спектакли: своих первых Жизель и Джульетту я станцевала с ним, и он всегда меня поддерживал. Я чувствовала его внимание и скрупулезность в создании дуэта. Как повернуть голову, взмахнуть кистью, посмотреть на партнера — все его заботило. Володя никогда не уходил в тень партнерши и не становился просто вспомогательным звеном: ему было интересно лепить дуэт вместе, чтобы яркими были и балерина, и танцовщик, и сама пара.
Наверное, все-таки мой любимый спектакль, где мы танцевали вдвоем, — «Щелкунчик». Как это ни странно, в театре нам не так часто удавалось выйти в этом тандеме. Каждый раз спектакль возвращал нас в наше детство в академии, и на сцене случалось что-то совершенно особенное. Потрясающие воспоминания остались и о Ballet Imperial Баланчина, после которого зрители однажды нам сказали: «Надо же, какую эмоциональную драму вы разыграли в бессюжетном балете!» Возвращаясь сейчас к тому выступлению, я понимаю, насколько это были волшебные ощущения в танце. Восторг! Стиль Володи скрывался и в такой сумасшедшей эмоциональности. Порой он даже мог входить в раж, но так он проживал каждую свою роль. Несмотря ни на какую боль и усталость — он жил на сцене.
Диана Вишнева
Владимир, дорогой Володя...
Его яркая творческая судьба стала не только вдохновением, но и общим горем, объединившим абсолютно весь балетный мир.
В своем поколении он был звездой, настоящей, заслуженной звездой. Про таких говорят: «Точно попал в свой талант». Природная актерская одаренность, харизма и упорство в соединении с изначально заложенными балетными данными, скрупулезно и грамотно развивавшимися под чутким руководством педагогов в Академии Вагановой и затем в Мариинском театре, сформировали того премьера театра, которого все полюбили.
Он был артистом многих красок. Постоянно расширял свои возможности, совмещая классику и современную хореографию. Несомненно, его обогатил период работы на Западе. И тем ценнее была его преданность родному театру.
Яркий и обаятельный, с горящим взором, его эмоциональность в спектаклях и искрящаяся страсть к танцу безоговорочно подкупали. Порой казалось, что он выступает как в последний раз, настолько Володя отдавался без остатка, мог во многом безбашенно не щадить себя. Но в этом был весь он, настоящий.
Несмотря на то что мы не так много танцевали вместе и на существующую разницу поколений, наши дуэты в «Золушке» и «Ромео и Джульетте» действительно сложились, были интересными, взаимодополняющими. Володя всегда прислушивался к моим советам, ощущалось, как ему было важно перенять тот опыт, которым я тогда уже могла поделиться. И всегда и во всем он был искренним как в жизни, так и на сцене, и в репетиционном зале.
Володя для меня интеллигентный и хорошо воспитанный, человечный и добрый. Он останется навечно Принцем. Но не из сказки, не с гравюры. Не отстраненный, недосягаемый с холодной красотой принц, а очень современный и близкий. В его красоте не ощущалось слабости. Наоборот, она была открытая, влюбляющая, согревающая и дающая свет.
Виктория Терешкина
Мы с Володей много танцевали вместе и подготовили вдвоем не один спектакль, в том числе «Тему с вариациями» Баланчина и «Анну Каренину» Ратманского. В жизни артистов балета те дуэты, в которые вы оба вступаете впервые, становятся по-настоящему особенными: сотворчество и поиск общей нити невероятно вдохновляют. Уже на этапе первых репетиций Володя стремился найти то, что не делали другие пары. Но всегда откликался на мои просьбы, проявляя огромное уважение ко мне, реагируя со своим привычным юмором. В такие моменты он приговаривал: «Викуля, как скажешь, так и сделаем».
На репетиции Володя всегда уже приходил с намеком на что-то особенное и неповторимое в своем персонаже. Уделял большое внимание чему-то такому, что могло отличить его танец от исполнения другого артиста. Ему было важно абсолютно все. Каждая деталь имела значение: в образе, в стиле. Бывали случаи, что он принимал решения о нюансах костюма в разрез рекомендациям педагогов: спорил и делал все равно по-своему. Такая особенность характера: идти против течения.
И еще одна черта характера Володи, о которой невозможно не сказать: что бы ни случилось и что бы ни произошло во время спектакля, на поклонах Володя всегда улыбался, посылая свое сияние в зал. И в этом тоже было его колоссальное обаяние — и в жизни, и на сцене.
Екатерина Кондаурова
Владимир был истинным артистом и творческим человеком на двести процентов. У нас было не так много общих спектаклей, но каждый становился событием. Меня всегда подкупает в артистах стремление сделать по-настоящему целостную роль и создать образ, а не быть просто звездой на сцене. Вот Володя был именно таким. Всегда полное погружение в персонажа, тщательно продуманные детали грима и костюма. На каждом спектакле создавалось впечатление, что Володя танцует как в последний раз: никогда не экономил сил — все всегда на «разрыв аорты». Он принадлежал к тому редкому числу артистов, которые незначительным жестом могут обратить на себя внимание зрителя, и им не нужно для этого показывать весь арсенал технически сложных трюков, хотя и ими Володя обладал, исполняя с легкостью. И еще одна черта, ценная для меня, это чувство юмора. Я сама не представляю, как без него обходиться на репетициях и спектаклях, а Владимир всегда поддерживал возможность подшутить над ситуацией, над коллегами или над собой. Пожалуй, в залах я чаще всего смеялась именно с ним.
Олеся Новикова
Очень хочется сказать что-то достойное памяти Володи, и я понимаю, что это невозможно. Все мы, любящие Шклярова, чувствуем намного больше, чем можем выразить словами. Об этом говорит то, что 16 ноября нас всех как будто вырвали из прежней реальности и поместили в другую… Володя всегда был «над миром». Он всегда выделялся. Он всегда был самым талантливым, самым искренним, самым одержимым. Он должен был стать легендой… и он стал.
Юрий Смекалов, автор концепции вечера «Магия Владимира Шклярова»
Этот вечер — празднование дня рождения. Мы не хотели делать его посвящением, воспоминанием или прощанием. Мы показываем, что Володя с нами — прямо здесь: продолжает приходить на класс, готовится к спектаклям, шутит в раздевалке, где у нас и сейчас лежат его вещи. В воздухе театра живет ощущение, что он вот-вот зайдет и все будет как прежде. И мы очень хотим поделиться присутствием Володи с нами и сохранить его феномен для будущих поколений.
Эпоха балетного танцовщика может уложиться в 15–20 лет. Но есть ярчайшие 10 лет пика: когда в тебе уже сложились и в полной мере выражены профессионализм, осознанность, силы, понимание, почему и для чего ты выходишь на сцену. Володя находился в таком состоянии даже дольше — 12 лет. Огромной радостью было приходить на сцену, танцевать с ним и смотреть его исполнение из зала. При этом поражал уникальный диапазон его возможностей.
В нашей программе принимают участие коллеги, с которыми он сотрудничал, дружил, любил их как профессионалов. Например, мы знаем, как он относился к Владу Лантратову как к артисту, и для нас это тоже важно. Само название вечера — «Магия Владимира Шклярова» — говорит об исключительном мастерстве перевоплощения Володи. За ним можно смело закрепить звание «Принца русского балета XXI века». Находясь в подобном качестве очень трудно показать себя в других характерах, зайти на территорию гротесковых партий или попытаться погрузить себя в принципы современного танца. А очень гибкое и пластичное устройство Володи, его напор и энергия позволяли ему проделывать это блестяще. Когда пик расцвета танцовщика проходит, наступает очень сложный момент перестройки. Необходимо снова искать себя. Володя находил, у него получалось.
