Призвание Евгении Образцовой — вдохновлять художников. Она стала русской музой выдающегося французского балетмейстера Пьера Лакотта. Танец Евгении восхитил ее будущего мужа, скульптора Андрея Коробцова, пришедшего однажды на балет «Щелкунчик» с участием балерины. С тех пор балет стал неотъемлемой частью его творчества. И большую часть его скульптурной галереи занимают, конечно же, сценические образы любимой супруги. Талантливый фотохудожник Виктор Горячев посвятил Евгении Образцовой фотовыставку под выразительным названием «Галатея». Известный кинорежиссер Андрей Смирнов — автор незабываемого «Белорусского вокзала» — увидел большой актерский потенциал Образцовой и пригласил ее на главную роль балерины Большого театра Киры в фильме «Француз».
Перфекционистка Образцова всегда старается делать все на отлично и в театральной, и в семейной жизни. Будучи на пике карьеры, она подарила мужу двух очаровательных дочерей, что для любой балерины — уже подвиг.
Евгения Образцова пришла в 2012 году в Большой театр сложившейся балериной — за ее плечами был десятилетний опыт ведущей солистки Мариинского театра. В Большом она сразу же стала примой и, что еще важнее, любимицей московской публики.
Евгения, начну с банального, но важного вопроса: как Вы пришли в балет?
Родители, солисты Михайловского театра, увидев все необходимые для балета данные, отдали меня в Вагановское училище, где я и начала заниматься — сперва без желания, потом желание пришло. В педагогах у меня были Людмила Николаевна Сафронова и Инна Борисовна Зубковская. Выпускалась я по классу Марины Васильевой. Я очень благодарна Марине Александровне за все те усилия, что она вложила в меня.
Что отличает ленинградскую школу и ее педагогов?
Прежде всего академизм. Мне повезло получить вагановскую школу из первых рук — мои педагоги были ученицами Агриппины Вагановой. Нынешние ученицы уже не могут получить такой школы. Не говорю, что традиция умерла, но ее стало меньше. В моем понимании педагог должен следовать традициям и иметь острый глаз. Школьный учитель просто обязан уметь видеть все плюсы и минусы своих учеников, быть хорошим методистом, правильно ставить корпус, ноги, руки. Все мои одноклассницы выпускались хорошо выученными. Конечно, не все стали ведущими балеринами, но все были академичны и профессиональны.
После выпуска Вы пришли в Мариинский театр. Началась другая жизнь, появились другие педагоги.
Тогда в Мариинском театре было два педагога, к которым мечтали попасть все: Ольга Моисеева и Нинель Кургапкина. Я попала в класс к Нинель Александровне, чему была очень рада. На тот момент с ней работала Ульяна Лопаткина, и у меня, юной выпускницы, был перед глазами восхитительный пример. Почти сразу мы стали готовить партию Джульетты в прокофьевском балете, и через девять месяцев состоялся мой дебют. Дальше были главные партии в таких разных балетах, как «Сильфида» и «Легенда о любви».
В Мариинском театре Вы танцевали десять лет, занимали высокое положение ведущей солистки. Но все же для многих совершенно неожиданно перешли в Большой театр. Что послужило поводом?
Любой артист должен развиваться. Вот это и стало главным поводом моего перехода в Большой. Это был решительный и обдуманный шаг. В Мариинском театре я сделала все, что могла. На тот момент там ничего интересного не происходило, репертуар был настолько беден, что я не видела для себя никаких перспектив. Когда я пришла в Большой, тут же стала готовить роскошные спектакли — «Онегина», «Даму с камелиями», не говоря о балетах классического репертуара — «Спящей красавице», «Щелкунчике», «Жизели». Генеральный директор Анатолий Иксанов предложил мне стать прима-балериной Большого театра. Разве можно было отказаться от такого?!
Кто стал Вашим педагогом в Большом театре?
Первый год я работала с Людмилой Ивановной Семенякой, с которой мы были знакомы с 2005 года, когда я завоевала золотую медаль на Международном конкурсе артистов балета им. Ю.Н. Григоровича. Потом перешла в класс к Надежде Грачевой, в прошлом восхитительной прима-балерине Большого. У нас полное взаимопонимание, мы идеально совпадаем друг с другом. Надежда Грачева — воистину «мой компас земной».
В апреле 2023 года не стало Пьера Лакотта — выдающегося французского хореографа, большого поклонника русского балета и Большого театра. Десять лет продолжалось ваше творческое и человеческое сотрудничество.
Мы познакомились с Пьером в 2006 году, когда он приехал в Мариинский театр ставить свой балет «Ундина». Пьер сразу обратил на меня внимание, стал репетировать со мной заглавную партию. Этот балет создавался на меня, я долго и успешно его танцевала. Получила за него свою первую национальную премию «Золотая маска» в номинации «Лучшая женская роль». Со времен «Ундины» мы с Пьером были постоянно на связи: созванивались, виделись. Он живо интересовался тем, что я танцую, какую ступень балетной иерархии занимаю. С солистами Гранд-опера я танцевала Констанцию в балете «Три мушкетера» в Токио, где Лакотт отмечал свой очередной юбилей. Когда я вошла в группу солистов Гранд-опера, смогла из первых рук изучать французскую школу. Она далась мне не так уж просто, но благодаря академичной вагановской выучке я смогла танцевать «по-французски». Французская школа — это филигранная чистота и точность рук, ног, корпуса. Все выворотно и максимально красиво.
Затем я танцевала «Сильфиду» в Гранд-опера в честь Лакотта. Со мной над этой партией работала его жена и муза, знаменитая Гилен Тесмар. Подробно объясняла мне каждый поворот головы, каждый жест, каждый вздох. А затем, уже на сцене Большого, состоялись моя Аспиччия в «Дочери фараона» и Анжела в «Марко Спада». Мне очень повезло: Пьер Лакотт — хореограф, которым я восхищалась, не оставлял меня без внимания, постоянно дарил мне партии в своих спектаклях.
Кто из хореографов нашего времени интересен Вам?
Я была счастлива танцевать в балетах Джона Ноймайера и Джона Кранко. Мне близок их психологизм. Так же как близок стиль Иржи Килиана. У него потрясающая хореография: одна связка перетекает в другую и уже не важен сюжет — невозможно оторвать глаз от этой кантилены движений. Не так давно посчастливилось попробовать себя в хореографии Уве Шольца. Очень хотелось бы попробовать себя в хореографии Марко Геке. Мне все интересно и понятно в его работах: хореография, драматизм, выбор музыки.
А из современных балетов, идущих сегодня на сцене Большого театра?
Знаете, для меня главным критерием талантливого спектакля является желание посмотреть его еще раз. И в этом смысле «Танцемания» Вячеслава Самодурова — просто бриллиант. Я поначалу даже пожалела, что не участвую в этой постановке. Но, с другой стороны, там и так много звезд.
Творческая разноликость, как мне кажется, — одна из интереснейших сторон нашей профессии. Способность меняться в зависимости от театра, на сцене которого танцуешь: впитывать его манеру, традиции исполнения, удивлять в первую очередь саму себя. По-моему, это интересно.
У вас творческая семья. Ваш супруг Андрей Коробцов — известный скульптор.
Мы с мамой пришли в филиал Академии ваяния и зодчества в Камергерском переулке, чтобы увидеть бюст Героя России Евгения Родионова работы Андрея Коробцова. Там мы и познакомились, стали общаться. Андрей приходил на мои спектакли, приглашал на свои выставки. Мы вместе уже восемь лет. У нас замечательные дочки — двойняшки София и Анастасия. Они занимаются балетом, но я бы не хотела, чтобы они стали балеринами.
Текст: Анна Ельцова Фото: Алиса Асланова