Элеонора Севенард

Элеонора, за последние два года у тебя случился творческий скачок: в репертуаре появились большие роли, частые премьеры. Когда ты пришла в Большой театр, ты ставила себе цель выйти в ведущие солистки и, вообще, думала ли, что когда-нибудь сможешь работать, например, над «Раймондой»? Насколько ты была амбициозна в начале своего пути?

Я буквально рвалась к новым ролям, очень хотела танцевать больше, желание было безумное. Когда ты приходишь в театр, тебе кажется, что сейчас ты сможешь горы свернуть, но на самом деле это не так, потому что совсем нет опыта. Но, думаю, такое стремление нормально для любого молодого артиста в начале карьеры, особенно если тебя поддерживают в балетном училище и дают серьезные партии. Я в академии станцевала Пахиту, Машу в «Щелкунчике». Конечно, после выпуска мне хотелось и в театре продолжать идти по сольному пути, но такой сценарий довольно редкий. В театре все обнуляется, начинается абсолютно новая жизнь. Мне сначала давали сольные выходы, а потом случилось затишье. Сейчас я понимаю, что это было даже к лучшему. Я осознала, что нужно прорабатывать и продумывать роли, ценить их. Важно по-настоящему очень много работать с педагогом, репетировать в зале (даже без выхода на сцену), набираться того самого опыта, о котором я говорила вначале. Тем не менее я уверена, что в современном мире уже до 25 лет все решается, если ты в 25 не состоялся, — ты уже не состоишься. Сейчас приходят уже готовые балерины в 18 лет, и у нас же тоже идет это движение в театре. Поэтому если ты не успел занять свою нишу, свой репертуар, то потихонечку тебя отодвинут.

А был какой-то страх, что это затишье навсегда и теперь тебе ничего не дадут сольного?

Да, я с этим страхом столкнулась дважды. Первый раз после того, как станцевала «Щелкунчик». Следующий раз он случился со мной только через сезон. А так я танцевала иногда вариации, много была в кордебалете, где у меня полный набор партий. Вообще, кордебалет стал для меня большой школой, именно там ты по-настоящему учишься внимательности и дисциплине.

Второй раз страх появился уже в пандемию. Заниматься дома — это ужасно, держать форму в таких условиях было крайне сложно. После пандемии у меня изменился подход к работе: самым важным для себя определила грамотно репетировать, пробовать что-то новое и все время показывать. Я почувствовала, как мало времени у артиста в его карьере.

Тебе свойственна неуверенность или ты четко знаешь, куда идешь и чего хочешь?

Иногда возникает неуверенность, а выдержу ли я спектакль. Так было с «Раймондой», этот балет очень затратный физически для балерины, много сложной техники, большое количество адажио, которые идут одно за другим.

Скажи, что-то же стало переломным моментом, почему, на твой взгляд, тебе стали давать большие партии?

Я набрала хорошую форму в сезон после пандемии. Мне наконец-то дали подготовить «Этюды», которые я до этого сама в зале репетировала достаточно долго. Я должна была станцевать один спектакль утром, но так вышло, что я сменила балерину вечером, у которой случилось что-то с коленом. Вдруг я почувствовала себя увереннее, поняла, что у меня есть силы на большее. После этого и в театре поменялось отношение ко мне. Впоследствии я выручала в том сезоне несколько раз. А потом спектакли мне стали вносить в расписание планово. Появились «Бриллианты» и «Орландо». Можно много говорить о внешних обстоятельствах, но самое важное — это изменения внутри меня. Произошел момент моего внутреннего становления, и пришло время, когда я стала готова к такому масштабу.

Можно сказать, что удача улыбнулась тебе?

Да. Каждый случай в прошлом сезоне я воспринимала как шанс, наверное, эти шансы можно в какой-то степени назвать и удачей.

С успехом и известностью неизбежно приходит внимание, причем не всегда позитивное. Как ты реагируешь на критику?

Критика полезна, я всегда слушаю людей, которым доверяю, — педагогов и близких. Но также нужно понимать, что артист не нуждается в осуждении со стороны, чтобы понять, что он сделал что-то не то на сцене. Мы, профессиональные артисты, знаем себя лучше всех. Себя не обманешь, поэтому, когда что-то не получается, артист чувствует первый что не так.

Если мы говорим о критике в интернете, то сегодня каждый может высказать свое мнение в социальных сетях. Есть же люди, которые намеренно пишут что-то плохое. Этого я не понимаю. Считаю, что мнение нужно высказывать с уважением друг к другу, не оскорбляя. Я стараюсь вообще не читать комментарии или гневные посты в свой адрес, потому что создается психологический балласт, который тянет назад. Начинаешь чувствовать себя угнетенным, обиженным, неуверенным. Ты честно каждый день работаешь в зале, выкладываешься на максимум, а потом читаешь негативные, а порой и оскорбительные слова в адрес своего творчества, и крылья обрубаются. Надо научиться ставить границы — я научилась.

Что изменилось после того, как ты стала ведущей солисткой?

Это положение освобождает от определенного репертуара, теперь я меньше танцую вариации, а больше ведущие и вторые роли. Появилось больше времени на проработку партий, что в итоге мне помогает быть более уверенной на сцене, меняется самоощущение.

Когда ты пришла в театр, ты работала со Светланой Адырхаевой, сейчас ты работаешь с Марией Аллаш. Почему ты приняла такое решение? Для артиста ведь педагог один из важнейших людей в театре.

На самом деле, я не планировала менять педагога. Это произошло само собой во время пандемии — педагоги 60+ не могли ходить на работу. Так продолжалось год. Я начала репетировать с Марией Евгеньевной, нами была проделана большая работа. Она очень энергичная, и эту энергию передала и мне. Сейчас я понимаю, что тогда мне нужен был такой толчок. Я сумела наработать выносливость, которой мне не хватало после пандемии.

Когда Светлана Дзантемировна вышла, было уже все понятно. Мы поговорили, разговор вышел тяжелый. Я понимаю, что это моя вина, но мне нужны были изменения. Светлана Дзантемировна — потрясающий педагог, я ее очень люблю и ценю, она приняла меня в театр, и я всю жизнь буду ей благодарна за все, что она в меня вложила.

Если продолжить тему педагогов, у тебя была большая поддержка Николая Цискаридзе в академии. Расскажи немного о том, как он повлиял на тебя?

Да, я очень много танцевала в училище. Меня поддерживали, и Николай Максимович со мной действительно очень много работал. Я ему очень благодарна за то, что он в меня так верил, потому что это окрыляет, когда в тебя верят такие люди. А еще, я многое стала понимать со временем: ты не всегда можешь сразу исправить то или иное замечание, но, пройдя через какой-то опыт, осознание приходит.

Я хотела бы коснуться твоей медийности, ты часто появляешься в глянце, сотрудничаешь с крупными брендами. Тебе это интересно, важно и как-то помогает в театре?

Почему-то люди считают, что это какая-то нагрузка и что это мешает работе, например. Конечно, фотосессии, съемки, реклама — это сложно, но для этого планируется отдельное время, нагрузка грамотно распределяется. А скажем, сходить на какое-то мероприятие, наоборот, возможность отвлечься или оказаться в другой атмосфере, где много интересных людей. Что совершенно не значит, что я ночи провожу на этих мероприятиях. В любом случае, все подстраивается под работу, которая всегда стоит выше по приоритетам. Я считаю, что артист должен быть открыт новому, знаниям, знакомствам, нужно больше видеть, больше знать, больше впитывать.

Мне кажется, что популярность — это все-таки еще и определенный гарант защиты, у тебя больше возможностей себя реализовать, тебя по-другому воспринимают. Или в театре это не работает?

Кстати, я об этом никогда не задумывалась. Мне кажется, главный показатель, как ты танцуешь. И потом, можно не быть медийным, а быть популярным в социальных сетях, на мой взгляд, они сейчас влиятельнее телевидения. Мне нравятся социальные сети возможностью высказаться от первого лица, показать свое творчество, они стали частью профессии артиста.

Сейчас в Большом театре большую ставку делают на новое поколение, Махар Хасанович взращивает молодых артистов. На твой взгляд, в чем проявляется особенность вашего поколения, в чем ваша сила?

Для нас, артистов, ничего не меняется в этом плане от поколения к поколению. Для танцовщика показатель все равно сцена, а судья — зритель.

О силе не могу сказать за всех, но себя я убеждаю, что могу больше, чем думаю. Главное — настрой. Все возможно в этой жизни!