«Дягилев. Сезоны». Театр оперы и балета Республики Саха. Ревью

Фестиваль «Дягилев P.S.» в 2022 году проводят в тринадцатый раз. Цифра сколько внушительная, столько и тревожная. Программа была сверстана почти год назад, но по стечению обстоятельств отменялись гастроли западных трупп суперзвезд, а афишу основателю смотра Наталье Ивановне Метелице приходилось перепридумывать буквально на ходу, не забывая про главный инфоповод этого сезона — 150-летие со дня рождения Сергея Павловича Дягилева. Но тень великого антрепренера, никогда не отступавшего от своих планов, поддержала преданную ему команду. При таких исходных открывать фестиваль можно было только поклоном импресарио — им и стал спектакль якутской труппы.

Постановка «Дягилев. Сезоны» родилась в недрах Театра оперы и балета Республики Саха в этом году. Режиссером стал Сергей Юнганс, на тот момент худрук труппы, а хореографом выступил воспитанник пермского Балета Евгения Панфилова Алексей Расторгуев. Идея проста: передать атмосферу и дух дягилевской антрепризы. Главное место действия — балетный или репетиционный класс, главные герои — дуэт, в котором можно угадывать Нижинского и Павлову, Фокина и Карсавину, Лифаря и Спесивцеву. Подставлять славные фамилии Les Ballets Russes можно свободно, только не оглядываясь на их биографии: в этом спектакле любая историческая конкретика неважна. В центре повествования — парящий, но по-прежнему строгий Сергей Павлович. Узнать его просто: он, как всегда, в цилиндре, костюме и роскошной шубе.

Согласно либретто перед зрителем должна разворачиваться интрига, очевидно, любовная, обнажающая при этом будни любой труппы. Слишком серьезно относиться к фактуре не стоит. Танцевальное эссе Юнганса–Расторгуева не следует за фабулой — скорее, широкими мазками намечает условность спектакля. Каждая мизансцена неуловимо напоминает о Дягилеве. Пассажиры в шубах-коконах на вокзале могут оказаться стремительной труппой Les Ballets Russes, внезапно лишившейся родины в 1917 году, вечно спешащей на очередные гастроли. Заключительный ансамблевый номер с джазовыми элементами после класс-концерта становится символичной метафорой революции Дягилева в искусстве, так же как и мотивы Петипа и «Спящей красавицы», которую Сергей Павлович показывал вплоть до 1922 года. В музыкальном сопровождении Вивальди отсылает к Венеции, такой близкой Дягилеву, а Шопен — к «Шопениане» Фокина, ставшей в афише знаменитой антрепризы балетом Les Sylphides.

Оммаж сочинен по всем канонам, хотя и не всегда совпадает с либретто. Этот нюанс компенсируется формой труппы и рисунком танца. Компания, доставшаяся хореографу, в отличие от столичных или региональных театров-брендов, не имеет возможности работать с разнообразным репертуаром — от классики до контемпорари. Расторгуев решает этот вопрос ловко и практически незаметно: минимально нагружая артистов амбициозными комбинациями, он сочиняет для них четкий и понятный текст; в нем они могут продемонстрировать свои удлиненные линии, дотянутые стопы, чистые пятые и правильные позиции рук, не утяжеляя образ замысловатыми па. А чтобы публике не пришлось скучать, он жонглирует номерами: дуэты сменяются ансамблем, двойки — тройками, сложные композиции — простыми, кордебалетный танец — соло. Но все же хореограф много лет работает с современным танцем, поэтому органично ломает геометрию классических поз или балеринскую ось, акцентируя внимание на центре тела и не забывая в дуэтах про сложносочиненные поддержки, свойственные языку контемпорари.

Необходимый ритм рисунка поддерживает режиссура и смена декораций, которые в основном представляют из себя широкие полотна, мягко контрастирующие с минималистичными костюмами. В финалах и первого, и второго актов в серо-желтую гамму добавлены флюоресцентные краски фиолетового, золотого, салатового, как в классическую лексику — джазовая. Здесь можно поддаться определению «китч», а можно вспомнить, что мастер Евгений Панфилов, один из главных героев современного танца в России, пробовал на вкус разные жанры, в том числе и шоу, где артисты, по его словам, могли выплеснуть радость. В спектакле-посвящении Дягилеву Расторгуев делает невидимый поклон и своему учителю. Как мы все — Сергею Павловичу в год его 150-летия.