Большой театр закрывает сезон балетных премьер 2021/22 программой одноактных балетов из трех премьер российских авторов. Вечер насыщен смыслами и темами, о нем можно писать с разных ракурсов. Например, как партитура, работа дирижера и художников влияют на восприятие танца, помогают раскрыться или затушевывают. Рассказывает Тата Боева.
Made in Bolshoi: сочинить трансформацию
Вечер открывает балет Антона Пимонова, музыку к которому написал композитор Анатолий Королев. Балетоманы могут помнить его по работе с Вячеславом Самодуровым («Приказ короля» и «Конек-горбунок» в Урал Балете). Трехчастная композиция напоминает путь — от открытости к тотальности. Балет разделен на «сектора», которые легко узнать с хореографической и, что важно в этом случае, музыкальной и дирижерской сторон. В пластическом рисунке первой части преобладают базовые балетные движения, ясные диагонали и намеки на аэробику — например, девушки все вместе старательно тянут вперед кисти, собранные в замок, чуть выставляя при этом бедра. Вторая часть — камерная. Ансамбль уступает место дуэту и трем парам. Меняются символы. В первой части натянутые от макушки до мыска тела ощущаются как бодрость. Во второй — как выстроенная вертикаль, диалог с чем-то, что находится выше. Из третьей части парный танец исчезает. На сцене — строго построенный кордебалет, который слаженно выполняет одинаковые движения.
Музыка Королева и работа дирижера Антона Гришанина усиливают конструкцию Пимонова. Выбор инструментального состава соответствует хореографическому плану: большой оркестр в первой и третьей частях, отдельные голоса во второй. Партитура постепенно «темнеет». В первой части выделяется ксилофон, имитирующий стук копыт, веселый ритм, который плотно удерживает Гришанин. Начало второго сегмента отмечено переходом музыки почти в белый шум — и дирижер дает почувствовать контраст между несущимся началом и почти статичной серединой, усиливает ощущение замедленного движения на сцене. В третьей части сильнее проступает марш иного настроения, отличающийся от первой части, ритм более тяжелый. Королев выводит на первый план медные духовые, а Гришанин следит за тем, чтобы все голоса в оркестре — и основные, и нарочно «киксующие», будто поникающие отдельные инструменты — были хорошо слышны, и балет завершался как абсурдный, пугающий парад человеко-машин.
«Времена года»: кисельные берега
Балет Артемия Белякова предстает буквально замотанным в многочисленные ткани — и сценография, и костюмы. За обе части отвечала художница Анна Кострикова. Ее лучше знают зрители драматического театра. Анна имеет приличное реноме: ученица Дмитрия Крымова, выпускница совместной мастерской с Евгением Каменьковичем, участница лаборатории режиссера. Она периодически создает миры, полные слоев и обрывков. Например, так выглядел спектакль «О-й. Поздняя любовь» в «Школе драматического искусства», за который Анну заслуженно номинировали на «Золотую маску».
Во «Временах года» история со слоями и летящими тканями категорически не сработала. Кострикова выбрала чуть блестящие прозрачные материалы, похожие издалека на органзу, и придумала свободные, развевающиеся костюмы. Базово все, что сделала Анна, шьют для балета: и мягкие брюки, близкие к шароварам, и платья с юбкой-полусолнцем, и свободные рубашки, и тренчи, и мундиры. Проблема возникла, вероятно, на этапе совмещения форм и материала. Многослойные (в «Лете» танцовщики носят широкие рубашки, из-под которых торчит хвост, и косо обрезанные по колено штаны, а девушки в «Зиме» наряжены в свободные длинные брюки и подобие тонких, приталенных пальто) костюмы для танца уже весьма рискованная затея. Например, одна из конструкций — объемные воротники-хомуты, что очень странно летали при малейшем движении и угрожали намотаться танцовщикам на лица. А выполнение костюмов из летучей, подвижной и чуть отблескивающей ткани превратило тела артистов в мерцающий кисель. Хореография Артемия Белякова и без такого дополнения не была запоминающейся или четко структурированной (фрагменты, которые артисты танцуют в «голых», телесного оттенка, трусах и купальниках, дают это оценить). Однако в мареве шевеления, отблесков и слоев танец временами терялся так, что приходилось приглядываться, что же именно происходит при «смене сезонов».
«Танцемания»: два мира
На контрасте с «Временами года» все части последнего балета программы работают самостоятельно и вместе и помогают друг другу. Вячеслав Самодуров не впервые ставит размышление о танце, его природе и внутренних механизмах (можно сказать, это одна из его основных тем). Название «Танцемания» хорошо отражает происходящее: это спектакль о балете, который проникает в жизнь неподготовленного человека и меняет ее. В центре — тройка «простых парней», которые из шпаны превращаются в артистов. Самодуров умудряется избежать пафоса в этой, казалось бы, приторной теме. Балет в «Танцемании» — волшебство, часть жизни и путь, который проходят, чтобы преобразиться. Здесь есть место и самодеятельному танцу, и балеринам-неземным существам, и перебору разных типов прим (неожиданный оммаж «Симфонии до мажор» Баланчина).
Равновесие этой пестрой конструкции придает работа Анастасии Нефедовой. Ее костюмы обычно легко угадать по градусу безумия — Нефедова фонтанирует невероятными, временами непростыми для понимания идеями. В «Танцемании» художника сначала не узнать. Неужели черные хлопковые футболки и прямые штаны для танцовщиков сделал человек, который работал над «Приказом короля»? Потом на сцену выходят девушки — и идея проясняется. Пачки в виде выпуклых дисков Нефедова придумала для Самодурова пару лет назад и постепенно их меняет. В «Танцемании» они блестящие, серебряные, будто россыпь звезд и скафандр сразу. Балерины, возникающие среди «обыденных» мужчин в таком виде, выглядят как магическая пыльца, которая поведет героев. Так и случается. Каждая девушка, как фея, что-то дарит — наставляет, дает побороться, учит расставаться. Можно сказать, что костюмы умножают объем «Танцемании». Иногда важно, чтобы слои были не буквальными, а идейными.
