19–21 апреля в московском Доме культуры «ГЭС-2» состоялась премьера балета «Графит». Он стал первым опытом копродукции «ГЭС-2» и театра «Урал Опера Балет». Хореографом проекта выступил Антон Пимонов, музыку написал Владимир Горлинский, музыкальную часть курировал Дмитрий Ренанский. Тата Боева побеседовала с Анастасией Прошутинской, куратором программы танца «ГЭС-2», о том, какой балет может прийти в пространство современного искусства, зачем говорить о хрупкости и устойчивости и о новом взгляде на классику из поля contemporary dance.
Интервью: Тата Боева
Как появилась идея о балете в «ГЭС-2»?
В Доме культуры «ГЭС-2» программа танца в основном проходит не в зрительном зале, а в открытом центральном пространстве здания называемом Проспектом. Мне как куратору в нем интересна прежде всего максимальная просматриваемость — с разных уровней и ракурсов. Если что-то начинает здесь происходить, то посетители могут это видеть и свободно присоединяться. У нас уже был замечательный опыт работы над проектом современного танца «Озеро» Альбины Вахитовой, и я задалась вопросом: кому еще было бы комфортно взаимодействовать с таким масштабом. И подумала о балете. Балет точно знает, что такое большая сцена и большая аудитория.
Как возникло имя хореографа Антона Пимонова?
Весь визуальный облик «ГЭС-2» строится на геометрии, ритме повторяющихся элементов, графике линий. Здесь хотелось поработать с танцем, который мыслит себя прежде всего формально, геометрически. Интерес к выстроенной форме заложен и в классике, и в неоклассике, конечно. Но, как мне кажется, Антон Пимонов радикализирует классику упором именно на чистую геометрию.
Это ответвление в балете, насколько я вижу, очень живое, находится в развитии. Не так много хореографов занимаются подобным. У профессионального и зрительского сообщества пока только формируется понимание, как смотреть формальный танец, не завязанный на нарратив.
Как в истории появился Урал Балет?
Мы начали думать, с какими танцовщиками хореограф сможет работать. Была идея собрать артистов под проект. Но как только мы поняли, что все-таки нужна действующая труппа, выбор в пользу театра «Урал Опера Балет» был очевидным. Это театр с большим опытом, лидер в том, что мы задумали, — один из главных поставщиков авторской ненарративной неоклассики. Для «ГЭС-2» это первый большой партнерский проект с культурной институцией, поэтому было очень важно найти именно единомышленников. Урал Балет — такой. У нас совпадают интересы: и нам, и им хочется сделать этот балет по-настоящему новаторским. Они знают, что такое драйв от современного танца и новой музыки. И им, и нам хочется, чтобы постановка жила дальше. Поэтому театр берет «Графит» в репертуар, и мы включаем в проект адаптацию к сцене (8–9 июня в Екатеринбурге выйдет еще одна версия «Графита», которую Антон Пимонов переделает для классической итальянской сцены-коробки — Прим. ред.).
То есть вы, скорее, выбрали институцию-партнера, чем конкретных исполнителей?
Все взаимосвязано. Труппа, воспитанная Славой Самодуровым, состоит из замечательных танцовщиков, знающих, что такое сложный материал, умеющих работать со сложным материалом, поэтому мы хотели работать с ними. То же касается и музыкантов. Мы искали людей с большим опытом исполнения современной академической музыки. Владимир Горлинский написал красивую и сложную музыку к этому балету. В Москве на спектаклях ее исполнял МАСМ, а в Екатеринбурге будет исполнять оркестр театра.
Мы выбирали танцовщиков, выбирали музыкантов, но, что очень важно, мы выбирали партнеров, с которыми сможем вместе сделать спектакль от начала и до конца. Для меня как для куратора проект уже состоялся, ведь мы действительно сделали его вместе, прошли все этапы от идеи до производства и юридических тонкостей. Коллаборация большой частной институции современной культуры и федерального театра оперы и балета, обладающих профессиональными командами с обеих сторон, процессы согласования и производства — было сложно, но все получилось. Это правда здорово.
Рамка, идея — кураторские. Как в нее вкладываются отдельные акторы: Антон Пимонов и Урал Балет?
Проект имеет два контура. Внешний контур задан нами изначально: неоклассический балет на Проспекте, который идет в рабочие часы здания. Во время спектакля «ГЭС-2» продолжает жить своей жизнью со свободным входом, работой магазинов и кафе, общим освещением. Фиксированных зрительных мест нет: можно перемещаться, смотреть с разных ракурсов, можно подойти совсем близко. Это конкретное предложение, ставящее балет в особенные условия. Для хореографа и танцовщиков выход в общественное пространство, демократизация показа, становится ситуацией предельной уязвимости, снимающей с балета броню высокой культуры, что помогает ему выразить новые идеи и найти новую эстетику.
Мы хотели проверить и понять, что значит эта возможность увидеть работу танцовщиков и их уязвимость перед отсутствием дистанции со зрителем.
Плюс 3D.
Именно. Для классического танца важна фронтальность. Здесь же зрители окружают пространство действия, смотрят в том числе сверху. Антон Пимонов и Владимир Горлинский принимали это в расчет, создавая спектакль. Это как раз внутренний контур проекта — их собственный замысел и поэтика. Никогда прежде не работав вместе, они совпали в видении структур, связей, движения, понятого как система или собранный механизм, то есть абстрактных формальных принципов. Вообще, пригласить в проект Владимира Горлинского удачно предложил Дмитрий Ренанский, куратор музыкальной программы в «ГЭС-2», который также участвовал в работе.
Важно отметить, что театр «Урал Опера Балет» максимально доверяет художникам и их решениям, что очень ценно. За премьерой в «ГЭС-2», состоявшейся 19–21 апреля, последует премьера 8 и 9 июня в театре. В переносе спектакля на сцену деликатность театра проявится в полной мере: как учтут пожелания художников, чтобы работа, которую уже показали в «ГЭС-2», в сценической версии не потеряла свою идентичность.
Для этого проекта, его образа, ключевыми стали понятия «структура связей» и «адаптация». Сначала художники произвели внутреннюю работу, позволившую адаптировать хореографию к особенностям Проспекта. А потом они перенесут постановку в другое пространство. Сценическая версия сохранит следы, приметы этой пластичной последовательности.
Художники предложили для балета название «Графит». В нем видна отсылка к идее связей, которые дают устойчивость или хрупкость, определяют состав конкретного вещества.
Чем, на твой взгляд, будет отличаться оптика зрителей в «ГЭС-2» и в театре?
В театре «Графит» будет идти внутри тройчатки, в естественной среде — сцена, репертуар, ценители балета в зрительном зале. В «ГЭС-2» он прозвучал иначе. Помимо тех, кто следил за проектом и оказался на премьере специально, какая-то часть публики, возможно, в принципе увидела балет в первый раз. Если человек просто пришел на выставку или свидание, балет мог застать врасплох. Какой вышла эта встреча — очень интересно.
Кроме того, «ГЭС-2» — место, связанное с современным искусством. Оно так и выглядит: белое, ясное пространство. Мы привносим в него балет, где он может быть прочитан в кодах современного искусства как некая инсталляция, которую можно свободно рассматривать, о смыслах которой можно размышлять.
Какие это могут быть смыслы?
Например, интерес к тонким, хрупким связям внутри большой системы спектакля. Мы хотим обратить на них внимание. Зрители смогли очень близко наблюдать за работой артистов. А это танец на пуантах, сложная и сосредоточенная работа.
Но вот что еще важно: кулис нет, танцовщики не могут уйти, отдохнуть. Антон Пимонов одновременно создает два хореографических трека: действие и не-действие, в котором мы видим артистов во время паузы, в момент их наблюдения за происходящим. Кстати, и Владимир Горлинский, выстраивая музыкантов на разных уровнях вокруг сцены, называет их «наблюдателями». Получается, мы все — и объект, и актор наблюдения.
В открытость постановки заложено понимание того, что многое может пойти не так: громкие звуки работающего здания, технические и человеческие ошибки. Хрупкость действия держит общую структуру происходящего.
Мощно. Мы все знаем, что балет разрушаем: артисты сбиваются, иногда получают травмы во время показов, техника сбоит. Спектакли обычно это не учитывают. В каком-то смысле именно с хрупкости в Урал Балете начинал Самодуров, деконструируя балет, осовременивая его. Сейчас вы идете на шаг дальше. Для балета — огромная смелость сказать: «Да, мы уязвимы».
Хорошая мысль. В современной эстетике много хрупкости, уязвимости. Получается, балет их понимает из своей профессиональной реальности. Когда мы нашли точку соприкосновения, проект начал сам себя разворачивать. Ломкость и устойчивость связей — понятная тема для современного искусства, и танца в том числе. Балетные танцовщики могут войти в этот опыт непосредственно через свое тело. Они не понаслышке знают, что такое быть сильными и хрупким одновременно. В балете остается установка на предельность усилия, он по своим ценностям близок к спорту высоких достижений. И это делает тех, кто занимается классическим танцем, более уязвимыми: тело в любой момент может не выдержать нагрузку и работать станет невозможно или трудно. Я же смотрю на тему хрупкости с позиций современного танца. Мы видим на сцене человека и уже понимаем — он уязвим. В «Графите» мы постарались создать пространство, где эти две оптики могли бы встретиться, возможно, немного изменить друг друга.
Я всегда говорю, что балет — о том, какое наше тело невероятное. Но проявить это часто можно на грани с травмой. Тело или выдержит и покажет, или сломается.
Да, в этом разница между современным танцем и балетом. Для меня невероятность тела не измеряется и уж точно не ограничивается предельными нагрузками. Исключительные возможности тела могут заключаться в его чувствительности, чуткости, в диапазоне партнерских взаимодействий, в опыте, возрасте, в его вариативности.
С современным танцем, кстати, связан и формат показа в «ГЭС-2». Мы хотели создать полноформатный спектакль — 40 минут. Стояла задача не только предъявить хореографию, интересные находки в лексике или композиции, но и развернуть драматургию, транслировать настроение, внутреннюю логику и мысль. Здесь мне интересна рефлексия балета, способность ответить, почему что-то происходит именно так и не иначе. Если у нас есть время, эти 40 минут, для более-менее серьезного разговора — пусть он правда будет серьезным разговором.
Что может дать балет, при всей своей внешней консервативности, строгости, современному танцу, современному искусству?
В Доме культуры «ГЭС-2» я курирую программу танца. И, казалось бы, если контекст — современное искусство, то здесь и танец тоже должен быть современный, contemporary dance. Но я вижу это пространство иначе. Для меня каждое из направлений танца — это существующие в обществе практики. Вокруг каждого направления собирается определенное комьюнити. Так, танцующих хип-хоп легко отличить от балетных артистов: они учатся, работают, общаются и живут ни на кого не похожим образом. Внимание ко всем существующим сообществам дает полную картину и современный взгляд на танец и работу с ним. Что может дать балет? Он может участвовать в этом собрании, говорить об окружающем мире своим языком.
На твой взгляд, балет умеет думать о современных вещах, стремится к этому?
У балета идет сложный внутренний процесс развития и раскрытия. Как мне кажется, выбираясь из строгого канона в мир «здесь и сейчас», балет делает что-то важное не только для себя, но и для культуры в целом. Каким еще он может быть? Лучшие примеры, удачные, талантливые спектакли современного балета, показывают, что, казалось, неоспоримые правила подвижны, а обаяние живой, смелой и свободной энергии действует и тогда, когда эта смелость нужна для разговора более сложного, концептуального. Если удастся пройти этот путь, будет круто.
Фото: © Дом культуры «ГЭС-2»