Алина Липчук

Карьера нашей героини не была молниеносной: окончив Московскую государственную академию хореографии по классу Ирины Сыровой, молодая балерина в 2017 году была приглашена в театр «Кремлевский балет», где прошла путь от незаметного персонажа с веером в заднем ряду до ведущих партий в сложных классических спектаклях.

В прошлом сезоне Алина Липчук танцевала «Лебединое озеро», а в этом вышла первым составом на премьере «Раймонды» в версии Андриса Лиепы.

Мы поговорили с Алиной о внутренних переменах, возникающих после профессиональных свершений, эмоциональном выгорании и о том, почему балерине важно пройти школу кордебалета.

Интервью: Екатерина Борновицкая

Фото: Алиса Асланова

Алина, в сентябре у тебя состоялся большой дебют в балете «Раймонда» в редакции Андриса Лиепы. Работа получила хвалебные профессиональные отзывы. Что ты почувствовала, когда узнала, что выйдешь первым составом на премьере?

Нам до последнего не говорили, кто будет танцевать. Из-за того, что мы этого не знали, состояние было несколько расслабленное: репетируешь, но не думаешь о том, что через неделю премьера. Как только объявили составы, я, конечно, аккумулировала все силы, собралась и морально начала готовиться к спектаклю, испытывая колоссальную ответственность. Это не просто премьера в театре, но и моя личная, вторая в жизни ведущая роль… Мне помогало то, что Андрис Марисович очень спокойный, поддерживающий и верующий в Бога человек. Перед спектаклем он подошел и сказал: «Не волнуйся и получи удовольствие от того, что ты делаешь на сцене». Так и получилось. Страх ушел.

Чем для тебя стала партия Раймонды? Она повлияла на тебя как на балерину? Это одна из сложнейших ролей женского репертуара.

Весь первый акт я не покидаю сцену. Для меня это было самым сложным — пережить постоянное включение в образ и передачу разных оттенков настроения. После нескольких прогонов я поняла, что это не так страшно: есть моменты, где можно перевести дыхание. Постоянно находясь на сцене, я вливалась в роль и весь спектакль жила в образе.

Мне выпала огромная честь, и это придало уверенности.

Как писали потом критики, у меня не все получилось, например: передать встречные чувства к Абдерахману. Но, на самом деле, это не было обговорено заранее.

Не было такой задачи?

По задумке Андриса Марисовича главная героиня не должна была отвечать на чувства Абдерахмана. Вероятно, из-за того, что Эдгар (Эдгар Егиазарян, ведущий солист Театра «Кремлевский балет» — Прим. ред.) создал харизматичный и яркий образ, все женщины в зале были от него без ума и потом спрашивали, как можно было не влюбиться в такого огненного Абдерахмана?! 

Как ты готовилась к роли? Как погружалась в образ?

Постановочные процессы начались в марте, но к концу сезона спектакль еще не был готов, не все дуэты были выучены. В августе мы вернулись из отпуска и продолжили репетировать партии с педагогами. В это же время я изучала видеозаписи разных балерин, исполнявших Раймонду. Насмотренность для меня крайне важна. Плюс продумывание образа — что я должна почувствовать и как эти чувства передать. Мы все разбирали и проговаривали на репетициях с Александрой Сергеевной Тимофеевой и Андрисом Марисовичем Лиепой. Массу советов по эстетике того времени дала Светлана Валентиновна Романова. Она говорила, что важно передать настроение эпохи Средневековья, чтобы все было сдержанно, не нарочито. Мы погружались в исторический материал.

На кого из балерин ты ориентировалась?

Мы учили партию по Виктории Терешкиной и Ирине Колпаковой. Я взяла за основу исполнение Терешкиной, потому что мне нравятся ее фактурность и техника. В записи Мариинского театра у нее получилось все! Она весь балет провела идеально. Ульяна Лопаткина, Ольга Смирнова, Екатерина Кондаурова — отдельные вариации я смотрела у этих балерин, но Терешкина оказалась мне ближе, даже несмотря на прекрасные руки Лопаткиной.

Под конец прошлого сезона ты станцевала Одетту-Одиллию. Можно сказать, ты покорила два балетных Эвереста за полгода. В тебе что-то изменилось после стремительного взлета?

Не знаю. Я эмоциональный человек. С одной стороны, свершения придают мне много сил и уверенности двигаться вперед. С другой — все забывается, и тогда я проседаю эмоционально.

Одно можно сказать точно: короны на голове не появилось. Я адекватно оцениваю свои возможности и понимаю, что еще много всего предстоит сделать. Впереди, я надеюсь, меня ждет много новых балетов, на которых я буду расти. И тогда, вернувшись к первым большим ролям, я смогу станцевать их, опираясь на новый опыт, сделать лучше, чем сейчас.

Какой из двух балетов сложнее — «Лебединое озеро» или «Раймонда»?

На пресс-конференции я сказала, что «Раймонда» тяжелее «Лебединого озера», но все не так однозначно. Нельзя с точностью определить, какой из этих балетов сложнее. В «Раймонде» больше материала: вариаций, выходов, adagio (там их шесть) — это всегда непросто, еще и с разными партнерами.

При этом в «Лебедином озере» два основных adagio и «черное» pas des deux, которое считается трудным. А эмоционально все-таки сложнее «Лебединое»: надо собраться на «черное» pas des deux и после роковой красотки опять вдруг выйти нежным белым лебедем. Много душевных сил требуется, чтобы сделать эти образы контрастными.

Если говорить про Одиллию и Одетту, какой из двух лебедей тебе ближе?

Первые два спектакля казалось, что Одетта. Я будто бы ее лучше чувствовала. Говорят, черного лебедя легче станцевать на кураже, потому что достаточно быть харизматичной, яркой, даже в какой-то мере агрессивной. А у белого лебедя нет определенного стиля, она просто нежная, трепетная, ранимая. И только сейчас, на третьем спектакле, появилось ощущение, что мне ближе Одиллия. Возможно, причиной тому настроение. Не могу точно сказать — я ищу.

Ты достаточно долго шла к балеринским партиям. Насколько важно балерине пройти по всем ступеням карьерной лестницы?

Очень важно, поэтому я рада, что у меня все своевременно происходит. Я действительно прошла все. Даже делала фотоколлаж к «Баядерке»: у меня есть фото, где я стою с палочкой в кулисе сбоку, потом с веером… Затем пошли баядерки, джампе, тройка теней, pas des six и, наконец, Гамзатти. Надеюсь, что и Никия когда-нибудь окажется в этом ряду.

Не пройдя путь от подножия до вершины, ты не прочувствуешь, насколько он тяжелый. Такие преодоления дисциплинируют, например, в кордебалете ты не можешь выделяться: надо стоять в линии, следить за тем, кто как и что делает. Это тоже часть балетного воспитания. Эта театральная школа нужна, после нее ты лучше ощущаешь рост.

Случалось ли за этот период выгорание?

Да, у меня была черная полоса. Она началась в конце одного сезона и перешла на другой: растяжение, отек Квинке, снова растяжение, еще раз отек и в довершение — перелом. Напасти шли подряд.

У меня многое зависит от психосоматики, от того, как я себя чувствую. Возможно, я начала сдавать позиции, потому что не все складывалось так, как мне бы хотелось. Случилось внутреннее выгорание, а дальше уже пошли следствия моего психического состояния. Но я смогла себя перенастроить и справиться с трудностями, тогда я вышла после перелома и станцевала pas de trois и Гамзатти.

Поговорим о твоем становлении. Как ты попала в балет? В семье кто-то был связан с танцем?

У меня в семье нет никого, даже близко связанного с балетом. Мама — учительница русского языка и литературы; папа занимается бизнесом; брат — инженер, учился в Бауманке; бабушка и дедушка по папиной линии тоже инженеры, по маминой линии — водитель и продавец. В детстве я любила двигаться под музыку, выходить на сцену, поэтому сначала меня определили в гимнастику, на которой выяснилось, что фактура моя не подходит. И тогда меня отдали в хореографическую студию, где давали полтора часа классического танца и полтора часа современного. Туда я проходила шесть или семь лет, потом они переехали, и мама начала искать другие варианты поблизости. Так в моей жизни появились народные танцы, но душа к ним не лежала. Мама никак не может забыть одну историю: мы поехали покупать народные туфли, и я прямо в магазине расплакалась. Смотрю на пуанты и спрашиваю в слезах: «Мне больше никогда не понадобятся пуанты?» Тогда она поняла, что ребенок без балета жить не может.

Получается, выбор был осознанным.

Да. Был еще показательный случай: по пути в студию народных танцев я упала с парапета и несколько месяцев пролежала в больнице с сотрясением мозга. Таких знаков, которые направляют в нужное русло, у меня в жизни было много. После выздоровления мама отдала меня в новую классическую студию, где мне встретилась педагог, которая посоветовала поступать в училище. А ведь мы даже не знали, что такие училища есть в Москве. Пробовалась я сразу и в училище Лавровского, и во МГАХ — везде приняли. Выбрала МГАХ.

Расскажи, пожалуйста, про педагогов.

Первые четыре года у нас преподавала доцент Татьяна Анатольевна Рыжова. В пятом классе нас взяла Елена Николаевна Ватуля. Я поступала с самым низким проходным баллом, данные были отнюдь не идеальными. И только в пятом (балетном) классе я узнала, что у меня есть вращение и прыжок и что его надо развивать — чем больше прыгаешь, тем лучше становится баллон. А потом на первом курсе нас уже взяла Ирина Юрьевна Сырова. Она очень хороший педагог!

Ты поддерживаешь с ней контакт?

Первое время я ее не звала на спектакли из-за того, что ничего особенного не танцевала. А вот моих Гамзатти, Одетту-Одиллию и Раймонду она видела. После «Раймонды» она осталась довольна, радовалась за меня.

В театре ты репетируешь с Александрой Тимофеевой, в прошлом прима-балериной этого театра. Как случился ваш профессиональный тандем?

Когда я пришла в театр, она еще заканчивала балетную карьеру и не собиралась оставаться педагогом, но Андрей Борисович Петров буквально ее уговорил. Мы с Полиной Дияншиной и Настей Тетериной часто к ней подходили за советом. А в 2019 году попросили подготовить нас на Всероссийский конкурс артистов балета. С тех пор вот уже шесть лет она является моей наставницей.

Мне кажется, другой педагог мне просто не подошел бы, не все разбирают каждую деталь партии. Я могу на репетициях с Александрой Сергеевной спросить, как то или иное движение делается. И она встанет, покажет, объяснит, все разберет до мельчайших подробностей. Для меня это идеальный вариант, когда я знаю, куда идут рука, нога, взгляд, голова... Такое знание дает полное владение телом: ты понимаешь, если сделать так, то все получится, а если по-другому — нет. Александра Сергеевна все прорабатывает — и технику, и образ. Мне нравится ее метод.

Работаешь ли ты сейчас над новыми партиями? Ждать ли нам еще премьер?

В конце ноября у нас будет «Жизель», и я повторяю Мирту. «Щелкунчики» намечаются, возможно, буду танцевать Мари, и эта партия для меня тоже станет премьерой. Интересно будет одновременно поработать над двумя редакциями и попробовать по-разному их интерпретировать.

Как ты обычно проводишь свободное время? Как восстанавливаешься после физических и эмоциональных нагрузок?

Премьеру «Раймонды» предваряли две недели насыщенного графика. С одной стороны, конечно, устаешь каждый день проходить балет, с другой — я была в такой прекрасной форме, что во время занятий классом у меня все само выворачивалось и поднималось. Мне было комфортно в своем теле. А после спектакля мне дали неделю отдыха с одной репетицией в день. Тогда я поняла, что схожу с ума. Не хватало нагрузки, тело настолько привыкло работать в усиленном режиме, что не замечало этой одной репетиции. Я не знала, чем себя занять. Мне комфортнее, когда работы много и тело постоянно в тонусе.

Получается, ты в самой работе находишь расслабление.

Мне нравится ощущать уставшее тело. Когда я чувствую, что тело поработало, то заряжаюсь большей энергией, голову отпускает — совесть чиста, я поработала. Из вечерних ритуалов — это ванна. Часто перед сном лежу на иголках, массаж раз в две-три недели, когда понимаю, что сильно забились мышцы. В целом я не нуждаюсь в особенных процедурах.

Что самое прекрасное в профессии артиста балета?

Возможность работать над множеством образов, все время искать что-то новое, каждый спектакль по-разному выходить и проявлять себя. Артист балета постоянно совершенствуется, привносит новое в свою работу, меняет ее и улучшает.

У тебя есть партия мечты?

Никия. Я сильно люблю «Баядерку»! Не могу это объяснить: и музыка, и хореография, и декорации, и костюмы, и сюжет — все нравится, все по душе. Поэтому я так люблю Гамзатти и, конечно, мечтаю станцевать Никию.

Есть у тебя еще профессиональные цели?

Хочется зарекомендовать себя как стабильную, хорошую балерину, чтобы имя было на слуху, чтобы приглашали на гастроли, брали в интересные проекты. Хочется работать в разных направлениях, поучаствовать в проекте Андриса Марисовича «Автографы и имиджи».

Надеюсь, что в ближайшие годы у меня получится станцевать еще несколько ведущих партий. В нашем репертуаре их не так много, но, как я уже сказала, мечтаю о Никии, а еще о Жизели. Жалею, что у нас не идет «Тысяча и одна ночь». Было бы интересно попробовать себя в роли Шехеразады. Возможно, однажды смогу станцевать Китри, хотя и понимаю, что сейчас к этой партии еще не готова — до нее нужно дорасти.