Интервью: Екатерина Борновицкая
Фотоистория: Алиса Асланова
Дизайнер: Мария Алексеева
MUAH: Ольга Биль
Этой осенью ведущую солистку Музыкального театра К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко Жанну Губанову номинировали на премию «Золотая Маска» за главную роль в нашумевшем спектакле «Ромео и Джульетта». Мы встретились с Жанной и поговорили о номинации, сложностях в подготовке звездной партии, а также о других знаковых ролях в ее карьере. С необычайной, присущей ей искренностью Жанна поделилась с нами воспоминаниями о работе с зарубежными хореографами, своей заветной мечтой, впечатлениями от нового «Щелкунчика» и новогодним настроением.
Жанна, во-первых, поздравляю тебя с номинацией на премию «Золотая маска». Что ты почувствовала, когда узнала о том, что ты в списке номинантов?
В первую очередь, радость. А потом пришло осознание, что это снова нужно будет танцевать… Я, конечно, не с сожалением об этом подумала, но с некоторым волнением: как я буду подходить к будущему репетиционному процессу, нужно ли что-то менять? Или, наоборот, не менять — ведь иногда ты хочешь что-то улучшить, а получается только хуже. Сразу возникла целая куча вопросов. И как теперь со всем этим жить… Но в целом, конечно, я очень обрадовалась.
Это же твоя первая номинация на премию подобного масштаба?
Да.
Давай поговорим о партии Джульетты. Это очень необычное прочтение. Как ты его принимала? Согласна ли ты с ним? Какая она, твоя Джульетта?
Сложности однозначно присутствовали. В целом, постановочный процесс был не самым простым… Я до сих пор затрудняюсь сказать — какая она, моя Джульетта. Спектакль нетрадиционный: тебе постоянно хочется что-то менять в персонаже, и ты можешь это делать. Ты не привязан к одной концепции, можешь варьировать. Например, сегодня настроение одно — и моя Джульетта слегка с грустинкой, а завтра, наоборот, она будет более открытой и раскрепощенной. И это большой плюс данного спектакля. Но далось это очень непросто, потому что мы все-таки взращены на более классических версиях, и, когда на голову сваливается такой нестандартный материал, это заставляет тебя нервничать! Поначалу было очень тяжело, но потом я привыкла.
Ты ведь до Джульетты в хореографии Максима Севагина исполняла эту партию в другой версии — Юрия Григоровича. Предыдущий опыт работы с этой героиней тебе в чем-то помог или, наоборот, мешал? Может, ты вообще от него полностью абстрагировалась?
Прекрасно, что предыдущий опыт был, и я очень его люблю и ценю! Но поначалу он больше мешал: я столкнулась с тем, что все, что знала раньше, оказалось совершенно неактуальным в данной ситуации. Ты держишь в голове ту версию Джульетты — классическую, к которой мы все привыкли, и она постоянно хочет вылезти на сцену. А здесь совсем другая история. И пока я не отпустила ее, не приняла, что это совершенно иной спектакль, это только вредило. В какой-то момент я сказала себе: «Прощай, Джульетта Юрия Григоровича! Здравствуй, Джульетта Максима Севагина!» И стало намного легче.
Совсем недавно у тебя была еще одна премьера — Катерина в «Каменном цветке». И снова опыт работы с хореографией Григоровича. Расскажи, пожалуйста, как ты готовилась к этой партии? В чем были основные сложности — технические, эмоциональные? Как ты их преодолевала?
Это прекрасный балет! И когда я начала над ним работать, он мне понравился еще больше. У Юрия Григоровича все балеты очень насыщены характерами и личностью артиста, который исполняет ту или иную партию. У него цельные персонажи, каждый как целый мир, и можно копать бесконечно долго. Но Катерина из «Каменного цветка» всегда остается девушкой-загадкой, и в этом была сложность, потому что ее как-то нужно раскрыть. А как раскрыть то, что, собственно, не поддается раскрытию? Или, лучше сказать, показывает себя только с одной, лиричной стороны. Но ты не можешь сделать все за один раз — партии оттачиваются годами, и, каждый раз выходя на сцену, ты привносишь новые детали. Поэтому после одного выступления очень сложно что-либо сказать…
Да, конечно, мне все понравилось, прекрасный спектакль и музыка очень красивая. Но с моим персонажем, Катериной, мне хочется поработать дальше. Ведь даже если ты и соответствовал роли, всегда можно посмотреть с другой стороны, добавить новых эмоций, красок, чтобы она не была просто печальной девушкой: Данила ушел, она отправилась искать его в лес, несколько лет ходила в этом своем платочке и сарафане… Эдакая грустинушка… Из-за этого иногда нивелируется персонаж и предстает плоским. Хотя, по мне, он совсем не плоский.
Почему, на твой взгляд, хореография Григоровича до сих пор сохраняет свою актуальность?
Мне кажется, она понятна зрителю, там нет пустых движений, и его пластика всегда сопряжена с сильными эмоциями. Возьмем «Каменный цветок»: у всех персонажей есть лейтмотив — он и в музыке прослеживается, например, через репризы ты сразу понимаешь, что это тема Северьяна или Данилы, Катерины или Хозяйки.
Также в хореографии есть лейтмотивы, которые на протяжении всего спектакля сопровождают и раскрывают героев. У Катерины ладошки немного собраны, обращены к зрителю, не как в классике — один пальчик сюда, другой туда. У нее совершенно другие кисти — как в иллюстрациях к русским сказкам. Это и есть ее лейтмотив — положение рук. И у каждого персонажа — своя хореография, говорящая, живая. Да, она очень сложна для исполнения, но понятна для восприятия, поэтому до сих пор и актуальна. Возможно, местами она выглядит немного старомодной, но при этом, безусловно, остается любимой и востребованной.
Да, мы занимаемся творчеством, но должны это делать четко, на сто процентов выкладываясь, заставлять себя, даже когда не хочется.
На сегодняшний день в твоем репертуаре в театре преобладают современные партии, особенно если мы говорим о ведущих партиях. Но ранее ты исполняла и Жизель, и ту же Джульетту. Что тебе самой ближе?
Исполнять классику намного труднее, чем что-то современное. Мне так кажется. К сожалению, когда ты много танцуешь современную или околосовременную хореографию — если мы говорим о современной хореографии на пальцах, то потом очень сложно, например, танцевать «Дон Кихота» или спектакли Григоровича. Твое тело начинает воспитывать тебя в другую сторону, а классика требует постоянного воспроизведения одних и тех же движений и их оттачивания, чтобы все было филигранно, чтобы каждая мышца была на месте. Здесь очень важна визуальная составляющая, которая быстро теряется: один блок спектаклей, и ты уже должен заново наверстывать классическую форму. Хотя вопрос был о другом. Но я, если честно, не знаю, что мне ближе — мне все нравится.
Какие партии из классического репертуара тебе было бы интересно исполнить?
Аврору из «Спящей красавицы». И, наверное, Китри в балете «Дон Кихот».
За последние годы у вас в театре было много премьер и, соответственно, была возможность поработать с ведущими мировыми хореографами. Какие постановки лично для тебя стали наиболее значимыми? Может, случились какие-то открытия, преодоления?
Открытия постоянно случаются, когда ты работаешь над чем-то новым. Из последнего самым ярким был Autodance. Я до этого даже не знала, что тело может так гнуться в разные стороны и что так глубоко можно доставать каждую мышцу. Вообще, каждый раз новая постановка заставляет тебя по-новому взглянуть как на работу тела, так и на постановочный процесс. Например, когда приезжал ассистент Форсайта Ноа Гелбер, то было очень тяжело, потому что он очень дисциплинированный человек и требовал такой же невероятной дисциплины от артистов: никаких разговорчиков в зале, опозданий — ты пришел работать. И это очень круто, потому что в России частенько есть элемент легкой необязательности — я завтра повторю, а это мы уже делали… А так не должно быть, потому что такая необязательность может сыграть с тобой злую шутку — мышца устанет и подведет, адреналин пойдет, и ноги трястись будут.
Европейские хореографы как раз учили каждый день работать максимально, иначе на сцене может проявиться расхлябанность. Да, мы занимаемся творчеством, но должны это делать четко, на сто процентов выкладываясь, заставлять себя, даже когда не хочется. В общем, нужно вести себя по-взрослому — пришел в зал, отработал внимательно, дисциплинированно. И это тебе обязательно поможет в будущем, потому что во время критической ситуации ты не поднимешься до уровня своих ожиданий, а упадешь до уровня своей подготовки. А иногда подготовка и ожидания могут сильно отличаться.
Случалось, что какая-то партия совсем не ложилась или не получалась сначала? Как ты обычно реагируешь в таких случаях и что делаешь — может, что-то меняешь в подходе?
Да, такие партии — это в основном разные вставные pas de deux и вариации. Это боль любого артиста, потому что у тебя нет времени на разгон. Когда ты ведешь спектакль, ты тоже волнуешься, но у тебя есть время адаптироваться к сцене, принять ситуацию, отпустить себя. И когда стресс проходит, ты можешь непосредственно радоваться танцу. А если у тебя вставная вариация, ты должен сразу показать на что способен, и уйти. И выйти нужно уже заряженным, а за кулисами прогреться так же, как ты греешься на сцене, невозможно. Обычно, когда возвращаешься в кулисы после такого pas de deux, понимаешь, что только разогрелся и готов танцевать. Соответственно, уровень стресса, адреналина тоже повышен. Это ужасно! Например, «Тройка теней» — моя боль до сих пор. Я ее терпеть не могу. Ведь если в спектакле что-то не пошло, у тебя есть время это исправить, а если здесь не пошло, то свои десять минут ты запорол. И уже до следующего раза. Я не знаю, как с этим бороться.
У тебя есть любимые партии?
Джульетта мне дорога — как в хореографии Юрия Григоровича, так и в хореографии Максима Севагина. Это в принципе была моя первая большая роль как артистки, когда я только пришла в «Кремлевский балет». И здесь спектакль ставился вместе с нами, мы принимали непосредственное участие в постановочном процессе. Ну, а вообще, все зависит от настроения. Но точно не «Тройка теней». Еще Сильфиду очень люблю!
Ты суеверный человек? У тебя есть личные приметы, ритуалы перед выходом на сцену?
Нет, я не суеверна. Я люблю слушать музыку, чай пить… Поспать перед спектаклем хорошо.
Какая твоя главная творческая мечта или цель в настоящий момент?
Меня все еще не отпускает детская мечта станцевать на сцене Парижской оперы. Мы все девочками мечтали там работать. Это цитадель балета, пусть простят меня все остальные. И дело не в том, что там какие-то особенные техники, просто есть места, окруженные неким ореолом, мифическим флером, — так же как Академия им. А.Я. Вагановой, например. Парижская опера для артистов — это такое же загадочное место, туда очень сложно попасть, но очень хочется! Хотя бы просто подышать этим воздухом… Но я не знаю, насколько это реализуемо, конечно.
Жанна, скоро Новый год. Что для тебя значит этот праздник — помимо бесконечной карусели «Щелкунчиков»? Как ты его отмечаешь?
Когда я училась в школе, то приезжала домой, и это был настоящий семейный праздник. Сейчас домой приехать не получается, поэтому мы отмечаем его в кругу близких друзей. Но для нас, артистов, 1 января, наверное, просто выходной, который помогает пережить череду «Щелкунчиков». А вечерний спектакль 31 декабря всегда более радостный, потому что сложно уйти от коллективного приподнятого настроения. Конечно, все это здорово — вместе собрались, выпили шампанского, поели запрещенки разной — оливье, бутерброды, да еще и ночью! В общем, только положительные эмоции я испытываю по поводу этого праздника.
Продолжая тему «Щелкунчиков» — в этом году у вас премьера новой постановки балета в хореографии Юрия Посохова. Ты до этого работала с Юрием Михайловичем? Какие у тебя впечатления от постановочного процесса и от балета в целом?
Юрий Посохов — красавец! Он очень заряженный, эмоциональный человек и располагает к себе. Когда он ставил с нами, то сам показывал мальчикам, как нужно держать… И я каждый раз думала: «Боже, какой вы прекрасный партнер! Я хочу стоять с вами всю жизнь!» Он великолепно держится, очень пластичен.
А сама постановка не то чтобы больше наполнена юмором, но без ощущения фатальности. Все более веселое, праздничное! И, конечно, эти масштабные сложные декорации, что, скорее, необычно для нашего театра, потому что в последнее время была тенденция к минимализму. А здесь невероятные технологии, огромные предметы, открывающиеся двери шкафа… И для театра это тоже опыт. Костюмы красивые. Из особенностей — нет привычной елки… Но есть увеличивающиеся в размерах шкаф и кресло, и они интересно выглядят — ведь когда дети маленькие, им все предметы вокруг кажутся большими, особенно если они включают свою фантазию. В общем, хороший спектакль получился.
Блиц
Как начался твой день?
Поздно.
Ты помнишь свой первый выход на сцену?
Нет, правда не помню.
Самый курьезный момент на сцене?
Это очень серьезный вопрос… Даже не знаю… Я падаю иногда.
Твоя любимая еда?
Сосиска в тесте.
Самое лучшее качество в мужчине?
Интеллект.
А в женщине?
Интеллект.
А в артисте балета?
Интеллект.
Твой любимый город?
Ялта.
Балет в трех словах…
Стресс, удовольствие, пот.
Личность в балете, которой ты восхищаешься?
Она не одна. Я восхищаюсь Оксаной Кардаш. Очень люблю Диану Вишневу. Естественно, моя большая любовь с детства — Сильви Гиллем.
Идеальный партнер в балете?
Координированный и внимательный.
Способность, которой хотелось бы обладать?
Было бы хорошо есть и не толстеть. Но еще больше я хочу, чтобы ничего не болело.
Ты что-нибудь читаешь сейчас?
Я знала, что ты это спросишь. Айн Рэнд «Источник». Но если честно, я ее уже полгода читаю.
Твое любимое время года?
Лето.
Кошка или собака?
Кошечка, вернее, мой кот Саймон.
Чай или кофе?
Кофе.
Кофе или шампанское?
Мммм… Шампанское.
Твое состояние духа в настоящий момент?
Куда несет меня поток событий…