Высокое звание prima ballerina assoluta принадлежит Надежде Грачевой по праву. Ее многогранное дарование стояло вне жестких рамок амплуа. Балерине были по плечу и академизм Петипа, и французское изящество Бурнонвиля, и патетика Григоровича. Каждую партию Грачева танцевала самозабвенно, поражая масштабом дарования и совершенством техники, своим танцем утверждая эталонную эстетику «большого балета».
В совсем юном возрасте, когда многие числятся «начинающими», Надежда Грачева уверенно покоряла вершины балетного репертуара. Она стала первым лауреатом приза «Benois de la danse», за выдающееся исполнение партии Никии в балете «Баядерка». В двадцать шесть лет молодая балерина была удостоена высокого звания «Народной артистки России» и Государственной премии страны. Вручая свой приз «Душа танца», эксперты журнала «Балет» присвоили ей звание «Королевы танца». Полная достоинства и духовной красоты, Надежда Грачева всегда выходила на сцену как королева. Как настоящая русская балерина.
Накануне своего юбилея балерина рассказала о своем творческом пути, учителях и учениках, о мечтах и свершениях.
Интервью: Анна Ельцова
Передо мной фотография маленькой девочки лет шести, которая сидит на шпагате. Откуда у этой девочки из Семипалатинска родилась такая любовь к балету?
Я всегда была очень подвижным, буквально гуттаперчевым ребенком, и мама, волнуясь за дочку, отвела меня к врачу. А врач ее успокоил и сказал, что дочка будет либо балериной, либо гимнасткой. Поначалу родители не восприняли это всерьез. И только тогда, когда преподаватель хореографического кружка в нашей школе стала убеждать их в моем балетном предназначении, они сдались. В шесть лет я встала к балетному станку. А когда через год увидела по телевизору «Лебединое озеро», то всерьез решила стать балериной и танцевать в Большом театре — чем, конечно, обескуражила родителей. Но они верили в меня и мой волевой характер. Папа отвез меня в Алма-Ату на экзамены в хореографическое училище. Уже при поступлении ему предлагали отдать дочь в Московское или Пермское училища. И хотя он выбрал более близкую Алма-Ату, волею судьбы я все равно оказалась в Москве.
Я рада, что мой путь в балет начался в Алма-Атинском хореографическом училище. Там у меня был прекрасный педагог — Сара Идрисовна Кушербаева, воспитанница Вагановского училища по классу Веры Костровицкой и Натальи Камковой. Получается, что в меня, как балерину, заложено две школы: ленинградская и московская. Между прочим, во мне есть питерская кровь — мой папа родился в Ленинграде. После блокады, по совету врачей, он переехал в Семипалатинск, где был более теплый и сухой климат. Так наша семья оказалась в Казахстане.
Поворотным в Вашей судьбе оказался конкурс в Варне 1986 года.
Да, Сара Идрисовна Кушербаева тщательно готовила меня к этому престижному конкурсу. Готовила и хореографически, и интеллектуально. Я много читала, штудировала русский язык. Для балерины интеллект не менее важен, чем данные.
Сара Идрисовна привезла меня в Москву, где формировалась группа конкурсантов со всей страны. И здесь меня увидела Марина Викторовна Кондратьева. С ней мы поехали в Варну. Она меня оберегала и направляла. Потом в моей судьбе появился Юрий Николаевич Григорович. Он, будучи председателем жюри, увидел меня на конкурсе. А когда вручал мне медаль, спросил, не хотела бы я работать в Большом театре? Правда, тогда в Большой брали только выпускников Московского хореографического училища. И по рекомендации Юрия Николаевича Софья Николаевна Головкина взяла меня в свой класс. Я приехала в училище в середине года, а через полгода уже сдала выпускной экзамен. Но волею судьбы осталась на стажировке у Головкиной еще на год — меня не взяли сразу в Большой театр. И я очень рада, что так произошло. Целый год я работала с Софьей Николаевной и Мариной Викторовной. Отрепетировала и станцевала на сцене главные партии в «Тщетной предосторожности», «Коппелии», «Пахите» и даже Одетту в «Лебедином озере». Когда через год я пришла в театр, у меня уже был хороший сценический опыт.
В Большом театре Ваша карьера развивалась стремительно.
В первый месяц я станцевала партию Повелительницы дриад в балете «Дон Кихот». А уже через год стала репетировать Хозяйку Медной горы в «Каменном цветке». Дебютировала в этом сложнейшем балете в середине сезона. Помимо этого, мы с Мариной Кондратьевой без устали готовили новые для меня партии: Мирту в «Жизели», Мазурку в «Шопениане», Генриетту в «Раймонде».
На протяжении всей балеринской карьеры Вы репетировали с Мариной Викторовной Кондратьевой. В это же время вам довелось работать и с Галиной Сергеевной Улановой. Вы стали последней ученицей великой балерины и педагога.
В 1991 году в театре готовилась премьера «Баядерки». Григорович определил меня репетировать Никию к Улановой. Надо отметить, что у Галины Сергеевны было много учениц, и с каждой она работала по-разному, исходя из индивидуальности человека. Мне было безумно интересно с Галиной Улановой. Но, когда я в первый раз пришла к ней на репетицию, то было очень тяжело. Я не понимала, как мне себя вести в зале. Мысль, что передо мной стоит легенда, «великая Уланова», буквально парализовала. Я почти не понимала, что она мне говорила. Галина Сергеевна это, конечно же, видела. Поэтому на второй репетиции она, отпустив концертмейстера, села со мной на лавочку и стала рассказывать о себе: о том, как готовила партии, как танцевала, чего боялась, чему радовалась. Благодаря мудрости Улановой стена между нами исчезла. Я перестала бояться, появилось доверие. И работа пошла. Я осознаю, как мне повезло в жизни общаться с гениальным человеком — а Уланова, несомненно, была гениальной. Ее советы бесценны.
Мы репетировали по-другому, нежели сейчас. Ничуть не менее важной задачей, чем отработка технических моментов партии, была работа над образом. Важна была «жизнь души» твоей героини. Галина Сергеевна сделала все возможное, чтобы вытащить из меня актерскую индивидуальность. Как сейчас слышу ее слова: «Ты не стесняйся, давай! Покажи то, что ты чувствуешь. Открой, донеси до меня! Будет много — я скажу. Будет мало — мы добавим». Я верила Улановой абсолютно во всем.
И в том, что я изначально работала с Мариной Кондратьевой, мне очень повезло. Она, как балерина, отличалась удивительным стилем. У нее в любой партии были потрясающие, я бы сказала гениальные, руки. И никто так не ставил руки, как она. Марина Викторовна тонко чувствовала стиль каждой партии и оттачивала его с ученицами.
А Софья Николаевна Головкина прививала своим ученицам необыкновенную уверенность на сцене, то, что принято называть балеринским апломбом.
Каждый мой педагог дал мне очень много. Это были настоящие наставники!
Вам довелось работать с Юрием Николаевичем Григоровичем.
Это был бесценный опыт. Когда мы репетировали Хозяйку Медной горы, он стал переставлять партию, исходя из моих данных. Безумно интересно, когда хореограф заново на тебя ставит роль. А когда мы с Николаем Цискаридзе готовили «Легенду о любви», Юрий Николаевич «выстраивал» нас по позам, объяснял каждый взгляд, каждый жест.
Со времен Алма-Атинского училища я мечтала о «Спартаке» Григоровича. Его показывали нам в кинозале. И каждый раз после просмотра я вставала в первую позицию (была у меня такая традиция) и загадывала желание: обязательно буду танцевать в этом балете. Уже будучи балериной Большого, я однажды набралась смелости и пришла к Григоровичу просить ввести меня в «Спартак». Он неожиданно быстро согласился. Счастливая, я выпорхнула из кабинета, и тут меня пронзила мысль, что мы даже не уточнили партию. Я вернулась и спросила: «Какую роль мне учить?» «Конечно, Фригию», — ответил Юрий Николаевич. «Нет, я буду Эгиной!» — решительно ответила я, чем немало удивила Григоровича. Он не верил, что роль Эгины мне подойдет. Но когда я ему показала приготовленную партию, Юрий Николаевич сказал: «Это действительно Эгина!»
У Вас всегда была репутация балерины вне рамок столь властного в балете амплуа. И после героинь Петипа и Григоровича всех поразила ваша неземная Сильфида.
Когда в Большом театре взялись ставить «Сильфиду» и мое имя появилось в составах, это вызвало удивление. И мое, и окружающих. Я не представляла себя Сильфидой. Но репетиции с Габриэллой Трофимовной Комлевой принесли уверенность в том, что партия — моя. Было сложно: на начальном этапе я совсем не могла себя найти в этом стиле. Даже мой мощный прыжок пришлось менять на умение вспорхнуть в воздухе. Мы работали по нескольку часов в день, много искали вместе. Габриэлла Трофимовна сотворила чудо. На генеральной репетиции знакомые, сидевшие в зале, меня не узнали — это для артистки лучшая похвала.
В Вашей биографии был интересный эпизод: в разгар бомбежек Сербии в середине 90-х вы неоднократно танцевали на сцене Белградского театра оперы и балета. С Вашей стороны это был мужественный поступок.
Я несколько раз приезжала в Белград и танцевала там и «Жизель», и «Дон Кихота», и «Лебединое озеро». Как тогда писали местные газеты, «когда шла «Жизель» с Грачевой, танки останавливались». Я видела те танки, было не по себе. Но я танцевала спокойно и уверенно, потому что понимала, что люди в зале получают наслаждение. Тогда, в военный период, это им было особенно необходимо. Ведь красота, как известно, спасает мир.
Марина Кондратьева отмечала, что по Вам можно писать методику преподавания классического танца — настолько правильным был Ваш танец. Она же предрекала Вам успешную будущность педагога. Опытная Марина Викторовна оказалась права — сейчас Вы преподаете в родном театре, у Вас всегда много учениц.
С легкой руки Марины Викторовны я стала преподавать. Первый свой класс я дала, когда мне было около тридцати. Однажды Кондратьева попросила меня дать за нее урок, сказав, что задержится по делам. Сейчас я понимаю, что она просто исподволь готовила меня к преподаванию. Конечно же, было страшно в первый раз встать посередине полного класса и начать внятно и доходчиво вести урок. Но постепенно все выправилось: я стала давать класс регулярно. Потом прибавились репетиции с солистами. Помню, я сама танцевала Никию и одновременно была репетитором солисток в гран-па (мы их называем «голубыми пачками»). Потом появились первые ученицы — Янина Париенко, Светлана Лунькина (она пришла ко мне после смерти Екатерины Максимовой), Екатерина Шипулина. С течением времени прибавились Евгения Образцова. Маргарита Шрайнер, Ева Сергеенкова. А недавно к ним присоединились совсем юные Ярославна Куприна, Дэйманте Таранда, Таисия Коновалова. Мне ужасно интересно с ними работать. И главное, я могу доделать с ними то, чего недоделала сама, недотанцевала. Когда-то Марина Викторовна мне сказала: «С каждым годом педагогической деятельности ты будешь находить все новые и новые нюансы в знакомых партиях. И тебе захочется увидеть их на сцене». Сегодня я понимаю всю мудрость этих слов.
Мне иногда так хочется выйти на сцену! Но всему свое время, и я это здраво понимаю. Я считаю, что уходить нужно в расцвете мастерства, чтобы зритель вспоминал только хорошее.
А о каких партиях Вы вспоминаете с особой любовью?
Я любила все балеты, в которых танцевала. Конечно же, я очень любила Никию — многие до сих пор считают ее моей лучшей партией. Но когда я делала свой творческий вечер, то умышленно не включила ее в программу концерта. Я тогда вообще постаралась так составить бенефис, чтобы зритель увидел меня в новых, непривычных образах. Недаром назвала вечер «Для вас впервые». И это действительно был вечер моих дебютов.
Есть один балет, по которому я скучаю. И это отнюдь не «Баядерка»! Это «Раймонда». Потрясающий балет, где все вариации гениальны, все имеют свои краски. С первого акта до третьего главная героиня постоянно меняется, переживает новые чувства. И это нужно раскрыть. Три акта балерина находится на сцене, и за это время она показывает весь масштаб своего дарования. «Раймонда» — истинно балеринский спектакль. Если бы мне была дана возможность вновь выйти на сцену в качестве балерины, то я бы выбрала «Раймонду».
Всю свою карьеру я посвятила классическому балету, хотя на меня ставили номера в современной хореографии, и они мне шли. Я считаю, что Большой должен ориентироваться на классическое наследие — ведь это академический театр. Был период, когда меня активно приглашали работать в Германии, в другие европейские труппы. Обещали, что на меня современные хореографы будут ставить балеты. Но меня эти предложения никогда не прельщали. Я себя не видела в других театрах, только в Большом. Я всегда выхожу на его сцену с трепетом. Особая энергетика этого театра заряжает вдохновением. Такого зала и такой сцены нет нигде в мире. Главное для меня — работать в Большом театре и жить в России.
Фото: личный архив Надежды Грачевой