О детских воспоминаниях из театральных гримерных в своей новой колонке рассказывает Борис Мясников.
В комнату пришлось вернуться, забыл самое святое — туалетку. В те времена все ходили исключительно со своей. Бывалый одиннадцатилетка Миша порекомендовал захватить с собой еще и бельевую резинку. Ту самую, которой на ноге фиксировали балетные туфли. Как в тумане, даже не задумавшись, бросил ее в портфель. Разогнал всю нечисть и невезение, кинув беглый взгляд на свое отражение в зеркале, и побежал догонять уже уходивших в театр ребят.
Первый театральный спектакль, первый класс хореографического училища, первая маленькая роль. Репетиций с труппой никто не давал. Максимум прямо перед спектаклем делали разводную репетицию для детей в «Голубом вальсе» из «Спящей», чтобы юные дарования совсем уж не растерялись от количества народа на сцене, гирлянд, арок, фонтанов и прочих пышных декораций. Недовольные артисты, оторванные от последней перед выступлением сигаретки или чашки кофе, нехотя ходили пешком между вальсирующими детишками, проверяющими порядок танца и место на сцене. Про остальные детские танцы можно было и не мечтать: все сами, помолясь, прямиком на сцену. После разводной — святая святых каждого театра…
До того дня я никогда не бывал в настоящих комнатах для гримирования. Всех детей утрамбовали в одну гримерку оперников. Логично, балетные были заняты. Думаю то, что я тогда ощутил, осталось в моей крови навсегда. Эти старые, до сих пор крепкие и надежные, залитые теплым светом бесчисленных лампочек, обрамлявших зеркала со старой патиной, гримерные столики и стулья годами копили энергию театра. Какие-то афиши и личные фото артистов на стенах. Грим и иконки на столешницах. Туфли и гетры под ними. Немногие театры сохранили этот дух. Может, давным-давно Будапешт подкупил меня именно им. Тот старый театр был тем самым ТЕАТРОМ. Долго до него не чувствовал этого духа. Может быть, в старом Большом и парижской Гарнье, ну и на гастролях в маленьких итальянских оперных театрах.
Грим нам помогала делать дежурный педагог (уроки грима будут на следующих годах обучения). А вот квест с костюмом пришлось преодолевать самому.
И здесь начинается самая интересная, красивая и уродливая, забавная и печальная, самая своеобразная история длиною в жизнь — моя история с костюмом.
Началось все с резиночек. Я понял, зачем они нужны. Пока я рассматривал интерьер, знающие ребята первым делом ринулись к коробке с обувью. Я чуть не расплакался, когда увидел, что в ней осталось всего две пары. Ну, как пары… Четыре туфли, три левые и одна правая, причем очевидно разных размеров. Первые сантиметры резинки ушли, чтобы примотать ЭТО бесформенное к ступням. Спектакль был старым, а если судить по костюмам, его премьера состоялась прямо до нашей эры. Дети, с которых делали замеры, уже, скорее всего, нянчат внуков. История с туфлями не закончилась фиксированием оных на ноге. Затем следовало придать резиночке цвет обуви, используя тот самый грим, и подкорректировать саму обувь в местах потертостей — ВОТ и первое проваленное задание. Нельзя гримом, тем советским (на масляной основе), подкрашивать места соприкосновения с полом. Очевидную опасность не будем даже описывать. Лигнином, тонкой театральной салфеткой, я максимально вытер излишки грима и заверил педагога, что тщательно обработаю ступни канифолью перед выходом на сцену.
Не менее печальная история приключилась и с остальными элементами костюма. Жилетки и коротенькие штанишки нам раздала дежурная исходя из комплекции детей. А вот чулки и рубашки прозябали, как и их никчемные каблуковатые родственники. Благо это тряпье было в светлой цветовой гамме, подкрашивать не пришлось. Но пришлось кое-где подшивать. У костюмеров хватало проблем и со взрослыми артистами. Детскими костюмами заниматься было особо некогда. Ветхие, заношенные, застиранные ткани постоянно рвались. Элементы костюма часто подгонялись под разных танцовщиков. Недостающие фрагменты отпарывались от одного костюма и пришивались к другому. Новых нарядов не шили, хотя старые уже отпраздновали свое тридцатилетие в том далеком 1996-м. Молодежь, может, и спросит, почему не шили? А читатель постарше уже почувствовал запашок 90-х.
Квест «Резиночка» перешел на уровень выше — от башмаков к чулкам. Чтобы гольфики не сползали вниз из-под коротких штанишек, их надо было подвернуть на резиночке чуть выше колена. Вопрос в студию! Почему под штанишки не надеть элементарное трико? И ничего никуда бы не сползало, никакие резиночки не давили бы и не натирали кожу? Ответ. Потому что трико в те времена — редкость. А хорошее, чтобы красиво облегало ногу, без вот этого вот, «намочить водичкой сначала, а потом, когда немного вспотеешь, оно само по ноге сядет», вообще не достать было. Про трико для детей я и вовсе промолчу. В лучшем случае — трикотажные колготки. «Ну, хотя бы эти колготки детям дать?» — спросите вы. «Про девяностые забыли?» — отвечу вам вопросом на вопрос. Все имеет свой срок использования. Быстро изношенное трико нужно постоянно менять. Это дорого. Обходились самыми дешевыми вариантами.
Этот первый спектакль оказался моей азбукой жизни. Выучить буквы-основы, а потом с легкостью жонглировать словами. Я учился все приспосабливать под себя. И не только вещи, но и ситуации. С помощью простой резиночки суметь себя обуть, подтянуть не по размеру штанишки, незаметно подсобрать большую рубаху под жилетом. Такие жизненные уроки не раз помогали в будущем. Помнится, на пятом году обучения решили попробовать станцевать вариацию Джеймса из балета «Сильфида». Килт одолжили в оперном театре. Его с легкостью можно было подогнать под подростка, сложнее было с колетом, верхней частью мужского балетного костюма, и шотландскими гольфами. Перешивать жакет не разрешили, а гольфы у артистов были именные, надо было лично интересоваться у артиста, можно ли попотеть в его носках. Согласитесь, даже звучит крипово. Пришлось на рынке купить красные гольфы и фломастеры. Вот вам шотландская клетка hand made. Колет же немного переделали из старого костюма солдатика из школьного «Щелкунчика», убрав гусарскую цепь и пару пуговиц.
Система «одного костюма» — это еще один хорошо выученный урок.
Вариант А: один костюм на ВСЕХ
Применяется из-за невозможности пошива костюма каждому студенту. Вот есть пачка на Аврору. И многие поколения студентов, доросших до Авроры, дорастают и до этой конкретной пачки. Или не дорастают, или перерастают в прямом (физическом) смысле. Есть крупные девочки, есть миниатюрные, длинноногие и с длинным корпусом, пышногрудые и даже пышнозадые. Думаю, бедной пачке можно присвоить звание Герой Труда. Лучше при жизни, а не посмертно. Уверен, старушка до сих пор в строю, зная золотые руки наших замечательных костюмеров.
Вариант Б: один костюм на ВСЕ
Применяется при схожести костюмов в различных исполняемых вариациях и номерах. То есть в одном колете белого цвета артист мог станцевать и Дезире из «Спящей красавицы», и Принца из «Щелкунчика», и Франца из «Коппелии», и еще полно вариаций из разных балетов. Порой, если девочка едет на конкурс с вариацией Дианы из знаменитого па-де-де с Актеоном, ей даже современный номер придумывают в том же хитоне.
Выводы
Вынужденное изучение обоих вариантов в дальнейшей перспективе дает впечатляющий результат. Артист, назовем его «старой закалки», не только мог просто приспособить любой костюм под личное пользование, но и мог сделать любой костюм средством, подчеркивающим достоинства и скрывающим недостатки. В артисте обострено чувство индивидуальности и эстетики. Все мы хотим длинные ноги и руки, тонкую талию и маленькую, аккуратную головку. Вот и думай, где что подшить, чтобы костюм от Маши или Глаши не только был тебе в пору, но и подчеркивал твою индивидуальность. Часто в интернате девчонки из проволоки и бисера мастерили себе короны и диадемы. Кто-то перешивал кружева и декор. Все знают, что правильно выложенный узор на пачке может украсть пару лишних килограммов, уменьшить или увеличить бюст. Не отвлекаясь от оного, стоит заметить, что линии декольте и спины рисуют также ширину плеч, где-то даже и длину шеи. Каждый мальчишка знает, как коварны могут быть лампасы. С помощью одной линии можно исправить кривизну ног или нарастить правильные мышцы. Если же во время танца лампас съедет на сторону, то может крайне испортить впечатление. Нужно обязательно порепетировать в таком трико, проверить, как оно себя ведет под музыку. И раз уж мы спустились слегка ниже талии, то вот вам главный объект кошмаров европейских костюмеров — юбка. Никто так не истерит за рубежом, как русские балерины. Кровавый бой идет за каждый сантиметр длины. Бедняга портной или дизайнер не знает, что, пройдя советскую школу жизни, каждый артист точно знает, какая длина делает его ногу идеальной, а какая уродует. Кому-то надо подчеркнуть колено. Кому-то его спрятать. У кого-то проблемные икры, что тоже можно скорректировать длиной юбки, а можно очень сильно подчеркнуть. Диаметр пачки может придать не только стройность ногам, но и может помочь спрятать небалетные ягодички. Так что борьба идет не за сантиметры юбки, а сантиметры тела. И победитель тут один. Даже если строгие регламенты европейского театра закрепили последнее слово за дизайнером костюма, то никто не отменял профессионализма артистов, не позволяющего недолжным образом выходить на сцену. Вот и сидят наши балерины тихо в своих гримерках и подшивают юбку и корсет, переделывают рюши, прячут нелепые банты. Самая большая проблема — это парики. Любят эти куаферы накрутить-навертеть на голове, развести целую клумбу цветов, налепить шляп и перьев. Для исторического фильма такое сойдет, а на сцене получается «пляшущая башка». Без помощи коллег не всегда обойтись. Потуже подкрутить букли, разрядить «клумбу», унять разгул перьев. Может, даже подогнуть огромную диадему, в которой и в дверь не пройдешь, и все кулисы на голову намотаешь. А если улыбнется удача, то вообще заменить этого монстра на свою родную hand made.
Конечно, своя прелесть есть во всем. Пышные, богатые костюмы, близко соответствующие эпохе или предлагаемым обстоятельствам, например, сказке, бесспорно, один из главных элементов перформанса. Но, придя на балетный спектакль, мы прежде всего хотим восхититься возможностями человеческого тела, его эльфийской, почти недосягаемой красотой. Европейский балет все увереннее заходит на русские подмостки, принося с собой богатство оформления, меняя вкусы молодежи, выросшей не только на советской классике. Как упоминалось ранее, не всегда артист волен менять или выбирать костюм, особенно в авторских балетах. И все-таки артист должен иметь «правильный глаз». Приведу всего один пример. В постановке «Лебединое озеро» одного европейского хореографа, идущей на крупных сценах балетных столиц, дизайнер костюмов, видимо, решил соригинальничать. Промолчу, что в эпоху Средневековья у него все наряды были барочными, отмечу детально лишь решение лебедей. Я чуть со стула не упал, когда Одетта вышла в костюме умирающего лебедя. Знаменитый кровавый рубин, который положила себе на грудь Анна Павлова, сделав из просто «Лебедя» Сен-Санса «Умирающего лебедя», пылал огненной раной и на груди Одетты. Мало того, дизайнер, он же, видимо, профессиональный киллер, сделал контрольный выстрел и в голову. Нежилец изначально, Одетта красовалась рубиновым прострелом и во лбу тоже. Дальше как из рога изобилия на сцену посыпались остальные мертвяки. Ровно, как полагается, двадцать четыре тушки. Все аккуратно подстреленные и в грудь, и голову. Дичь!!!! Во всех смыслах. А самая страшная ДИЧЬ — это то, что ни один артист этого не понял. А ДИЧЬ того страшнее, что ни один директор, руководитель, кто приобретал права на балет, тоже этого не знал.
Очень хочется, чтобы артисты были грамотными, знали историю костюма, историю спектакля, сами могли скорректировать правильный образ. В силу своих возможностей старались быть как можно профессиональнее. Чтобы дичь чаще появлялась на праздничном столе, а не на сцене.