Бенефис Марии Александровой состоится 26 мая на сцене Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко. В преддверии творческого вечера мы встретились с балериной и поговорили о предстоящем событии, новом статусе, жизни, корнях, предназначении, будущем. Мария не только восхитительная артистка, но и прекрасный собеседник — эрудированный, смелый и обезоруживающе искренний.
Интервью: Екатерина Борновицкая Фото: Алиса Асланова
Мария, 26 мая на сцене Музыкального театра им. Станиславского у вас состоится бенефис. Насколько я понимаю, он не приурочен к определенной дате. Что это будет за вечер?
Бенефис не приурочен к конкретному событию, поэтому он так и называется. Бенефис — это форма, которая позволяет наполнить вечер чем угодно. Это не гала-концерт, не юбилей, это именно бенефис, в котором можно объединить разные жанры. Заодно форма бенефиса, как правило, позволяет полностью не раскрывать программу, сохранить элемент неожиданности.
Точно не будет чествований. Это просто хороший повод собраться в прекрасном месте прекрасным, любящим театр людям — и зрителям, и артистам. На вечере будут представлены хореографы, с которыми так или иначе меня связала жизнь, и театры разных городов: Перми, Ростова, Нижнего Новгорода… Конечно, в бенефисе примут участие артисты из Большого и Мариинского театров.
Выходит, это мероприятие всероссийского масштаба.
Да, потому что так сложилась моя творческая биография. Я очень много танцевала в разных городах России, где после меня оставались спектакли или номера… У меня обширная география: моя жизнь, помимо Большого, протекала еще в Мариинском театре, на протяжении всей карьеры я туда возвращалась, все время там танцевала, выступала на фестивалях. Этот театр для меня неслучайный, и хореографы оттуда тоже неслучайные. Со всеми артистами, которые примут участие в бенефисе, меня разными путями свела судьба. А поскольку я выступаю в новом качестве ректора, то постараюсь привезти еще и детей. Такая разножанровость.
Это ваш первый бенефис?
Да, бенефис, мне кажется, должен проводиться редко, если не единожды.
Вы можете все-таки приоткрыть завесу тайны, какая программа ждет зрителя?
Первое отделение составлено в форме дивертисмента, в котором выступят артисты и хореографы из разных городов. Второе отделение — это мой авторский взгляд на литературное произведение.
Для вечера будут создаваться премьерные постановки?
Будет несколько вещей, но в программе дивертисмента первого отделения. А второе отделение — это одно произведение, объединенное сюжетной линией, но представленное разными жанрами, коллаж из разных постановок.
Что за литературное произведение?
«Пиковая дама».
Почему именно «Пиковая дама»?
Когда вечер затевался, мы стали думать, как же нам все это сделать. Мне пришла в голову мысль… У Большого театра роман с «Пиковой дамой». В свое время там шла оперная версия «Пиковой дамы», и есть две балетных версии в хореографии Ролана Пети и Юрия Посохова. У меня же случился замечательный спектакль в Нижнем Новгороде, где я познакомилась с композитором Юрием Красавиным. Там полностью звучит его авторская музыка. Мы с ним как-то разговаривали и заметили, что во всей этой истории присутствует двойственность: в Большом театре шел Чайковский — Красавин, в Нижнем — «чистый» Красавин… Как-то мы дома с Владом слушали оперу, и вдруг у меня в воображении возник коллаж. И я подумала: «А почему бы и нет?!»
Получается синтетическая история.
Театр вообще синтетичен, а балет — тем более. Форма бенефиса как раз позволяет делать любые фантасмагории. Это такое, знаете, творческое хулиганство, оно иногда бывает оправдано.
Вы, естественно, выйдете на сцену.
Конечно, выйду.
В образе Пиковой дамы?
А вот этого я еще не знаю. Два номера точно будут поставлены для первого отделения. В любом случае весь этот вечер — моя идея. В соавторстве с командой двух Полин, естественно, но все равно творческая концепция моя.
Вы отвечаете в этот раз только за творческую часть? Или участвуете еще и в организации?
Я не могу участвовать в организации, сейчас я могу себе позволить быть только автором идеи и исполнителем.
Но вы контролируете процесс?
Контролирую, хотя у меня нет такой привычки. Я просто стараюсь задавать правильные вопросы, иногда неудобные, и люди все понимают и делают.
Вы можете назвать артистов, которых зрители увидят на сцене?
Предварительный перечень есть, но я не могу отвечать за театры, потому что все они находятся в стадии сезонов. У всех есть репертуар, все живые люди. Я могу сказать, кого бы я хотела видеть из Большого театра или из Мариинского. Конечно, я хочу, чтобы выступили Влад Лантратов, Кимин Ким… Очень жалею, надо признать, и это навсегда останется раной в сердце, что не будет Володи Шклярова. На вечере Владислава Лантратова мы говорили про творческое продолжение, но это жизнь… Вот поэтому я и говорю, иногда ты планы выстраиваешь, а Бог все решает по-другому. Но Вовка все равно будет с нами в наших сердцах.
Готовим небольшие сюрпризы: Элеонора Севенард, Ксения Рыжкова, Денис Родькин, Семен Чудин, Артур Мкртчян, Иннокентий Юлдашев… В любом случае договоренность есть и с Махаром Вазиевым, и с Андрианом Фадеевым. Все понимают, что артисты — люди подневольные, интересы театров и репертуар важнее.
Почему вы выбрали для своего бенефиса Театр Станиславского? Что вас связывает с этой сценой?
На сцене Театра Станиславского мы собирали вечер Владислава Лантратова. У него богатая семейная история связана с этим театром. У меня такого нет, но Театр Станиславского, его атриум для зрителей, его сцена в едином пространстве со зрительным залом идеальны для форматов бенефиса, творческого вечера, гала-концерта.
И, конечно, это еще и моя дань уважения Театру Станиславского.
Вы сказали, что бенефис будет завязан на хореографах.
В нашей профессии главный — хореограф. Нас всех объединяет то, что мы академисты и все хореографы вечера тоже академисты. Все мы «вышли» из Мариуса Ивановича Петипа: изучали, проходили академическую школу, танцевали, впитали эту эстетику. Сегодня хореографы продолжают эту традицию, и из этого продолжения создается современный балет. Это не авангард, а балет здесь и сейчас, не заглядывающий в будущее, не пытающийся его предугадать.
Все хореографы вечера — наши современники?
Да. По плану на бенефисе будут представлены хореографы, которые либо руководят труппами, либо являются частыми гостями театров.
Какими качествами должен обладать хореограф, чтобы вам было интересно с ним поработать?
Я не понимаю, как они это делают. Про себя я точно знаю, что я не хореограф. Комбинацию могу сделать, урок составить, некая линия там будет, но я не хореограф, и я так не мыслю. Я исполнитель. Может быть, немножко с идейной стороны могу направить, и все. Я не тот «писатель», который составляет эти слова. Так же я не понимаю, как пишут композиторы. Поэтому для меня важно хореографу в зале не мешать. Я с годами научилась ничего не говорить хореографу.
Вообще не вмешиваетесь в постановочный процесс?
Нет, я пробую. Но в зале я материал. Если хореограф просит, я буду пробовать, а не говорить, что не могу. Даже если понимаю, что могу расшибиться, я как-то подстрахуюсь, но сделаю. С годами я пришла к тому, что стараюсь не разрушать это хрупкое равновесие. Это не просчитываемая математически и логически история — получится или нет. Нужна очень тонкая сонастройка, и все талантливые люди так или иначе сосредоточены на ней.
Как вы определяете этот момент, что или кто вам подсказывает?
Интуиция. Человеческий зов… И сама ситуация так складывается. Есть люди, которые действительно что-то ищут, чего-то хотят. В нашей творческой среде человек — это огромная ценность.
Создание концертного вечера не ограничивается хореографией. Кто создавал костюмы? Кто работал над сценографией, светом?
Я не делаю здесь акцент на художниках. Есть пока свободный номер, может быть, родится какая-то история, но пока я не ударяюсь в фэшн, ничего особо концептуального не планирую, потому что второе отделение — это коллажная история, многосоставная, и ее следует сделать с уважением к людям, которые уже поставили, создали эти спектакли. Это такая этическая задачка. И я об этом, простите, «парюсь».
А вот солнце у нас будет одно — художник по свету один на весь вечер. Это Олег Страшкин.
Я приложу все усилия, чтобы в этот вечер звучала живая музыка, чтобы была по-настоящему театральная атмосфера. В театре должен звучать оркестр, оркестровая яма не должна быть пуста. Такое целостное ощущение сцены, зала — все объединено одной атмосферой. И дирижеров тоже будет по нашей традиции двое: Федор Безносиков из Москвы и Федор Леднев из Нижнего Новгорода. Видите, у нас во всем некая двойственность присутствует.
Около двух лет назад в интервью нашему журналу вы сказали, что «быть руководителем бюджетного учреждения — в этом мало творчества…», и вообще достаточно осторожно рассуждали о вероятности развития вашей деятельности в этом направлении.
Два года назад ничто не предвещало такого поворота.
И тем не менее вот уже полгода вы исполняете обязанности ректора Академии хореографии в Севастополе. Как вы приняли подобное решение? Легко ли оно вам далось?
Довольно серьезное решение. Я без иллюзий гляжу вперед. Несмотря на то что я весьма позитивное и неунывающее создание, про себя я все знаю и трезво себя оцениваю. В последние годы я понимала, что могу еще многое сделать на сцене, и выбрала очень непростой путь фрилансера. В России быть фрилансером в театральной сфере трудно. Все театры оперы и балета бюджетные, везде есть труппы, поэтому нужно обладать определенной ценностью и особенными качествами, чтобы тебя приглашали. Работу надо находить самому. Когда ты в штате, у тебя всегда есть зарплата и театр находит тебе работу. Когда ты сам по себе, ты сам по себе. Это жестко. Но тем не менее я через это прошла. Поэтому я понимала, что со мной разговаривает судьба, когда мне поступило такое предложение.
Академия хореографии находится на стадии становления. Мы пока маленькие, у нас есть пока только младшие (первый, второй и третий) классы из восьмилетнего образования. Я приехала в Севастополь просто посмотреть и поняла, что нахожусь там, где я нужна, что я с теми, кому необходима.
Это трудное дело, потому что в Крыму никогда не было академического балета, и ты начинаешь с нуля, закладываешь основы на многие годы вперед. С одной стороны, это интересно, с другой — очень сложно, а с третьей — достойно и благородно. При этом я абсолютно без иллюзий понимаю, что плоды моей работы будет пожинать кто-то другой. И это очень созидательная история, что важно. У меня есть богатый опыт, который я могу применить, ведь я работала с тремя генеральными директорами и восьмью художественными руководителями только в Большом театре.
Нужна большая отвага, чтобы в текущей ситуации решиться на подобный шаг. Были ли у вас какие-то опасения в этом плане?
Конечно, я же «девочка» и все понимаю. Как руководителю мне очень интересно, но как «девочке» тяжело. По разным причинам. И еще тяжелее оттого, что я не могу показать своих чувств, находясь там. Я могу расслабиться с вами сейчас, «пустить слезу», а там нет, потому что у меня коллектив, потому что у меня дети. Но я же приняла это решение. Назвался груздем — полезай в кузов. У меня было право отказаться, но нет. И чего теперь роптать? Надо вставать и делать. И еще раз вам говорю, я там, где я нужна, и с теми, кому необходима.
В Крыму сейчас много чего происходит, идет огромное строительство, инфраструктура меняется — дороги, школы, детские сады — очень много внимания президента уделено региону, поэтому он оживает и расцветает. Приезжая из Москвы, я понимаю, что это особенное место, там много перспектив. Там не душно. Да, тревожно, но не душно. Там много людей, которые отдают себя делу. От этого возникает впечатление чего-то огромного, ощущение, что ты тоже можешь что-то сделать.
Что входит в спектр ваших обязанностей? Это исключительно административная работа, или же она включает и педагогическую деятельность? Есть ли у вас свой класс?
Своего класса у меня нет в силу того, что мы все только налаживаем. Мне приходится уделять внимание всему: от фанкойлов и теплосчетчика до пяточки у первого класса. Я должна многое решить, о многом подумать сейчас, наметить будущее вплоть до того, во что мы будем одевать детей, если захотим что-то поставить. Где это достать? Как привезти?
У нас есть учебный театр, и никто не сможет его запустить, если я не скажу, как Петр I, «Щелкунчику» быть!» Мы запустили «Щелкунчик», а весну встречали «Белоснежкой». Концертную программу собираем, первые гости к нам приезжали из балетного училища из Краснодара, ждем МГАХ в июне. У нас детки маленькие, а мне важно, чтобы они видели, что через два-три года они станут большими и что я не просто так требую эти пятки, ручки с ножками и «ушки на макушке», требую, чтобы музыку слышали. Наши дети первые, а мне нужно создать у них ощущение, что они часть истории, что история русского балета 250 лет была до них, а они ее продолжат, чтобы после обязательно кто-то перенял уже их дела.
Из-за того, что в Севастополе нет глубоких балетных традиций, существует ли сложность с набором детей?
Мы проводим программы. Как раз в этом году по федеральному гранту мы опробовали в Севастополе поход в школы, чтобы хотя бы по внешним данным определить детей, позвать их в академию, сделать для них концерт. Мы позвали их с родителями. Наша академия — первое учебное заведение такого рода в Крыму, на нас лежит важная миссия — сформировать позитивный взгляд на будущее наших детей, дать им возможность прожить жизнь в искусстве. Даже если они не свяжут свою жизнь с балетом, они могут связать ее с театром, потому что театр, так или иначе, станет для них необходимостью. И эту культуру надо создавать. Я разговариваю с детьми-зрителями перед началом спектакля, объясняю, что мы не ходим во время действия, что у нас будет для этого антракт. Например, не всегда ясно, что на сцене происходит, в этом нет ничего страшного; даже если не все понравилось, можно аккуратно поаплодировать, это дань уважения труду артистов. Веду просто-напросто гражданскую пропаганду на творческой стороне. Практически, если можно так выразиться, воюю за искусство.
Возможно, вы столкнулись с какими-то профессиональными вызовами на новой службе? Приходилось ли себя перестраивать? Учиться чему-то новому?
Став руководителем, я поняла, что должна предъявлять к себе высокие требования. Так устроено. Моя наставница Софья Николаевна Головкина мне говорила, что всегда привлекают две вещи: красота и уродство. То есть в любом исполнении ты всегда найдешь, как нужно и как не нужно. Поэтому как руководитель я и обязана требовать в первую очередь от себя многого, тогда и люди вокруг будут тянуться к этой планке.
Разную ведем работу. Я столько всего узнала о технической стороне академии! Конечно, я понимаю, что без моего опыта мне было бы сложно, если бы я не работала фрилансером, если бы не видела российские театры… И хорошие театры, и в удручающем состоянии. Если бы я не прошла школу «Сколково», где совсем иной пласт общения, другие люди, другой взгляд на мир.
Что вы изучали в «Сколково»?
Я была на программе Flow. Она на меня произвела колоссальное впечатление. Это был серьезный шаг в сторону и, как оказалось, важный подготовительный момент. Благодаря этому, приехав в Севастополь, я многое быстро поняла.
Всегда восхищало в вас то, что в любых сложностях вы видите перспективу.
Это мне «подарили» травмы. Именно из-за травмы я поняла, что я человек не отчаивающийся. Если есть хоть малейшая ниточка в жизни, я за нее зацеплюсь и соберу себя. Отчаяние не работает.
Вы москвичка с глубокими корнями и неоднократно говорили, что Москва — это часть вашей жизни, вашего сердца, что вы не готовы уезжать из столицы.
Да, это мое место силы.
Тяжело ли вам дался переезд? Как вы себя нашли в новом городе? Принял ли вас Севастополь? Приняли ли вы его? Появилось ли у вас ощущение дома?
Именно потому, что я коренная москвичка и понимаю, что мои корни здесь, я могу позволить себе шаг вправо, влево, вверх и вниз. Это не то, что я выгрызала и боюсь потерять, это другое. Я всегда могу «отшагнуть». К тому же не могу сказать, что я переехала. Скорее, я живу на два города.
А Севастополь для меня… Мы как-то сразу почувствовали друг друга, у нас схожие характеры — сталь и легкость. Я даже в какой-то момент удивилась, почему там никогда не было балетной академии. Город весь белый, весь где-то на холмах... Я им вдохновляюсь: ветер, виды, солнце! Одни лестницы, по которым ты забираешься по холмам, чего стоят! При этом ты можешь найти дух 1990-х, и ностальгия по 1960-м не выхолощена. А моя академия — просто XXI век! Это настоящий временной туннель, творческому человеку это дает много мыслей, атмосферных штучек — не скучно. Но есть нюансы: самое сложное в Севастополе — это пятница.
Почему?
Потому что город гуляет до пяти утра. А у меня рабочий день в субботу, а иногда бывает и в воскресенье. И почему-то вся музыка выводится на улицу, и это, конечно, ужас! Культура определенная. Южная. В это же время в академии прекрасная атмосфера — нас мало, и мы знаем, что у нас много работы. Все рабочие лошадки собрались.
Сколько у вас сейчас воспитанников?
Первый, второй, третий классы — 97 человек. Из них 44 ребенка в интернате. Со всей России дети учатся, не только местные. Очень много сейчас пришло малышей.
Вы продолжаете выступать. Как у вас получается совмещать руководящую должность и сцену?
Я занимаюсь вместе с детьми, и это закладывает дисциплину в классе, понимание того, что они не первые, не единственные. Я захожу к ним. К младшим просто смотреть, а со старшими, с третьим классом — мальчиками или девочками — вместе занимаюсь. Педагоги только радуются.
При таком загруженном графике остается ли у вас время на досуг? И если да, то как вы его проводите?
Время — это ресурс. В Москве все проще: у меня есть друзья и подруги, которые мне обязательно чего-нибудь придумают. Все знают, что я легка на подъем. Главное быть поближе к городу, а так меня можно раскрутить на что угодно: ресторан, футбольный матч, хоккей... Это могут быть и выставки, и арт-встречи, и музеи. А вот в Севастополе с досугом трудновато, и мне пока катастрофически не хватает времени. У нас открывается сейчас музей, периодически устраиваются выставки. Я познакомилась с кадетами-нахимовцами, со школой искусств для маленьких детей, наладила отношения со старшей школой искусств. Хочу, чтобы мы «потворили» что-то вместе, потому что им нужно проходить театральное дело, а нам нужно создавать спектакли. Получается, все время что-то происходит. Я осваиваю новые территории, расширяю знакомства, спрашиваю у ребят, что им интересно, чего они хотят.
В прошлом интервью нашему изданию вы сказали, что хотите написать книгу о своих педагогах. Не оставили эту мечту?
Это не мечта, а уже цель. Прикоснувшись к школе, я еще лучше понимаю, что это необходимо сделать. Артист балета не родится, пока у него не появится один, второй, третий наставники, которые его научат, объяснят, сделают, вложат в него что-то… А так есть вероятность, что ты навсегда останешься материалом. У нас такая профессия: из ног в ноги, из рук в руки, из уст в уста, а иногда из головы в голову, из души в душу. Если нет человека, который тебе правильно объясняет, то это самодеятельность. А с педагогами уже академическая школа. Хотя мне в детстве даже с самодеятельностью повезло: когда была еще совсем маленькой, мой преподаватель Надежда Нестеровна посоветовала маме отдать меня в училище.
Вы очень красивая женщина. Всегда великолепно выглядите, и вас невозможно застать в «разобранном» виде. Как вам удается оставаться красивой в любой ситуации? И что такое настоящая женская красота, как ее сберечь? Как ее нести?
Это все Татьяна Николаевна Голикова. Она такие фразы иногда говорила. Придет с прогона и бросит: «Ой, сходила я на прогон, девочки как обмылки выходят». Знаете, это так западает в душу. Не надо ни имен, ни фамилий называть, сам факт. Мы очень много гастролировали с театром, педагоги с нами тоже ездили. Придет Татьяна Николаевна с улицы где-нибудь в Америке: «Ну, они здесь так, конечно, ходят, как-то неуместно…»
Она мне всегда говорила, что надо быть уместной. Одно слово, а сразу понятно, сколько за ним работы. И сразу видно, что ты понимаешь, какая среда, какое время года, какое окружение, какая цель всего этого. И кто ты.
Мария, вы как-то сказали, что любимые партии это те, по которым скучаешь. По каким партиям вы скучаете сейчас?
Ну, сейчас почти по всем! Все они часть меня, все они были яркие, индивидуальные. С каждой партией у меня выстраивался диалог: я — не я, поступила бы так — не поступила бы… Самое интересное начиналось, когда не поступила бы. Роль тогда начинала звучать по-другому, потому что есть предлагаемые обстоятельства, и надо учиться в них существовать.
Хотя у меня нет ни тоски, ни грусти. Я знаю, что все прожила очень искренне… И как-то легко отпустила. Я перепрыгиваю ямку, не роюсь в ней, а просто иду дальше, не оглядываясь. Все время есть завтра, всегда что-то есть потом.
Образы: Edem и 1811