24 ноября в Музыкальном театре им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко состоится премьера балета «Снежная королева». Одну из главных ролей в спектакле исполнит Иннокентий Юлдашев — молодой премьер, возведенный в ранг в конце прошлого сезона. Мы встретились с артистом в перерыве между постановочными репетициями и поговорили о готовящейся премьере, о знаковой партии Чекетти, подготовке к спектаклям и ролях мечты. Иннокентий рассказал нашему изданию о любви к чтению, о том, как поддерживает идеальную форму и восстанавливается после трудных спектаклей.
Интервью: Екатерина Борновицкая Фото: Карина Житкова
Иннокентий, вы начали сезон в новом статусе — премьера. Что для вас поменялось? Что пришло вместе с премьерством?
В принципе, ничего не поменялось глобально — только мое отношение. Оно и до этого было строгим к себе, к профессии, а в статусе премьера ответственность стала еще больше — так сказать, нет права на ошибку.
А ваши чувства, ощущения, когда вы выходите на сцену, они как-то изменились?
Я чувствую себя более уверенно. Недавно мы с Настей Лименько танцевали «Дон Кихота», и ощущения были абсолютно другие. Понятно, что это уже второй спектакль после премьеры, и я чувствовал свободу. И коллеги поддерживают — они спокойны, не переживают, что я что-то сделаю не так, поэтому ты просто выходишь на сцену и танцуешь в свое удовольствие.
Ваше продвижение было ожидаемо?
Нет. Максим (Максим Севагин, художественный руководитель балетной труппы Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко. — Прим. ред.) в том сезоне меня только ввел в статус ведущего солиста, и я вообще не ожидал, что к концу сезона стану премьером. Даже ребята удивлялись, что я за один сезон, одним махом до премьера добрался. Да, это была мечта, я стремился к этому, безусловно, но на самом деле приятно, когда неожиданно, ведь если бы я знал заранее, было бы не то.
В конце прошлого сезона у вас состоялась очень яркая работа, после которой вас и объявили премьером, — партия Чекетти в балете Максима Севагина «Класс-концерт». Именно ваше исполнение очень запомнилось. Расскажите, пожалуйста, как вам удалось создать настолько органичный образ? Как вы работали над этой ролью? Как искали актерские нюансы, краски?
Актерская игра не была первостепенна в этом pas de deux, основной упор был сделан на технику. Ведь оно так и называется — «Виртуозное». Образ рождался в процессе, в моменте, но также мне помог тот факт, что в школе я учился у итальянца, и, поскольку у меня очень хорошая визуальная память благодаря родителям (они художники), я легко зрительно запоминаю жесты, движения, мимику и потом могу это воспроизвести. То есть за маской я прячу то, что это действительно технически очень сложная партия. Одна из самых сложных, что я танцевал.
Наверное, еще труднее соединять юмор с этой безумно сложной техникой?
Благодаря юмору и погружению в образ я сам становлюсь легче во время исполнения. Перестаю думать о сложности какого-то элемента и просто делаю. Скажем так, с улыбкой на лице все дается легче.
Как вы обычно готовитесь к новой роли? С чего для вас начинается путь к герою, спектаклю?
Путь начинается достаточно просто — мы приходим в зал, на репетицию, где изначально ищем технические удобства, комфорт в переходах между движениями — будь то вариация или адажио. Я ищу свой стиль, чтобы все органично смотрелось.
Допустим, если это «Дон Кихот», в нем не должно быть жестов из «Баядерки». Сперва я занимаюсь именно этим, и когда налажены все технические моменты, то можно уделить внимание актерской задаче, чтобы уже проходить все целиком, с эмоциями, нюансами и пониманием того, что я танцую.
А если эта партия уже исполнялась, вы смотрите записи, предыдущие знаковые исполнения?
Безусловно, смотрю. Ищу среди исполнявших партию те движения, которые мне близки, которые мне бы подошли. Например, перед «Дон Кихотом» я смотрел Леонида Сарафанова. Естественно, еще Барышникова, хотя его даже не надо пересматривать, он всегда в голове. Но именно нуреевскую редакцию я смотрел с Сарафановым. Мне очень понравилась та виртуозность, с которой он исполнял эту партию, легло его настроение — он не был слишком строг, был органичен, ему ничего не стоило сделать какое-либо движение. И самое главное — это та легкость, с которой он несет себя на сцене.
Очень скоро у вас ожидается еще одна новая роль в премьерном спектакле «Снежная королева» Максима Севагина. Сейчас как раз идут постановочные репетиции. Расскажите, пожалуйста, про этот балет, про вашего героя. Кто он?
Мой персонаж — Кай. Один из главных героев сказки. Ребенок, добрый и чуткий мальчик, который волею случая становится холодной марионеткой в руках Снежной королевы. По моему мнению, балет должен получиться очень красивым, ведь там будет звучать невероятная музыка Чайковского. К моему собственному стыду, я не слышал ее до постановочного процесса. У Максима на эту музыку ложатся интересные движения, получаются красивые дуэты. Что касается костюмов, мы делали только пару примерок, образы точно будут необычными. В целом, сложно сейчас давать развернутый ответ, так как полная картина еще не сложилась.
Ваш Кай — это все-таки ребенок?
На определенный период да. Но все карты раскрыть не могу.
А если в целом говорить о постановке, о хореографии… На ваш взгляд, чем новый балет отличается от других работ Максима, а чем, наоборот, на них похож?
Во-первых, насколько я знаю, балета «Снежная королева» еще не было, и это большой плюс для нашего театра, что мы будем первыми.
Во-вторых, что касается хореографии… Естественно, Максим ставит в своем стиле: если взять «Ромео и Джульетту», пластический язык, переходы в хореографии, конечно, немного похожи, потому что у него уже сложился почерк. Но если взять, допустим, Чекетти, то там совсем другое, все поставлено в более классическом стиле. Я, если честно, не представляю, как у него все это складывается в голове. Когда я смотрел Макмиллана, то всегда удивлялся, какие у него интересные захваты и формы в поддержках, у Максима здесь тоже много новаторских взаимодействий в дуэтах.
Вы как-то сказали, что можете танцевать любую хореографию — для вас нет разницы, современная или классическая.
Да, я сказал такую фразу, но она важна в контексте, а ее вырвали из него, и получается, что я такой супермен с плащом — классического и современного танца. Но мне близко все, это правда. Если я горю, то перестаю делать различия между тем, классический это танец или современный, он становится частью меня. Мы вместе с хореографами делаем какие-то маленькие правки, вкладываемся в постановку, будь она новая или старая, привносим что-то свое, и бывает, например, что ты сделаешь какой-то жест, и этим жестом тебя запомнит зритель.
Если мы откатимся на шесть-семь лет назад, тогда я был абсолютно деревянным в современном танце. Форсайт — это первая хореография, с которой я столкнулся, где из меня буквально выжимали что-то пластичное. Мне постоянно кричали: «Кеша, мягче локти, мягче кисти, мягче голова!» И я ужасно раздражался из-за того, что у меня не получалось. Но зато после начала проявляться любовь к современной хореографии. Плюс было очень много «Точек пересечения», и тоже все в новинку: новые пластические языки, взаимодействие с полом.... Когда на нас ставил Эно Печи, было сложно себя ломать — все-таки мы недавно пришли из школы и настолько владеть современной хореографией не могли, чисто физически не хватало опыта, мастерства, насмотренности. Там про меня тоже говорили, что мальчик деревянный.
Но потом случились еще «Точки…», параллельно Охад Нахарин и его «Минус 16», где мы занимались гагой и изучали свое тело по-новому. Но истинная любовь у меня проявилась к хореографии Акрама Хана. Я такого никогда не видел: это смесь танца, боевых искусств, единоборств — очень близко мне по духу. Я с трепетом шел на кастинг и, видимо, так сильно старался, что меня не выбрали в премьерный состав. А выбрали в «Автоданс» Шарон Эяль, чего я абсолютно для себя не принимал. Мой мужской менталитет не мог смириться, что я буду в таком виде ходить по сцене. А когда уже выпустили премьерный блок, когда зритель с восторгом и ажиотажем встретил его, то я подумал: в этом что-то есть, и нужно в себе покопаться. Иногда надо себя поломать, заставить себя влюбиться в то, что ты делаешь. Я, кстати, частенько ошибался насчет ролей, но это даже хорошо, потому что на ошибках учатся.
Какие-то любимые или знаковые партии, балеты у вас есть? Может, что-то заставило по-новому посмотреть на себя, на окружающий мир, на танец?
«Маленькая смерть». Когда у нас возобновляли этот спектакль, мы были во втором составе — все молодые ребята, мы так горели, так хотели выйти, нам дали один прогон, и мы опозорились, мягко говоря. Но мне посчастливилось в следующем сезоне с этим балетом поехать на гастроли, где я танцевал с Анастасией Вячеславовной Першенковой, которая сейчас является моим педагогом в театре. Мы танцевали четвертый дуэт, и благодаря ей, в частности, я проникся еще больше, поскольку она очень опытная, а дуэт подразумевает зрелые отношения. Невозможно не влюбиться в эту хореографию, когда ты танцуешь с артистами нашего театра. Они ее знают и чувствуют, и, когда ты вливаешься, тебя поглощает буря эмоций и рождаются невероятные ощущения.
Еще одна важная партия — Джеймс в хореографии Лакотта. Я в школе исполнял его хореографию на первом курсе, танцевал вставное pas de deux из первого акта. И уже тогда педагог говорил, что это мое, что я просто должен выйти и станцевать. С этими мыслями я готовил главную партию. Конечно, Джеймс по сложности сильно отличается от вставного pas de deux, и я готовил эту роль достаточно усердно — надевал на себя шестикилограммовый жилет, прыгал в нем, чтобы потом было легче.
Шут в «Лебедином озере» — тоже одна из знаковых партий. Я станцевал ее на второй сезон работы, и это та партия, благодаря которой, может быть, и раскрылся актерский талант, потому что если Шут скучный, то будет неинтересно совсем. Балет достаточно возвышенный, романтичный, про нежные высокие чувства, и хочется пафос разбавить, как раз для этого и нужен Шут, который веселится, играет, шутит.
Еще «Восковые крылья» Иржи Килиана. Очень жалко, что мы так мало его танцевали, — всего шесть спектаклей было после возобновления. Там рассказывается про отношения между мужчиной и женщиной и присутствуют отсылки к мифу об Икаре. Это был интересный опыт работы, и музыка в этом балете очень красивая.
Иннокентий, а у вас есть партии мечты, роли, которые вы особенно хотели бы на себя примерить? Спектакли, которые бы хотели станцевать?
Да, есть, я почему-то в недавнем интервью не упомянул эту партию, очень странно, что она у меня вылетела из головы. На уме тогда был «Спартак». Конечно, Спартака очень хочется исполнить, но настоящая партия мечты — это «Рапсодия» Фредерика Аштона. Я недавно слушал музыку, и, когда у меня в наушниках заиграла «Рапсодия на тему Паганини» Рахманинова, я сразу подумал: «Господи, как же я мог про нее забыть!» Еще «Манон», хотя не знаю, насколько визуально мне подходит партия Де Грие. Наверное, партия Леско, брата Манон, мне подходит больше, но внутренне я бы, конечно, хотел исполнить роль Де Грие.
А что касается «Рапсодии», то это, в первую очередь, технически сложная партия, что тоже вызов самому себе, и, конечно, танцевать эту музыку большая честь.
Премьерский статус — это высшая ступень в балетной иерархии, но понятно, что развитие на статусе не заканчивается. Какие у вас дальнейшие цели как у артиста?
Стать легендой. Хочется оставить какой-то след в истории, как Барышников и Нуреев. Понятно, что до такой величины дотянуться очень сложно, но хочется, чтобы было что-то такое. Как я говорю сам себе, с поставленной задачей легче работать, легче жить. У тебя есть то, к чему ты стремишься. Честно говоря, ступень премьера была задачей минимум. Если бы это была задача максимум, то, в принципе, можно и остановиться, но какой смысл? Я же работаю, чтобы стать лучше. Угаснуть тихо не хочется. Хочется дальше выдавать новое и продолжать двигаться только наверх.
У вас есть какие-то увлечения помимо балета? Как вы обычно проводите досуг?
Я люблю читать, играть в приставку. Футбол очень люблю — и играть, и смотреть. Баскетбол — больше смотреть, потому что для баскетбола нужен высокий рост. Но с недавнего времени больше всего люблю читать. Три года назад мой друг Герман (Герман Борсай, ведущий солист Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко. — Прим. ред.) подарил мне на день рождения подписку на электронные книги, и мы заключили пари, что каждый день будем читать не менее тридцати страниц и скидывать друг другу, что прочитали. Я начал открывать для себя литературный мир по-новому и за последний год прочитал восемнадцать книг.
А что вы читаете? Какие у вас предпочтения?
Вызовом стало желание прочитать весь цикл романов про Эраста Петровича Фандорина, это была задача на год — я начал в декабре 2022 года и закончил недавно последнюю книгу из этой серии про камердинера Масу, очень красивый роман про японскую культуру.
Сейчас читаю «Манон Леско». Мне было интересно узнать полную историю, поскольку мне известно, что Макмиллан в балете не все показал, а лишь основные эпизоды из произведения. Я только начал, и мне очень нравится.
Вы в великолепной физической форме. Что вы делаете дополнительно к экзерсису и репетициям для поддержания ее на таком уровне? Помимо шестикилограммовых жилетов.
Я хожу в спортзал. Подобрал для себя определенный комплекс. Упражнения на руки, спину, пресс, и в конце идет небольшая йога на растяжку. Конечно, когда времени мало, делаю просто йогу — на укрепление тела и на растяжку. Когда есть больше свободного времени, добавляю в спортзале штанги, гантели, брусья, турники... Я так приучен, для меня неприемлемо, когда артист выходит на сцену и выглядит некрасиво. Видимо, я так воспитан, поскольку родители художники, они постоянно мне показывали статуи древнегреческих богов, разные рисунки, где изображены атлеты, атланты… Мужчина должен выглядеть красиво, быть в хорошей форме. Но в этом тоже есть грань, которую нельзя переходить, чтобы от закачки не стать деревянным. Поэтому я делаю упражнения на увеличение, а потом сразу растягиваю мышцы, чтобы не было излишних объемов и сохранялась мобильность.
Конечно, еще генетика важна, я в одиннадцать лет уже поднимал штангу весом 60 кг. Но в любом случае нужно заниматься и всегда держать себя в тонусе.
Как вы восстанавливаетесь после сложных спектаклей? У вас есть свои ритуалы?
Есть такая замечательная вещь, называется баня. Например, после последнего «Дон Кихота» утром мы с другом пошли в баню, откисали, парились вениками. Настоящая русская баня, все как надо. Часа четыре мы там провели, и на следующий день я был как огурчик. Конечно же, еще массаж, аминокислоты для восстановления мышц, вот такой достаточно простой способ. А если мы берем эмоциональный фон после спектакля, то это очень легко убирается книгой, прогулкой или PlayStation — просто сидишь, играешь, и у тебя мозг проветривается.
А игры любимые у вас есть?
Конечно, есть. «Ведьмак», «Человек-паук».
Так и знала, что вы назовете «Ведьмака»!
Достаточно популярная игра, интересная.
Вы читали Анджея Сапковского?
Нет, но он у меня добавлен в лист ожидания. Мне все говорят: если понравилась игра, значит, книга тоже 100% понравится. Но там огромная серия, думаю, лучше оставить на отпуск, когда у меня будет побольше времени, чтобы залпом ее прочитать.
Иннокентий, как бы вы описали состояние духа в настоящее время?
Хочется, чтобы дух был нерушим. Мне как-то хореограф-постановщик сказал одну запоминающую фразу: «Не нужно изображать силу, нужно быть силой». Настолько мне это вбилось в голову, запало в сердце. Действительно, это же чистая правда — не нужно изображать, нужно просто быть. Поэтому стараюсь быть сильным духом, хочу быть примером для молодых ребят, показывать, что в жизни нет ничего невозможного.
