Персона

Игорь Цвирко

«Я премьер нового формата»

Фотограф Карина Житкова

17.02.2022

Автор Алексей Исайчев

Совсем недавно новым премьером Большого театра стал Игорь Цвирко. В интервью Алексею Исайчеву Игорь рассказал, какой путь был проделан к статусу премьера, об отношении к профессии и планах на будущее.

Игорь, прежде всего хочу поздравить тебя с долгожданным повышением, и это, наконец, премьерское положение. Кроме нового статуса, что изменилось в твоей жизни?

Спасибо за поздравление! В моей жизни ничего не изменилось, кроме того, что на сайте теперь указано, что я премьер Большого театра.

У тебя колоссальный репертуар, но в нем, кроме «Щелкунчика», нет принцев, которых обычно танцуют артисты твоего положения.

Я премьер нового формата. Не обязательно танцевать принцев, чтобы достичь высшей ступени, когда в Большом театре есть героические и современные спектакли. Кстати, стереотипы и каноны сегодня поменялись. В нашем театре есть премьеры другого плана: Михаил Лобухин, Денис Савин, Вячеслав Лопатин. Еще пример — Николя Ле Риш, этуаль Парижской оперы, тоже совсем не классик.

Осталось ли у тебя волнение перед выходом на сцену?

Я каждый раз волнуюсь. Это зависит от спектакля. Волнуюсь за классические партии, которые нужно безупречно танцевать. Этот внутренний трепет необъясним. Порой мы в зале повторяем много раз сложные вещи, и, казалось бы, ну что тут сложного выйти на сцену и сделать все то же самое, но есть много факторов, которые влияют на общее состояние или могут тебе «сделать нервы».  Раньше, если что-то не получалось, я мог сникнуть, потерять кураж, но спектакль всегда доводил до конца. Еще многое зависит от первого появления твоего персонажа. Во всех спектаклях Григоровича с выхода начинаются сложности: Ферхад сразу показывает арсенал своей техники, а какое мощное впечатление производит появление Ивана Грозного!

Сейчас, в статусе премьера, назначение на новую партию для тебя стало проще, или статус не влияет на утверждение, и ты по-прежнему должен ждать, когда тебе дадут спектакль?

Я давно хочу станцевать Джеймса в «Сильфиде» — это тяжелая роль, и мне интересно попробовать.  Но сейчас, как и ранее, я спросил художественного руководителя, нужен ли театру еще один Джеймс. И вот, скоро будет мой спектакль.

В МГАХ учащиеся часто спрашивают: что необходимо для того, чтобы стать солистом, не застрять в кордебалете? Что посоветуешь выпускникам?

Пять лет назад у меня был бы другой ответ. Сегодня скажу новому поколению: идите туда, где вам дадут шанс и много возможностей сразу, где можно набраться опыта. Раньше, заметив талант в школе, его медленно растили. А в наше время молодому артисту сразу дают шанс. И тогда нужно искать себя, не быть копией великих артистов. Есть партии, где очень важна форма. А есть спектакли, в которых важен жизненный опыт, личностная зрелость. Но бывает, что талантливому человеку в 18-19 лет легко дают главную роль. Я бы в том возрасте не справился.

Как в театре относятся к новичкам? Есть дедовщина?

На себе я этого не ощущал. Старшее поколение артистов кордебалета поддерживало, помогало и наставляло. Но и мы, в свою очередь, всегда были готовы к репетициям. Я всегда брал заранее DVD-диск, чтобы выучить порядок и быть готовым в любой момент встать в состав, если понадобится, так как понимал, что только сам, своей работой, могу заслужить право выйти на сцену в кордебалете. Нынешнее молодое поколение пренебрегает этим. И мне это непонятно. Для меня не было разницы, ожидает ли меня выход в кордебалете или выписан я на афишную роль — я относился в равной степени максимально ответственно.

В первые годы в труппе ты исполнил самые разные вариации и партии второго, третьего плана: гротесковые, характерные, контемп и даже фею Карабос, но как ты вышел на новый уровень?

Станцевал балет «Марко Спада». В предварительном касте было восемь фамилий премьеров и моя! Я удивился — ведь я был уже назначен на другую роль. В итоге танцевал заглавную партию в третьем составе. Но это потребовало огромных сил, ведь хореография Пьера Лакотта сложнейшая, прежде всего, для стоп. Этому меня ранее не учили. Со мной работал сам Лакотт, его ассистент Анн Сальмон и мой педагог Александр Николаевич Ветров. Так как природа не наградила меня потрясающими, нужными для балета данными, мне приходилось работать очень много над собой и своим телом, чтобы приблизиться к необходимому уровню классического танцовщика. И в этом как раз помогла работа с Пьером Лакоттом, Анн Сальмон и, конечно, Александром Николаевичем Ветровым. В современном мире балета танцовщик должен уметь все и работать над тем, чтобы любая техника движений и хореографии стала подвластна. А еще были экспресс-вводы, потребовавшие предельной концентрации и воли. Я не привык отступать или сдаваться. Так я взрослел.

Помню, на первом курсе МГАХ ты, шестнадцатилетний, всерьез сказал однокурсникам: «Я Спартака танцевать буду». И станцевал его на десятом (!) году карьеры. Это еще одна твоя личная победа.

Да, я готовил Спартака шесть лет. Когда-то мечтал оказаться среди участников сцены «Казарма» и таким образом стать частью этого великого спектакля. Тогда моего одноклассника и друга Темика Овчаренко поставили в эту сцену, а меня — нет, потому что я заболел, и я очень переживал. Но вообще, в «Спартаке» я станцевал все, что только можно, все выходы в кордебалете и афишные роли. Это был мой путь к заглавной партии.  Я думал, что это уже никогда не случится. В меня поверил Махар Хасанович Вазиев [художественный руководитель балета Большого театра]. За два дня до спектакля моя фамилия все еще не стояла в афише напротив партии Спартака, так как Григорович сам назначал на роль исполнителей. На оркестровую репетицию пришел сам Юрий Николаевич — это, я думаю, была финальная проверка. Я волновался настолько, что на этой репетиции в третьем акте на адажио у меня свело руку, потом свело обе ноги. После «палатки» (так мы называем адажио) следуют ссора, монолог и призыв. Но мне нужно было станцевать перед Юрием Николаевичем, доказать, что я имею право на партию Спартака. Тогда это было для меня испытанием и сильнейшим переживанием. Сейчас понимаю, что расти в этой партии можно бесконечно. Когда спектакля долго нет, я скучаю по музыке, по образу. Таким же любимым является для меня Иван Грозный. Я всегда жду эту роль. Монолог-молитва Грозного — после него я понимаю, ради чего я в искусстве. Каждая роль в спектаклях Григоровича дает пищу для размышлений. Я трепетно отношусь к его балетам.

Юрий Николаевич увидел тебя, нового исполнителя, и какой был фидбэк?

Однажды я выучил за три дня «Легенду о любви», так сложились обстоятельства. Я согласился выручить театр, сказал, что смогу станцевать, не представляя, какой это сложный материал. Когда мастер меня увидел, то сказал: «А ты не маленький». Он почему-то думал, что я невысокий. Поблагодарил, сделал замечания и добавил: «Этого молодого человека поставьте во все мои спектакли».

Самый трудный спектакль для тебя?

Два: «Рубины» и «Раймонда», где я Абдерахман. Я там просто умираю от темпов, сложности. Чтобы это исполнять, нужна запредельная самоотдача.

Проживая жизнь Нуреева в нашумевшем спектакле, чем ты вдохновляешься? Что помогает постигать легендарного танцовщика?

Я прочитал с огромным интересом его автобиографию и много книг о нем. Нуреев был перфекционистом, отдал себя всего профессии, и он артист балета, который смог купить себе остров! Еще я готовился к кастингу для фильма Рэйфа Файнса «Белый ворон». Слушал, как Рудольф говорил по-английски, что он думал о Советском Союзе. Мне много рассказывал о Нурееве Лакотт, о его танцевальной манере, об их совместной работе, ведь «Марко Спада» был поставлен Лакоттом на Нуреева. Мой педагог в младших классах Надежда Алексеевна Вихрева общалась с Нуреевым. Ее дочь показала мне фотографии, и я читал письмо, которое он написал Вихревой. Мне говорили, что характером, харизмой и экспрессией я на него похож. Множество нюансов и особенностей помогали в работе. Рудольф показал, что невозможного в профессии нет. Главное — работоспособность, желание, терпение и — идти вперед.

У тебя есть сегодня кумиры, ориентиры?

Когда я начал работать над Спартаком, я посмотрел многих исполнителей, но отправной точкой стал Ирек Мухамедов. Он мне близок по физическим данным, наполнению, и я мечтаю с ним познакомиться лично. Еще один потрясающий танцовщик и уникальная личность — Роберто Болле. Он титан, икона итальянского и европейского балета. Всегда выступает на высочайшем уровне. Личным примером, творчеством и своими проектами делает балет доступным для всех.

Есть у тебя сожаления о несделанном?

Меня взяли на репетиции «Квартиры» Матса Эка, соло в частях «Плита» и «Дверь», но в итоге я станцевал, увы, только «Штаны». По прошествии времени я понимаю, что это было моим упущением. Я не хотел ждать или эмоционально реагировал на замечания — и это единственный момент в моей карьере, о котором я жалею. Хореографический язык Эка необъяснимый, не всегда понятный, но захватывает навсегда.

Какой ты видишь программу своего бенефиса? Давай помечтаем…

Я хотел бы, чтобы на меня поставил Посохов. Что-то из Эка. И, конечно, из Григоровича.

Еще мне очень нравятся Соль Леон и Пол Лайтфут. Органичные во всем, что они делают. Они никого не напрягают, и ты становишься частью их мира, атмосферы. В их спектаклях не все можно сразу прочитать, но их магический стиль подкупает. А вообще, пока есть силы, я хотел бы сделать большой хороший спектакль для себя, свой спектакль.

А когда сил станет меньше?

Когда-то я мечтал провести финал карьеры в NDT, где танцуют, точнее, пластически себя выражают в носках, шапочках, и это так прекрасно.

Видимо, ты уже задумался о своем «завтра» и снова пошел учиться?

Теперь в магистратуру ГИТИСа на продюсерский факультет. Работа в театре иногда кажется рутинной. Нужно еще одно направление, чтобы работал мозг. Мне интересно, как устроен механизм создания спектаклей, как делать новые проекты.

Игорь, зная тебя со школы, смею сказать, что за последние несколько лет ты серьезно изменился, вырос как личность, это проявляется на сцене и в жизни. Что в тебе самом поменялось благодаря отношениям с Кристиной Кретовой?   

Появилось внутреннее спокойствие, гармония. Мы девять лет общались, а теперь мы вместе. Мы одной группы крови, одно целое, как формула H20: вода не будет без H и без О. Мы формула единения, взаимопонимания, абсолютной поддержки. Поэтому в нашей семье есть умиротворение и понимание любви.

БЛИЦ

Любимое блюдо?

Вяленая рыба

Напиток?

Нефильтрованное пиво

Город?

Москва

Книга?

«Слепая вера» Бена Элтона, «Горе от ума» Александра Грибоедова

Композитор?

Рахманинов

Что мешает работе?

Пробки

Что помогает работе?

Любовь

Твоя самая сильная сторона?

Работоспособность

В чем твоя слабость? 

Лень

Что ты хочешь в себе изменить?

Перейти от слова к действию

В истории Большого театра ты хочешь остаться…

Артистом, на которого интересно смотреть

 

Стилист Диана Клочко

Ассистент стилиста Алена Драченина

Черный костюм ODOR

Новые материалы и актуальные новости в нашем телеграм-канале.