Стремительная карьера примы Большого театра Елизаветы Кокоревой похожа на мечту любой девочки из хореографического училища. Достигнув самого желанного звания в балетной иерархической системе, она осталась верна перфекционизму. Каждое новое выступление лишь укрепляет ее в полученном статусе. Тонкая, мечтательная и воздушная на сцене, Лиза кажется ирреальной, но стоит пообщаться с ней ближе, убеждаешься, за этой внешней хрупкостью кроется большая внутренняя сила.
Интервью и фотоистория: Алиса Асланова
Два года назад мы взяли у тебя интервью, предваряя его поздравлениями, — ты получила повышение и стала первой солисткой. Сегодня рядом с твоим именем почти всегда стоит фраза: «Самая молодая прима в истории Большого театра». Как ты смотришь на такие высокие карьерные скорости?
Действительно, все стремительно. И всегда неожиданно. Два года назад я еще танцевала четверку лебедей. Некоторые партии я бы хотела еще станцевать, а уже не могу.
Например.
Испанскую невесту из «Лебединого озера». Я ее танцевала всего два раза, и мне очень нравилось.
Ты помнишь, что почувствовала, когда тебя объявили примой?
Все произошло после «Дочери фараона». Для меня это был премьерный спектакль, который всегда сложно проходит: переживаешь, стараешься сделать все по максимуму, чтобы не посрамить Большой театр, роль, педагогов, руководителя, который дал тебе возможность проявиться. И сам по себе «Дочь фараона» — тяжелый балет. Я помню, что была натянута как струна, мои мягкие ноги стали жесткими, и я сама была другая, крайне сконцентрированная, чувствовала стержень внутри — был пик ощущения тела. Во многом поэтому люблю, когда у нас идет Лакотт, тело по-другому себя чувствует, и техника оттачивается как никогда. В тот вечер все сложилось не худшим образом на спектакле. И после поклонов за занавесом Махар Хасанович объявляет нас с Димой Смилевски премьерами.
Сначала я подумала, что это шутка. Потом смотрю на своего педагога, Марию Евгеньевну Аллаш, у нее слезы на глазах, тогда поняла, что все это реально. Я была в смятении, принять случившееся было сложно.
Такой опытный руководитель, как Махар Хасанович, накладывая на тебя ответственность примы, все-таки четко понимал, что ты справишься с этой ношей. Думаю, ты и сама анализировала, почему он решил повысить твой статус. Возможно, пытался что-то новое в тебе раскрыть.
Не знаю. Это у него лучше спросить. Я вижу, что он верит в молодых, понимает, что это время, когда физически проще развиваться: сил и здоровья больше, желание еще активное, юное, ты бесстрашно идешь на сильные риски, делаешь большие шаги, кидаешь себя в неизведанное.
Я помню тебя еще школьницей. Ты всегда производила впечатление бесстрашного и спокойного человека.
Спокойствие — это внешнее проявление, внутри я часто переживаю. Но когда ставится что-то новое, я бесстрашно в него иду. Поддержки сумасшедшие, все: «Что?!» — а я: «Ура!». Мне, наоборот, нравится то, что еще никто не делал. Я думаю: «Так, мы это сделаем, все получится». А перед сценой, когда стоит много задач, я, конечно, волнуюсь.
Заметила, что ты не говоришь «хорошо» о своих выступлениях, например, выше ты сказала «в тот вечер все сложилось не худшим образом». Такая самокритика не выливается в контрпродуктивность?
Да. Вчера я пришла домой после того, как 40 минут делала только прыжок jete по кругу. Я все пыталась добиться желаемого результата. Уже дома я с двух часов дня до двенадцати ночи отсмотрела несметное количество видео с jete: свои, других балерин и артистов балета. Я анализировала и сравнивала, чтобы понять прием. Потом я начала делать jete в комнате, продолжая закапывать себя в вопросе, почему не получается движение. Думаю, я совсем с ума сошла. С этим нужно работать, конечно, стараться отпускать ситуацию.
Как ты из этого состояния выходишь?
Его нужно уметь контролировать: останавливать себя, выдыхать, потому что мне становится по-настоящему плохо оттого, что я все время думаю. Надо давать телу, мозгу и эмоциям восстанавливаться. Я понимаю, что не смогу убрать все недостатки за один день, поэтому делаю для себя пометки, над чем завтра хочу поработать, чему уделить внимание. Так и живу.
Ты делаешь заметки буквально?
Я их не записываю в тетрадку, в голове держу. Прихожу на репетицию и говорю педагогу: «Тут мне не нравится. Посмотрите, последите вместе со мной за этим». И Мария Евгеньевна Аллаш мне подсказывает, что я должна сделать.
Когда ты почувствовала, что у вас с педагогом началось сотворчество? Первые годы обычно не до собственного мнения, скорее, доверяешь целиком вкусу и взгляду педагога.
Мне всегда сложно было что-то сказать не только педагогу, но и вообще, кому угодно. И хотя с педагогом я проводила на репетициях каждый день, всегда ограничивалась фразой: «Да, поняла». Я делала только так, как сказали, по учебнику. Сейчас тоже как по учебнику, но все же в этом сезоне я почувствовала какую-то свободу, могу предложить что-то свое. А еще я раньше никогда не говорила, что устала. Я даже не могла понять: устала я или нет. Я думала, все так устают.
Что стало причиной перемен?
Из-за травмы я пересмотрела подход к работе. Поняла, что не смогу все делать только на характере, психике и ногах, потому что они тоже не вечны и не всегда будут такими сильными.
Сейчас в адрес артистов молодого поколения нередко можно услышать упреки в зацикливании на технике и недостаточном внимании к драматическому наполнению ролей.
Согласна. Упреки в отсутствии драматизма часто связывают с возрастом якобы из-за отсутствия жизненного опыта у артистов. Я считаю, что мы и не должны переживать такие сумасшедшие беды в своей жизни, которые играем на сцене, чтобы убедительно станцевать того или иного героя. В балете важно актерское мастерство, но больше это искусство выражения чувств через пластику. Мы же все-таки танцуем и показываем эмоции через свое тело.
Роль Жизели стала для тебя переломной. Что изменилось после нее?
«Жизель» и еще «Ромео» — это важные спектакли для меня сегодня. После них я поняла, что могу уставать не только физически, но и эмоционально. Несмотря на то что мне всегда был ближе «Дон Кихот», Жизель раскрыла во мне новые краски. Как оказалось, трагизм сейчас мне ближе, чем веселье.
В твоем репертуаре представлены разные героини. Как ты наполняешься ими: через книги, интерпретации других балерин, видео?
Когда готовлюсь к той или иной партии, особенно если это премьера, я всегда читаю первоисточник. Но прочитанное произведение — это не гарант абсолютного понимания роли. Всегда смотрю большое количество видео с балеринами разных поколений, отмечаю те моменты, которые мне близки и хорошо играют на роль. Мне все равно нужно дополнительно провести через себя повествование, чтобы понять героя и разобраться, как органичнее партия ляжет на меня.
Больше всего мне помогает музыка. Историю, стили, народность — все это чувствуешь через партитуру. В музыке все уже есть. Достаточно просто закрыть глаза и начать слушать, чтобы все стало понятно.
MUAH: Ольга Биль Белый образ: Модный Дом EDEM