Ролан Пети — влюбленный в театр, молодой до самой смерти.
Мир искусства завораживал Ролана, его всегда захватывала новая эпоха.
Он жил в разные времена — до войны, во время и потом, до начала XXI века, — и всегда сохранял дух молодости. Он хотел соединять самые разные искусства, что и сделал в Casino de Paris («Казино де Пари»). Иными словами, он не хотел быть пленником искусства балета. Ему довелось встретить свою музу — Зизи Жанмер. На самом деле это была легендарная и невероятная пара — эталон творческого союза.
Для меня как для танцовщицы, человека и руководителя общение с Роланом было большой радостью. Я была занята в его балетах, когда была молодой артисткой, работала с ним, когда возглавляла балет Парижской оперы, и очень рада, что сейчас, спустя 10–12 лет, его произведения вновь включены в репертуар театра. Я нахожу это прекрасным. Он принадлежит к тому редкому типу людей, которые живут долго, а умирают молодыми.
Моя первая встреча с Роланом Пети произошла, когда он пришел в «Оперá» ставить «Собор Парижской Богоматери». Было настоящим удовольствием видеть, как он придумывает хореографию для главных исполнителей: потрясающей Клэр Мотт (Эсмеральда), Сирила Атанасова (Фролло), Жан-Пьера Боннефу (Феб) и для себя — пронзительного Квазимодо, да и для нас, молодежи из кордебалета, счастливой от участия в столь значимой постановке. Костюмы к спектаклю сделал его друг Ив Сен-Лоран, а музыку написал Морис Жарр.
Пети был требователен, но умел передать свою страсть, свои знания и посредством танца рассказать книгу Виктора Гюго.
Большая часть моих воспоминаний связана с его многочисленными талантами: музыкальная комедия в кино, режиссер-хореограф-продюсер в «Казино де Пари», где он создавал роскошные ревю для Зизи Жанмер, что никогда не мешало им помнить о своей принадлежности балетной школе Парижской оперы.
С годами мы стали друзьями, и я восхищалась многообразием его талантов, добротой, жизнерадостностью и юмором, который иногда проявлялся не самым комплиментарным образом.
Уникальность Пети, возможно, заключалась в том, что он умел ввести в свою театральную вселенную благодаря личной культуре, воображению и вкусу к работе с выдающимися коллегами.
Он был требователен к исполнителям, которые должны были сочетать безупречную технику с самой искренней сценической выразительностью. Такая точность и стремление к совершенству только способствовали тому, чтобы они всегда оставались в зените.
Я помню, как он говорил нам: «Будьте включенными, дети мои». Это означало для меня: никакого расслабления на сцене независимо от того, лицом или спиной мы к публике; а в жизни это значило не сдаваться, не укореняться в конформизме. Так он сам жил свою жизнь, влюбленный в театр, молодой до самой смерти.