Борис Акопов

Борис, вы закончили работу над вторым полнометражным фильмом «Кэт». Скоро должна состояться премьера. Волнительно ли это ожидание после вашего первого громкого успеха? 

Очень волнительно! И особенно после яркого успеха. Я не люблю говорить патетические и пафосные речи, потому что успех — это такая относительная вещь. Но я знал, что есть люди, которые ждут вторую работу. И с одной стороны, очень не хотелось их разочаровать, а с другой — не хотелось делать то же самое. Поэтому всегда есть риск, что поклонники не оценят, и хейтеры тоже не оценят.

О чем будет ваш новый фильм? 

Важно сказать, что вторая картина про сегодняшний день. И, как я ее называю, это такая «антология русской жизни по Борису Акопову». Шутка, конечно (улыбается). Действие происходит в Москве, в современной реальности, окружающей нас. И если в первом фильме я обращался к своему прошлому, к детству, то здесь я обращаюсь к настоящему, чтобы в нем как-то разобраться, потому что есть вещи, которые меня не устраивают. Есть вещи больные, сегодняшние, актуальные, мне хотелось поговорить об этом методами киноязыка. Не дать какие-то ответы или повесить вопросы, а просто порассуждать о мире, в котором мы сегодня живем.

Вы также являетесь сценаристом и автором идеи обоих фильмов. Откуда у вас такой интерес к неоднозначным жанрам?

Да. В околокриминальном жанре всегда много драмы, много действия, того, что, на мой взгляд, и требует киноповествование. Здесь есть яркие контрасты: жизнь и смерть, любовь и ненависть. Это то, что меня самого будоражит в кино, и то, что мне хочется делать. Я люблю такой жанр, поэтому в нем и работаю.

Борис, когда у вас появилось осознанное желание оставить балет и стать кинорежиссером?

Когда я еще учился, меня окружали интересные друзья, и мы были, скажем так, синефилами. Мы ходили в Дом Кино, смотрели авторские фильмы, менялись кассетами. И это мое окружение тоже повлияло в какой-то степени. А потом, удивитесь, наверное, когда я окончил Академию, я пробовал самостоятельно поступить на сценарный, потому что всегда немножко страдал графоманией, писал какие-то истории. И я подумал: «Люблю кино, пишу какую-то ерунду… Попробую-ка поступить на сценарный». И причем я прошел до последнего тура и только на нем слетел. Пожал плечами и пошел работать уже по балетной стезе.

Было страшно так кардинально поменять свою жизнь? Все равно, балетный мир достаточно обособленный.

Ну, как-то все потихонечку получилось, потому что балет всегда был так сложен для меня. Сложно, больно, и никогда у меня не было ни амбиций, ни данных, чтобы быть солистом. Я это трезво понимал. Мой предел — четверки, пятерки, первая линия в кордебалете максимум, а в основном все у задника (смеется). Хотя одно время я был фанатичным балетником и трудился-старался, но понимал, что данные есть данные, и выше головы не прыгнешь. Балет мне очень многое дал, в том плане, что мы гастролировали, и жизненный опыт я получил колоссальный, конечно. А потом начали накапливаться травмы, сомнения и понимание, что это путь в никуда, потому что время идет, а я все в кордебалете, денег абсолютно никаких. Я работал в нескольких московских театрах. Большую часть у Касаткиной и Василева, чуть-чуть в Большом. Хотя с Большим театром меня связывает многое. Выступал с Кремлевским балетом... И как наемный артист я путешествовал с Тарандой и с «Балетом Москва». Ну, в общем, почти все театры. Я знаю все. И, наверное, всех (улыбается). Но, опять же повторюсь, травмы накапливались. На одних гастролях я получил очень серьезную травму, после которой долго не мог восстановиться. И потихонечку понял, что я как винтик в этой бездушной машине. Это не было «раз и все», я все больше приходил к мысли, что надо искать альтернативу. А какую? И я вспомнил, что поступал во ВГИК на сценарный факультет. И что еще важно — я на гастроли часто брал фотокамеру, пленочную, фотографировал, проявлял фотографии. Мне всегда это было интересно. И я подумал, что раз я когда-то хотел поступить на сценарный, занимаюсь документальной фотографией, то поступлю-ка я на документальный факультет — и поступил во ВГИК. Тут моя жизнь изменилась кардинально. После театра, где на меня все кричали: «Тяни подъем! Держи линию!» — вдруг на первом же курсе я сдаю письменные и съемочные работы и получаю одобрение, у меня что-то получается. Это очень серьезная перемена внутри: ты не боишься, когда идешь в театр на работу, ты приходишь в институт и что-то делаешь — пишешь или снимаешь, о чем-то думаешь. И твои мысли, твои идеи находят отклик у мастеров. Они говорят: «Вот у Бори получится». Это меня мотивировало очень сильно.

Среди моих друзей много бывших балетных. Так или иначе, их настоящее пересекается с балетом, и балет до сих пор очень много значит в их жизни. А насколько вы оставили в прошлом этот этап своей жизни? Вы общаетесь со своими бывшими однокурсниками, коллегами? Поддерживаете связь с педагогами? 

Нет, с педагогами не поддерживаю связи. С друзьями — да, с некоторыми бывшими коллегами по театрам. Какую роль играет это в моей жизни? Не такую значимую, признаться честно, потому что я внутри изменился, и теперь все мое время занимают в большей степени кино, киноязык, музыка, классическая музыка, в частности. Вот она застолбила место в моей жизни, и это мне помогает. А за тем, что происходит в Большом театре, я не слежу, хотя у меня есть друзья, которые там работают, и я знаю, что там происходит. Но я, к сожалению, должен констатировать, что там нет ничего хорошего. Это печально. А так, в целом, слежу за  какими-то новостями современного танца, современного балета. Будучи где-нибудь в Нью-Йорке, я захочу, конечно, сходить на представление Нью-Йорк Сити Балет. Я в этом разбираюсь. Но сильно за этим не слежу, просто в виду того, что у меня много работы на другом поприще.

Вы из семьи, не связанной с балетом. Родились в Балашихе, городе, который в 1990-е и нулевые имел бандитскую репутацию. Насколько было тяжело маленькому мальчику, выросшему в другой среде, попасть в балетный мир, оказаться одному в интернате? Насколько балетный мир вас принял? Или не принял?

Это был очень тяжелый этап в жизни, меня оторвали практически от моей почвы, потому что, какой бы ни был в Балашихе флер, там, тем не менее, прошло детство. А детство — это такая зона счастья. И тут меня выдирают оттуда, бросают в одиночную камеру, где постоянные пытки. Конечно, тяжело. Это моя детская травма немножко. Потому что это жестоко — так обращаться с детьми (улыбается). Но, как и во всем, есть обратная сторона медали. Понимаете, в нашем прошлом сослагательное наклонение неуместно… Как бы было, если бы было иначе… Да, Бог его знает! Чтобы было бы, останься я в Балашихе? Точно ничего хорошего. Да, тяжело было, и этот мир меня не принимал, потому что я был непоседой, особенно в интернате, в одиночестве… Я там творил всякую бесовщину, поджигал МАХу и чего только еще не делал. Много историй. Старожилы меня помнят (смеется).

Вы не были солистом, стояли в кордебалете. Поэтому, наверное, в полной мере не насладились вкусом артистической славы. А когда вышел «Бык», проснулись знаменитым. Что вы чувствовали в этот момент? 

Конечно же, я чувствовал большую радость. Это такие банальные вещи, но я понимал, что с этой радостью также приходит много горестей и проблем. Я понимал, что за этой удачей грядут следующая картина и реализация в профессии, что для меня было крайне важно. Потому что комплекс реализации у всех режиссеров присутствует — чтобы их оценили, чтобы сказали: «Да, молодец. Пять. Садись». Я понимал, что это открытая дорога. Хотя здесь я был не прав. Да, дорога открылась, потому что я получил достаточно быстро предложение и финансирование на вторую картину. Но с этой второй картиной я несу еще большую ответственность. В начале разговора мы касались этого. И теперь мне ужасно страшно, оправдаю ли я надежды. Вдруг скажут: «Это случайность — первый фильм, дебют, такой успех… Просто потому что парню повезло». А вот второй фильм — это показатель того, насколько в правильном направлении смотрит мой талант, насколько у меня получается, и держу ли я руку на пульсе. Я боялся делать фильм о сегодняшнем дне, особенно такой противоречивый. Там и тема Большого театра затронута, есть эпизод очень-очень спорный, скандальный даже. И много там скандальных вещей, на грани. Некоторые люди, которые видели картину, говорят, что это очень рискованно. И кое-какие спорные сцены мы даже вырезали. Ну, это жесткий фильм, в общем. Знаете, я после первой картины решил не оправдывать ничьих надежд, а просто отпустить себя и высказаться на тему того, что меня беспокоит.

В одном из ваших интервью вы сказали, что в XXI веке нет гениальных фильмов.

Говорил, да.

А в чем, по вашему мнению, заключается критерий гениальности? И в частности критерий гениальности в кинематографе?

Хороший вопрос. Но я не могу на него ответить, потому что все субъективно. Это очень субъективная вещь. Хотя, на мой взгляд, я абсолютно верю тому, что говорю, и знаю, о чем я говорю. Но это только мне так кажется, потому что найдется огромное количество людей, которые со мной начнут спорить, и за ними будет своя правда.

Кто ваш любимый писатель?

У меня большое количество любимых писателей. Я какое-то время говорил, что мой любимый писатель — Марк Алданов. Мало кто его знает, но, тем не менее, это очень хороший писатель, бывший другом Бунина, Набокова. Эмигрантская русская среда. И очень интересная у него литература. Почитайте непременно. Не хочется быть патетичным, мол, я люблю Толстого! Конечно, я люблю Толстого. Но хочется быть оригинальным. Вообще эмигрантская проза мне нравится. Там есть еще Гайто Газданов — замечательный писатель. «Вечер у Клэр» тоже почитайте непременно, если не читали. Опять же творчество Набокова — я вообще всегда был фанатом Набокова, хотя он тот еще засранец (улыбается).

Это оставить в интервью?

Да, обязательно оставьте! Хотя у него какие-то родственники, я слышал, жесткие (смеется).

Вы также говорили, что любимого фильма у вас нет. А можете ли вы назвать пять фильмов, которые считаете гениальными?

Это тоже такой сложный вопрос. Я очень насмотренный человек, я долго учился, и сейчас я пытаюсь много смотреть и быть даже не синефилом, а, скорее, киноведом. Я разбираюсь в кино, в направлениях, в режиссерах разных периодов. И поэтому за мной такой объем, что лучшего для себя я никогда не могу определись. Я могу просто выпулить несколько названий и потом сомневаться, зачем я это сказал, ведь есть это, а потом это… Такой снежный ком сомнений. Вчера пересмотрел «Ночного портье». Это абсолютно гениальная картина, великолепная, которая не может не быть в списке лучших фильмов для меня. С другой стороны, я  начну сейчас вспоминать картины Кубрика, Трюффо, Годара, даже если ближе к нам смотреть — Пола Томаса Андерсона, который снимал в том числе и в этом тысячелетии. Но кино как искусство, с которым во многом сопряжена техника, развивалось и достигло своего пика именно в ХХ веке. И сейчас переживает абсолютный упадок, на мой взгляд. Как всегда есть исключения из правил, которые только подтверждают эти правила. Опять же, могу назвать фильмы Милоша Формана, я очень люблю фильм Taking off — у нас в переводе он числится как «Отрыв». Пусть это будет раз. «Ночной портье» — это два. «Космическая Одиссея», например, или «Барри Линден». «400 ударов»… Знаете, когда я ехал на «Кинотавр», всем участникам пришел опросник: «Назовите 10 любимых фильмов». Я подумал: «Ну, хорошо, я назову вам 10 фильмов» (улыбается). И если смотреть список всех остальных режиссеров — я сейчас хвалиться буду — он примерно…

У всех одинаковый?

Ну, примерно. Мы все знаем эти фильмы, это классика. А я им бахнул те, которые многие режиссеры вообще, уверен, даже не знают. Мне кажется, что во всем многообразии немножко патетично и слишком просто выбирать то, что лежит на поверхности. А я поскольку учился на «документалке», откуда меня выгнали, кстати, то приучен еще к документальному кино. И только в моем списке было два документальных фильма. Ни у одного другого режиссера документальных фильмов в списке не было. А умалять величие документалистики как искусства ни в коем случае нельзя. Особенно уникальна советская документалистика.

Борис, давайте вернемся к балету. Вы считаете, что в XXI веке также нет гениальных постановок?

Есть. Есть то, что абсолютно меня поражает. Вы спрашивали, насколько я слежу за балетом. У меня есть пара подписок в YouTube на балетные аккаунты. Не мучайте меня, не смогу сейчас их все назвать (улыбается). Но, тем не менее, я там иногда вижу нечто абсолютно уникальное. Это современные американские, европейские компании — NDT, например, – и там все очень круто! Что-то очень интересное и чертовски оригинальное: новое использование сценографии, использование человеческого тела, композиции.

У вас есть хореографы или постановки, которые вы можете отметить? Не буду говорить любимые, но что-то, что в вас отзывается? 

Я всегда любил Ноймайера. Хотя он поставил «Анну Каренину» лет пять назад, и мне этот спектакль не очень понравился. А вот его классические балеты я очень люблю. Возможно, буду говорить странные вещи. Я выступал с Кремлевским балетом, когда Григорович восстанавливал «Ивана Грозного» и «Ромео и Джульетту», и тогда прикоснулся первый раз к его хореографии. Я был абсолютно покорен! Участвовать в этом мужском танце — это отдельное настоящее удовольствие. Нас учили по каким-то лекалам академическим, а тут нечто трансцендентное и экспрессивное, когда ты просто входишь в это состояние, и это уже почти ритуальные танцы. «Весну Священную» могу вспомнить на музыку Стравинского в таком же смысле — ты как танцовщик этому отдаешься и забываешь, что нужно делать, потому что это внутри тебя уже существует. Из постановщиков кого еще могу назвать… Очень люблю Матса Эка. Поклитару, когда-то давно я видел маленькие штучки, которые он делал. Это мне нравилось.

Планируете когда-нибудь снять фильм о балете?

Да, конечно, давно об этом думаю. Но это как раз документальный должен быть фильм. У меня давно есть сценарная заявка на документальный фильм о балете. Поймите меня правильно, я много фильмов смотрел про балет. Но как для человека, который все про это знает… В кино так всегда — если ты пожарник и смотришь фильм о пожарниках, ты смеешься. Если ты артист балета и смотришь фильм про артистов балета, тебе тоже немного смешно.

Но я слышала, представители криминального мира смотрели фильм «Бык» и одобрили…

Да (улыбается). Но у меня были хорошие консультанты. Согласен, можно дожать. Более того, есть фильм, который, наверное, ближе всего к балету из всех фильмов, что я смотрел — «Черный Лебедь». Аранофски — очень грамотный человек и ужасно подробный. Он снимает про рестлеров — получается невероятно подробный фильм, снимает про балет — подробно получается, снимает про математиков — тоже подробно получается. Но все равно не то... Мы смотрим на великолепную Натали Портман, которая даже «Оскара» за эту роль получила, и все равно видим комбинированные съемки. А я сам не люблю эти киношные ухищрения, комбинированные съемки и прочее. В моем втором фильме есть сцена на сцене — кусок «Жизели». Мне нужна была актриса, которая и станцует сумасшествие Жизели, а потом она должна играть уже как актриса — говорить, существовать. У нее эмоциональная сцена, у этой девочки. И мы очень долго искали балерину. Как мне кажется, мы нашли, нам повезло. Но это сложно. Поэтому все-таки документальный фильм, такой road movie про балет. Потому что я знаю, что представляют собой гастроли и видел такое! Когда вывозят труппу на два месяца — там влюбляются, женятся, разводятся, с ума сходят, спиваются — весь цикл жизни проходит. Мне кажется, это дико интересно! Нужно найти, о чем фильм — не просто же фильм про балет. Это слишком плоско. Нужно понять, что я хочу этим фильмом сказать.

Вы можете поделиться своими творческими планами на ближайшее время, если не секрет?

Сейчас уже не секрет. Мы в правильный день встретились, потому что буквально вчера Министерство культуры обнародовало список картин и продюсерских компаний, которые получат финансирование в этом году. Господдержку получит и наша, моя третья картина.

У вас уже готов сценарий?

Да, когда подается проект, то подается развернутый сценарий, экспликация, много материалов… Этот фильм будет сниматься в США, а для защиты в Минкульте нужны были даже видео-материалы. Поэтому мы дистанционно снимали маленький фильм. Чем больше даешь материалов, тем больше вероятность, что поддержат. И нас поддержали.

Поздравляю!

Спасибо большое! Это было очень волнительно, потому что я давно этого момента ждал и сильно сомневался по той причине, что ожидал вопросов от комиссии: «А как вы собираетесь это делать? А хватит ли вам денег?» Минкульт дает часть финансирования, хоть и существенную, но тем не менее. А снимать в Штатах очень дорого, и везти туда людей сложно, если сказать невозможно, потому что консульство не работает. И действительно, мы стояли на сцене, и нас с продюсером спрашивали, как вы будете это делать. А мы говорили, что нам сложности нипочем, мы зубами вопьемся и как-нибудь сделаем (улыбается). Нам похлопали, и мы получили финансирование.

Это в очередной раз будет абсолютно другая история?

Это история про комьюнити русских эмигрантов в Майами. Мне довелось пожить несколько месяцев в компании моих друзей, кстати, многих бывших балетных, которые эмигрировали в США, сменили профессию, работу. И про то, как они там живут, о чем они мечтают, будет моя картина.

Ваш жизненный путь — пример успеха. Что бы вы посоветовали артистам балета, которые хотят уйти и поменять свою профессию?

Я не знаю, как быть, и не могу давать советы. Видите ли, история моего пути связана с тем, что я с самого начала, еще до того, как пошел в театр, косым глазом смотрел куда-то еще. Нас в Академии приучают любить искусство — это хорошо, это очень важно; музыку — это прекрасно. Но надо жить не в вакууме, куда тебя погрузили, нужно находить какие-то свои интересы, наверное. Как это делать, я тоже не знаю. Это, скорее, совет родителям, которые отдают детей в академию балета. Потому что, во-первых, нужно трезво понимать, куда ты отдаешь ребенка, и прививать ему другие интересы, чтобы в конечном итоге, если вдруг у него не сложится, была бы некая альтернатива найти себя в другом. Даже среди моих друзей-балетников почти все занимаются педагогикой. Хотя на этом можно заработать деньги, и даже хорошие деньги, но, тем не менее, этот путь очень узкий, а люди талантливые, одаренные, многогранные. Но есть проторенная тропа, и сложно из колеи выехать, она все равно затягивает обратно. Это касается не только балета, но и спорта. Очень сложно дать какой-то совет. Нужно просто интересоваться миром вокруг.