Фрагменты из книги Зизи Жанмер «Наследие танца»
Воспоминания об учебных годах с Роланом Пети
…Весь период обучения я находилась под влиянием двух сильных личностей — Князева и Шовире.
Менее непосредственную, более скрытую, но столь же значимую роль стал играть в моей жизни третий человек — Ролан Пети. Мы были одного возраста, плюс-минус полгода. Я находила его привлекательным. Он излучал внутреннюю красоту, которая выделяла его среди других. Отлично выглядел, был мечтателем, веселым и дьявольски дразнящим, и он много смеялся.
Ролан никогда не говорил гадости за спиной у человека, предпочитал говорить все, что думает, в лицо. Я его не особенно интересовала. Он просто занимался своими делами, дурачился. В то время у нас еще не было руководителей, и если мы не были на занятиях, то были предоставлены сами себе. Все занятия проводили вместе.
В декабре 1940 года нас с Роланом одновременно зачислили в кордебалет. Я наблюдала, как он растет, расцветает и в 16 лет становится великим соблазнителем. Умный и одаренный богатым воображением, Ролан уже тогда был поэтом и великолепным танцовщиком. Он станет одним из величайших хореографов XX века. Единственный в своем роде, он изобретет собственный уникальный язык. Очень стройный, с длинными, великолепными ногами, он обладал бледным цветом лица, каштановыми кудрями и необычайно выразительными глазами.
Любознательный во всем, он любил джаз и песни, брал уроки актерского мастерства и ходил за кулисы самых известных шоу и в театры, часто посещал актеров. Как и я, он получил солидную подготовку в прекрасной школе. В первый год того, что он называл «странной войной», до оккупации, хотя мы жили в изоляции от остального мира, ему удавалось подбирать новые американские песни и находить рецензии на голливудские фильмы. Он уже много общался со знаменитостями Парижа.
Он был очень zazou. Согласно словарю, этот термин обозначал молодых людей, которые в начале Второй мировой войны страстно интересовались американским джазом. Это про него. Он всегда был одет по высшему разряду и причесывался в соответствии со стилем того времени: его прическа напоминала петушиный гребень. Его мама рассказывала мне, что, будучи подростком, в Каннах Ролан ходил на пляж в брюках-гольф, рубашке, кепке и в перчатках цвета свежего масла, с темно-синим кашемировым пледом с белыми узорами через руку, с «Кодаком» через плечо и, конечно, никогда не ходил босиком, потому что ненавидел песок. Этот zazou-период был безумным: девушки носили каблуки-платформы, огромные шляпы с венчиками на голове, а летом надевали платья с ярко выраженной талией, из-под которых выглядывали кружевные подъюбники.
Оккупация должна была отбить у нас всякое желание быть эксцентричными.
В 15 лет Ролан уже подумывал о том, чтобы заняться хореографией. Ученик мадам Рузанн, он иногда приходил на занятия к Борису Князеву и видел, что я делаю успехи. В 16-17 будущее обретает форму. Он стал смотреть на меня с интересом, но ему по-прежнему не нравились моя прическа и туники. Чем больше я думала о танцах, тем больше места Ролан занимал в моем сознании и сердце. Я смотрела на него с желанием угодить. Его сильная личность очаровывала меня.
Родители Ролана жили раздельно. Его мать, Роза Репетто, которую мы называли бабуля Роз, была замечательной женщиной. Именно Ролан в возрасте 12 лет убедил ее уйти от мужа, чтобы освободиться от ежедневного ада. Кристиан Берар сказал Ролану: «С таким именем, как Repetto, почему бы ей не делать балетные туфли?» Ролан одолжил матери студию, которую купил в 16 лет, по адресу улица Мира, 12. Именно там, на шестом этаже, она начала делать обувь. Сначала с одним мастером, потом их стало двое, потом трое, одно за другим — и компания оказалась на улице Мира, 22 и стала всемирно известным брендом. Роза, человек с теплым сердцем, умела принимать клиентов. Она следила за всем, была точна, внимательна и понимала важность мельчайших деталей. Она была забавной и милой, но в то же время сильной женщиной с твердой рукой. Во время оккупации Роза стала невольным участником Сопротивления. Больше всего на свете она любила своего сына.
Свадьба
Наша свадьба состоялась 29 декабря 1954 года в Сен-Сир-ла-Ривьер, маленькой деревушке в регионе Босе, недалеко от Этампа и места рождения Ролана. Это был сюрприз для нашей семьи и близких друзей, да и для всего танцевального мира: между нами было так много ссор, что все думали, что это ненадолго. Должна сказать, что и в Голливуде, и звезды балетной труппы, и все, кто был рядом с Роланом последние два года, чувствовали себя без меня очень хорошо. Когда я приехала, то только и смогли сказать: «Она вернулась!»
Что касается наших родителей, то они были в недоумении: для моего отца муж его дочери был слишком эксцентричным. Моя мать тоже не думала, что этот союз продлится долго. Роза Репетто, ставшая моей свекровью, видела в своем сыне демона, который был прежде всего любителем свободы. У Эдмона Пети не было своего мнения.
Я помню тот зимний день, как будто это было вчера: мы с Роланом в ледяной церкви Сен-Сир-ла-Ривьер были растроганы, когда надевали кольца на палец друг другу. Мадам Рузанн в своей серебристой лисьей шубе, с широкой улыбкой и влажными глазами — она была первой свидетельницей Ролана, ведь она опекала его с детства. Мадам считала, что он поступил правильно, женившись на Зизи, которая ей нравилась. «Зизи — это хорошо сделанная работа», — говорила она. Жан-Пьер Греди, большой друг Ролана и его второй шафер, тоже был в восторге от нашего брака.
КАРМЕН
Шоу, которое зажгло фитиль
1948 год
И снова я почувствовала, что хожу по кругу. Чтобы перестать топтаться на месте, мне нужен был вызов: Ролан должен был дать мне важную роль в крупном творении... То, чего я так долго ждала, случилось в мой двадцать четвертый день рождения. Во время сезона в «Мариньи» Ролан подписал два контракта: один — в Германии, другой — в Англии, где он только что взял на себя обязательство создать новый балет. Во время гастролей в Германии, в автобусе, который вез нас в Баден-Баден, я услышала, как несколько танцовщиков рассказывали, что для Лондона Ролан готовит балет, вдохновленный оперой «Кармен» Бизе, основанной на романе Мериме. Мне пришло в голову — я буду его Кармен! Оказавшись в Баден-Бадене, старомодном курортном городке с очаровательным барочным декором, мне удалось провести некоторое время наедине с Роланом, и я спросила его, кто будет танцевать в новом балете. Он ответил: «Еще не знаю». Я чувствовала себя готовой, решительной. Я взяла его руки в свои, крепко сжала их и, глядя прямо в глаза, сказала: «Кармен — это я!»
Репетиции начались во время тура, в городах, которые мы посещали, и в студиях, которые мы находили. Все прошло очень быстро: Ролан был удивительно вдохновлен, в состоянии благодати! Но чем больше у него идей, тем чаще я спрашиваю его, как их исполнять, и тем сложнее становится хореография. Я хочу сделать это так хорошо, что начинаю своего рода битву с самой собой. Я работаю над своими вариациями фрагментарно, как мы всегда делаем, но поскольку я хочу довести хореографию до максимальной степени совершенства, у меня нет времени на то, чтобы связать их воедино — от начала и до конца. Позже я узнала, что Ролан сказал Марго Фонтейн: «Думаю, «Кармен» будет одним из самых красивых моих балетов, но я выбрал не ту танцовщицу».
Ролан очень требователен, но он знает, как направлять своих танцовщиков к тому, что им больше всего подходит, и заставлять их развивать индивидуальную технику, в то же время навязывая свою хореографическую нотацию и стиль. Он заставил меня в раннем возрасте понять, каковы мои возможности и ограничения. Нужно иметь ясную голову, чтобы уметь исправлять свои недостатки и выкладываться по максимуму.
Меня раздирали одновременно чувства восторга, усталости и страха не справиться с ролью, которую я так отчаянно хотела, тем не менее я была готова к ней. Больше танцуешь, лучше получается.
Мы одновременно готовили «Кармен» и спектакль, который показывали каждый вечер. Несмотря на напряженную ежедневную работу и странный ритм нашей кочевой жизни, мы не утратили энтузиазма. В 1948 году Германия отстраивалась заново. Мы спали в полуразрушенных гостиницах, города были так сильно разбомблены, что строительные площадки работали день и ночь. Первыми были восстановлены церкви и театры. К концу наших гастролей, которые прошли с огромным успехом, новый балет был готов.
Как только мы вернулись в Париж, Ролан доработал постановку и занялся последними приготовлениями, в частности, подгонкой костюмов, сшитых Ирен Каринской по эскизам Антони Клаве. Я чувствовала, что для Ролана ставки были высоки... И для меня тоже. В конце одной из последних репетиций он внимательно посмотрел на мое лицо и сказал: «Я собираюсь сделать тебе короткую стрижку, мне нужна андрогинная Кармен». Я согласилась сразу, без оговорок, счастливая от того, что он наконец-то позаботился обо мне полностью. Я ждала этого годами. Ролан отвел меня к Антуану, ведущему парикмахеру того времени, который и сделал мне мою новую прическу. В зеркале появилось новое лицо. Я вышла от Антуана с короткими волосами. С того дня я никогда не меняла прическу.
Желание выйти на сцену — это непередаваемый импульс, которому я не могу сопротивляться, но перед поднятием занавеса мне страшно, я в панике. Мои мысли в беспорядке.
А что уж говорить о том волнительном состоянии, которое я испытываю от рокота заполняющегося зала, неразборчивого шума разговоров зрителей и танцовщиков, которые, как и я, разогреваются и репетируют до самого последнего момента! Не говоря уже об интимном присутствии Ролана, которого я чувствую, даже не видя его. Погрузившись в состояние крайней экзальтации, я хочу только одного — услышать три удара и увидеть, как поднимется занавес.
В вечер премьеры мне пришлось нелегко. Зал был переполнен. Я была как скаковая лошадь перед стартом. Наконец-то в присутствии публики я почувствовала себя раскрепощенной. Увлеченная страстной музыкой Бизе, я больше не была собой, я была театральной героиней, соблазнительной, провокационной, коротко стриженной, одетой не в пачку, а в корсет и проживающей на сцене ситуации, которых еще не было в балете.
21 февраля 1949 года в лондонском Princess's Theatre я была Кармен, а Ролан — доном Хозе.
Антони Клаве, которого зрители открывали для себя, создал декорации и костюмы, идеально подходящие к действию, насыщенные агрессивными цветами с преобладанием белого, красного и черного. Каждая смена декораций вызывала аплодисменты.
Роль Кармен преобразила меня. Она открыла меня самой себе. Долгое время я смутно представляла, что хочу играть на сцене: роль, которая дала бы мне возможность продемонстрировать все мои театральные способности. Кем я мечтала быть? Что мне было нужно? Кармен, соблазнительница, которая смеется над всем и живет в соответствии с порывами своего сердца и эмоций. Она соблазняет, любит одного мужчину, потом другого, а затем, как тореадор посреди арены, дон Хозе предает ее смерти. Золотая роль!
Создавая этот балет, Ролан поставил мою личность на службу своему современному видению классического танца. Его хореография чрезвычайно изысканна и жестока. Я была совершенно очарована этим доном Хозе, которого Ролан воплотил с присущими ему пылкостью и элегантностью. Я была опьянена желанием соблазнить его.
Как не упомянуть об эмоциях, охвативших меня во втором акте, когда я почувствовала, начав свою вариацию, что зрители очарованы оригинальной, неожиданной и новой хореографией, которую они открывают для себя… После фуэте в синкопе, заканчивающихся у ног дона Хозе, взрыв аплодисментов дошел до моего сердца. Как говорят по-английски, I stopped the show. У меня по всему телу пробежала дрожь. На сцене мы с Роланом проживали напряженно наши чувства. Когда я увидела его глубокий взгляд, устремленный на меня, я осознала свою силу обольщения. Я окончательно покорила и публику, и моего партнера: я бесповоротно влюбилась в Ролана Пети.
Публика продолжала демонстрировать свой энтузиазм на протяжении всей этой сцены, затем во время pas de deux в спальне и вплоть до последнего акта, в котором дон Хозе и Кармен сталкиваются друг с другом и в котором он закалывает ее, а затем целует, после чего она падает к его ногам мертвой. Эта финальная сцена была встречена коротким молчанием, за которым последовал гром аплодисментов. В тот вечер овации зрителей скрепили наш творческий союз. Мы и не подозревали, что это на всю жизнь.
Какое ослепительное зрелище! Какой сон! Ролан написал одно из лучших своих произведений. Он получил заслуженное признание публики. Английская пресса пела ему дифирамбы, превознося это хореографическое событие как обновление классического танца. Показать на сцене пару, курящую в постели и танцующую такой страстный любовный дуэт, было смело для своего времени. На следующий день после премьеры сотни людей, завернувшись в одеяла, расположились вокруг театра, даже на земле, чтобы сразу же после открытия касс взять их штурмом.
Я танцевала Кармен почти две тысячи раз. Этот балет положил начало целой жизни успеха по всему миру. Он родился из встречи артиста и роли, личности и шедевра — такая удача бывает редкой. Она всегда рождается в результате сложной алхимии, которая создает притяжение между мужчиной и женщиной.
Кармен внезапно стала мифической фигурой в мире балета, архетипической женщиной, которую уносит вихрь любви. Публика влюбилась в нее. И этому роману суждено было длиться долго. В мгновение ока балет «Кармен» обошел весь мир. Ролан стал олицетворением художественного потенциала всего послевоенного поколения. Он ввел стиль, заимствованный из нескольких школ, но присущий только ему и доведенный им до высокой степени совершенства.
В тот вечер я наслаждалась своим успехом, но я знала, что для того, чтобы взять на себя эту новую ответственность, мне придется сохранять спокойствие. Художник не может не задаваться вопросом, сможет ли он сохранить свою соблазнительную силу, сможет ли он жить в соответствии со своим успехом и как долго. Это вечный перезапуск. «Кармен» остается самым большим театральным воспоминанием в моей жизни.
После Лондона мы остались в Париже на три месяца, с июня по сентябрь 1949 года, в театре «Мариньи», где снова проходил балетный сезон Ролана. «Кармен», естественно, вызвала споры среди французских критиков. Ролан Пети осмелился прикоснуться к Бизе! Мориаку, кричавшему о скандале, Моруа ответил: «Это гениально!» Как бы то ни было, балет получил признание публики.
Россия
… В следующем году я сопровождала Ролана. Он был приглашен в Большой театр в Москву для создания нового балета «Пиковая дама» по повести Пушкина. Он предпочел работать с «Патетической симфонией», а не одноименной оперой Чайковского. Это был риск, но результат оправдал его смелость.
Николай Цискаридзе (Герман), Илзе Лиепа (Графиня) и Светлана Лунькина (Лиза) мастерски и эмоционально интерпретировали эту драму страсти.
Этот балет также стал для нас возможностью встретиться с другом — Клементом Криспом, критиком по профессии и по-прежнему очень активным сотрудником Financial Times, который был приглашен Большим театром на премьеру. Клемент — честный человек и дальновидный наблюдатель. Когда я создавала Кармен, он сказал мне, что однажды я смогу жонглировать всеми театральными приемами, и он угадал, какой станет моя карьера. Наше воссоединение в Москве за рюмкой водки было теплым, как и всегда на протяжении последних 50 лет.
В июне 2003 года за «Пиковую даму» Ролан был удостоен Государственной премии России — это большая художественная награда, которой никогда прежде не удостаивался иностранец. Премия была вручена в Кремле президентом Путиным в присутствии всех ведущих деятелей российской культуры. Ролан в речи отметил, какое влияние на его танцевальную культуру с детства оказали русские педагоги, танцовщики, хореографы и художники. Он закончил свое выступление единственной фразой, которую знал по-русски: «Я вас люблю». Он гордится этой наградой, и я его понимаю. Для него это как нить, ведущая от Мариуса Петипа...
Благодарим Катерину Новикову и Виту Хлопову за помощь в создании материала.
В материале использованы фрагменты и фотографии из книги Зизи Жанмер «Наследие танца».