История Московского музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко богата яркими индивидуальностями. Владимир Кириллов — одна из них. На сцене ему были подвластны все стили: от классики до модерна и пантомимы. Танцовщик смелого актерского поиска, он заново создавал облик известных классических героев, делая их созвучными своей душе. Он удивлял публику ярким гротеском в партиях Дона Базилио или Марцелины. Балетмейстеров вдохновлял его многогранный талант — на него поставлено около двадцати партий.
Болезненный для многих уход со сцены прошел для Владимира Кириллова легко. Он остался в любимом искусстве, лишь сменил род деятельности, возглавив балетную труппу Московского детского музыкального театра им. Н. Сац. И здесь созидательная энергия не оставила его — новый худрук возродил вверенный ему коллектив. Позднее к театру присоединилось преподавание. Вот уже несколько лет Владимир Кириллов преподает искусство балетмейстера студентам ГИТИСа и Российского института культуры, щедро делясь с молодежью богатейшим опытом.
Владимир Петрович Кириллов 12 марта отмечает юбилей. Накануне этого события он рассказал нам о своем творческом пути.
Как правило, мальчики приходят в балет не по своей воле. Смысл выбранной профессии раскрывает талантливый педагог. У вас в Московском хореографическом училище были такие наставники?
Конечно. С первого класса у меня был совершенно гениальный, не побоюсь этого слова, педагог — Евгения Александровна Лапчинская. Она привила нам любовь к каждодневному труду в балетном классе, постоянному преодолению себя. И научила главному — честности по отношению к профессии. Вообще, все педагоги в училище были потрясающими — вкладывали душу в свой труд.
К сожалению, в выпускном классе у меня случилась серьезная травма — на одной из репетиций оторвалась межреберная мышца. Пришлось более полугода пролежать. Конечно, я пришел к госэкзаменам в «разобранном» состоянии. Зато показал отличные результаты по актерскому мастерству: из шестнадцати номеров я участвовал в восьми. На этом экзамене меня увидел худрук балетной труппы Театра Станиславского Алексей Виссарионович Чичинадзе и взял меня к себе — там ценились танцующие актеры.
Театр Станиславского пришелся вам «по адресу». В нем вы не только выросли в блестящего премьера, но и смогли проявить свои актерские таланты.
Да, но сначала меня, как и всех новичков, определили в кордебалет. В своем первом спектакле, а это была «Эсмеральда», я просто бегал по сцене в толпе. Потом выходил в кордебалетных эпизодах. Но я не был создан для третьего ряда массовки — как не старался «держать линию», все равно выделялся из толпы. В конце концов, мне сказали, что из меня все равно не получится артиста кордебалета, придется быть солистом!
И как началась ваша карьера солиста?
Достаточно нестандартно. Года через два, после моего прихода в театр труппа поехала на очередные гастроли в Японию. И некому было танцевать в Рязани балет «Франческа да Римини» в постановке Чичинадзе. Срочно стали искать исполнителей среди молодежи, оставшейся не у дел. Перепутав меня с другим артистом, которому худрук поручил передать партию Джотто, стали готовить ее и со мной. В итоге, в Рязани Джотто станцевал я.
Судьбоносная ошибка! Тем более вы начали с той же партии, что и молодой Владимир Васильев.
Точно, Джотто был поставлен на него. Только у меня не было, конечно же, такой техники. Но, думаю, с актерской задачей я справился. Играл инстинктивно, без какого-либо анализа, но настолько проживал роль, что даже кричал на сцене! После очередного спектакля мой педагог Глеб Михайлович Евдокимов влетел ко мне в гримерку со словами: «Ты что, ненормальный?! Ты рассказал весь текст залу!» Вообще, в Театре Станиславского была традиция: при подготовке роли солист писал ее литературную концепцию. Каждый монолог, каждое состояние героя. И это очень помогало в понимании эмоциональных состояний твоего героя на сцене.
Ваши герои, от привычных классических принцев до наших современников, всегда отличались «лица необщим выраженьем». Вы смело экспериментировали, наполняли роль новым смыслом.
Это естественно. Новая партия — новая жизнь. Но с годами неминуемо нарабатываются актерские штампы. И от этого, к сожалению, никуда не уйдешь. Но, с другой стороны, актерская опытность помогает в работе с балетмейстером. Вспоминается совместная работа с Дмитрием Александровичем Брянцевым: мы вместе разрабатывали концепцию роли, и он прислушивался к моему мнению.
А первой партией, поставленной на меня, стала партия Павла в балете «Мечтатели» балетмейстеров Натальи Рыженко и Виктора Смирнова-Голованова. Когда они пришли к нам в театр ставить балет о строителях метро, первые солисты разбежались и нас, молодых, заняли в главных партиях. Как сейчас помню, мой герой строил метро, сооружал БАМ, а также ел с друзьями раков с пивом в парке.
Вы работали с балетмейстерами самых разных направлений: от классики до модерна. Однажды вы сказали, что хореография Тома Шиллинга заставила по-новому посмотреть на балет.
Когда к нам в театр пришел Том, я понял, что, оказывается, мир велик и очень разнообразен. С ним работать было удивительно интересно. Премьеру его «Вечерних танцев» я танцевал в Берлине. В основу этого балета Шиллинг положил историю своего друга, у которого поочередно умерли три жены. И вот, стоя за кулисами, я решил вжиться в роль этой современной Синей Бороды: начал тяжело дышать, изображая из себя этакого Злого гения. «Нет, Владимир, просто стойте, — закричал мне Том, — не надо изображать монстра из сказки. Когда вы спокойно смотрите, как героиня умирает, — это гораздо страшнее». Иногда немецкий балет называют холодным, лишенным эмоций. Но в нем просто другая философия. Благодаря ему я понял, что на сцене должны быть не только эмоции, но и мысль. Работа с таким гением, как Том Шиллинг оставила ярчайший след в моей душе.
Как и работа с Дмитрием Бряцевым — еще одним знаковым балетмейстером в вашем творчестве. Вы, пожалуй, участвовали во всех его спектаклях.
Когда Дмитрий Александрович пришел к нам в театр, я был уже ведущим солистом. Поэтому совершенно естественно, что он предлагал мне, как и другим премьерам, главные партии. В своих отношениях с коллективом он был абсолютно честен — у него не было любимчиков. Главным критерием для Брянцева был профессионализм. По этому критерию и распределялись роли. Но, конечно, были партии, которые ставились на меня. Для моего сольного вечера он сделал мне подарок — номер «Одинокий голос человека». Это небольшой балет стал квинтэссенцией нашего сотворчества, он создавался на меня и при моем активном участии. Здесь четыре дуэта, четыре монолога, три вариации — и все это подряд. Сейчас только понимаю, что оставаться на сцене пятьдесят минут — это маленький подвиг! Но «Одинокий голос человека» получился необычайно красивым балетом. Думаю, из него потом и родился «Призрачный бал» с его созерцательностью и романтизмом.
Вторая часть вашей творческой жизни посвящена Детскому музыкальному театру им. Н.И. Сац. В 2002 году вы возглавили его балетную труппу, и, надо сказать, с вашим приходом она преобразилась: заметно повысился профессиональный уровень танцовщиков, стал интересным репертуар.
Когда я пришел в Театр Сац и увидел труппу, то был, честно говоря, в ужасе. После испытаний 1990-х годов она пребывала в руинированном состоянии. Ушли почти все солисты, танцевать было некому — в мужских партиях выходили женщины. Не было педагога мужского состава. Мне пришлось самому давать классы и репетировать ведущие, а иногда и кордебалетные, партии. Репертуара не было — раз в месяц шла только «Синяя птица». Я поставил перед собой задачу — создать труппу, способную исполнять классические спектакли любой сложности. Используя те права, что мне дало руководство театра, я разогнал остатки старой труппы и набрал новых танцовщиков, с которыми можно было что-то начать. В течение нескольких лет «выравнивал» коллектив: кого-то набирал — кого-то убирал. В результате получилась труппа, с которой можно было ставить классику. Начали с «Щелкунчика», что естественно для детского театра. Постепенно прививал им любовь к классике. Но артисты были все молодые, им хотелось чего-то нового. Поэтому в афише появились современные спектакли. Первый — «Юнону и Авось» — поставил артист труппы Анатолий Емельянов. Причем денег нам на него не дали (дирекция совершенно не верила в успех задуманного) — костюмы и декорации были из подбора. Но спектакль получился атмосферным, на нем всегда был полный зал. Как видите, мы начали со смелого эксперимента! После этого успеха нам стали давать деньги, и мы делали новые спектакли. Постепенно труппа доросла до «Лебединого озера»!
Я понимал, что артистам нужно работать с разной хореографией. Поэтому приглашал разных балетмейстеров: Елену Богданович, Георгия Ковтуна, Бориса Мягкова (несколько лет подряд у нас шел его невероятно интересный авторский «Щелкунчик»). Андрис Лиепа перенес к нам свои реконструкции фокинских балетов. Теперь эти спектакли одна из визитных карточек нашего театра. А после премьеры своего «Балды» на нашей сцене, Владимир Викторович Васильев мне сказал, что получилось даже интереснее, чем в Большом. Настолько актерски ярко сыграли наши ребята.
Как я понимаю, у вас установка на танцующего актера.
Не только у меня, у педагогов Театра Сац. А они у нас уникальные! Из тех настоящих педагогов, которые не только смотрят, но и видят. Все прошли школу драмбалета, он у них в крови. Понимают, что нельзя «пустого» танцовщика выпускать на сцену, много работают с ребятами над содержанием роли.
Я, как худрук, свою задачу выполнил — труппа Детского музыкального театра Сац стала высокопрофессиональной. Способной исполнить любую хореографию. А потому интересной публике и профессионалам. Причем не только нашим, но и за рубежом. Театр стал активно гастролировать по миру. Наш художественный руководитель театра (а еще и потрясающий оперный режиссер!) Георгий Исаакян пригласил на должность главного балетмейстера талантливого петербуржца Кирилла Симонова, знающего классику от а до я. Что доказывает его версия «Спящей красавицы», где удачно сочетаются утонченный академизм и яркая режиссура. Но Кирилл ставит и невероятно интересные авторские балеты. В том числе и у нас в театре. Я каждый раз сижу на его премьерах затаив дыхание: «Чем еще удивит?» Труппа любит Симонова, работает с ним с удовольствием. Оптимально выстроенный репертуар театра состоит из классики, как профессиональной базы, и современных спектаклей. И я рад, что главный балетмейстер соблюдает этот «золотой» баланс.
Кроме театра в вашей жизни есть еще и ГИТИС, где вы успешно преподаете искусство балетмейстера.
За всю свою жизнь в искусстве я накопил такой колоссальный творческий опыт, которым хочется делиться. Я работаю в двух высших учебных заведениях. Вот уже несколько лет возглавляю кафедру классической хореографии в Московском государственном институте культуры. Недавно по моему настоянию к преподаванию хореографии прибавилось балетмейстерское мастерство. Считаю, что любой педагог должен понимать, как мыслит балетмейстер, должен уметь поставить для своих подопечных номер: сольный, дуэтный или массовый. А в ГИТИСе я преподаю искусство балетмейстера. Уже сделал один выпуск. Мои выпускники замечательные, востребованные: некоторых сразу пригласили возглавить крупные танцевальные коллективы. Сейчас преподаю на втором курсе. Прихожу на занятия с удовольствием — есть фантастически талантливые студенты, у которых настолько развита фантазия, что получаются необычные и яркие постановки. Иногда так смело ставят, что дух захватывает. Работая с ними, получаю удовлетворение — чувствую, что попал в свою среду. Когда интересно жить — это здорово. А мне среди молодежи интересно жить!
Интервью: Анна Ельцова