Муза большого балета, неповторимая Жизель, легендарный педагог – все это о Марине Викторовне Кондратьевой, которая вот уже 70 лет служит в Большом театре. По случаю дня рождения балерины Анна Ельцова побеседовала с Мариной Викторовной о творческой жизни, педагогической деятельности и ученицах.
Марина Викторовна, Ваше имя вошло в историю русской культуры. Для многих оно олицетворяет золотые годы большого балета. А выдающийся хореограф Касьян Голейзовский сравнивал Вас с Терпсихорой. Вся Ваша жизнь связана с Большим театром. А как все начиналось?
Я с детства любила танцевать. Чуть слышала музыку — сразу поднималась на пальчики и порхала. У меня вся обувь была стоптана на носочках! А балета я еще не видела — наверное, родилась с танцем в крови! Когда началась война, моего отца, крупного ученого-физика, эвакуировали вместе с семьей из Ленинграда в Казань. Мне, ребенку, хотелось что-нибудь сделать для нашей победы, и я приходила в госпиталь и танцевала для раненых. Когда мне исполнилось десять лет, папин коллега и друг, известный физик (будущий лауреат Нобелевской премии) Николай Николаевич Семенов повез меня в Москву, чтобы отдать в Московское хореографическое училище. Только мы опоздали и приехали, когда набор уже был завершен. Я ужасно расстроилась. И тут выяснилось, что в гостинице «Москва», где мы остановились, живет сама Агриппина Ваганова. Она приехала навестить раненого сына в госпитале. Николай Николаевич бросился к ней, рассказал всю историю и попросил помочь «своей племяннице». Она посмотрела мои данные, а когда узнала, что меня зовут Мариной, сказала: «Ну, для Марины Семеновой я все сделаю» (так ей было дорого имя первой ученицы!). Агриппина Яковлевна лично порекомендовала меня директору училища Николаю Ивановичу Тарасову, и меня, конечно же, взяли. Послевоенное время было тяжелым, голодным, но я была счастлива, потому что училась балету у прекрасных педагогов, среди которых особенно хотелось бы выделить Галину Петровну Петрову. На протяжении нескольких лет она преподавала мне классический танец, у нее я выпускалась.
Еще будучи ученицей, Вы исполнили партию Маши в «Щелкунчике» на сцене Большого театра.
В годы моего ученичества в училище часто появлялся Леонид Михайлович Лавровский. Тогда он возглавлял балетную труппу Большого театра. Ставил нам школьные спектакли и концерты. Всегда присутствовал на экзаменах. Видимо, тогда он и заметил меня. Внезапно в театре возникла ситуация, когда некому было танцевать «Щелкунчик». Тогда Леонид Михайлович пригласил меня с моим одноклассником Колей Фадеечевым на главные партии. Для учеников училища это была огромная ответственность, но и счастье! Сцена Большого с юности была родной для нас. Я очень благодарна Леониду Лавровскому — во многом благодаря ему сложилась моя творческая судьба. Уже будучи артисткой театра, исполнявшей все ведущие партии, я всегда чувствовала себя ученицей, когда Леонид Михайлович входил в репетиционный зал.
Лавровский репетировал с Вами партии во всех своих спектаклях. А роль Музы в своем новом балете «Паганини» создавал на Вас.
Для каждого артиста роль, созданная для него, — это мечта. «Паганини» был для Леонида Михайловича особенно дорог. Этот спектакль ознаменовал его возвращение в Большой театр в 1960 году. «Паганини» — история о жизни творца, его кошмарах, его вдохновении. Муза и олицетворяла это вдохновение. Я была безмерно счастлива, что Леонид Михайлович выбрал меня на главную роль.
А как же я мечтала о Джульетте! Лавровский дал мне эту партию в 1959 году, когда у меня за плечами были серьезные роли, принесшие актерский опыт. Работать над ней было трудно — перед глазами стояла Джульетта Улановой. Свою Джульетту я нашла не сразу, на репетициях Леонид Михайлович постепенно «вытаскивал» из меня этот образ. Только станцевав достаточное количество спектаклей, я стала «дышать» в унисон со своей героиней. Моим первым Ромео был Юрий Тимофеевич Жданов, один из лучших в этой партии. Я вводила в спектакль Мишу Лавровского, была его первой Джульеттой. Этим балетом завершила свою сценическую карьеру. Шедевр Леонида Михайловича был со мною всю творческую жизнь.
Вернемся к началу Вашей карьеры в театре. Вашей первой главной партией стала Золушка в одноименном балете другого выдающегося хореографа Ростислава Захарова.
Первый год в театре я, как и все, провела в кордебалете. Иногда исполняла вариации. Для меня этот период стал настоящей школой мастерства, столь необходимой каждой вчерашней ученице. Моим педагогом тогда была Тамара Петровна Никитина — великолепный мастер! До сих пор вспоминаю о ней с благодарностью. Тамара Петровна сделала со мной первые балеринские партии — Золушку и Марию.
Ростислав Владимирович сам предложил мне партию Золушки, сказал: «Надо выучить текст за две недели. Сможешь?» Я, не задумываясь, согласилась. Мы работали с Никитиной день и ночь. Тогда в Большом театре были изумительные Золушки: Семенова, Уланова, Лепешинская, Стручкова. И каждая исполняла эту партию по-своему. Мне очень хотелось создать свою и только свою Золушку. Но как? Я обратилась к великой русской актрисе Вере Николаевне Пашенной, которую считала эталоном актерской игры. Она посоветовала: «Ничего не играй. Будь самой собой». Я пригласила Пашенную на премьеру, просила ее сказать свои замечания по поводу образа, что нужно изменить и доработать. На следующий день получила от Веры Николаевны письмо: «Ничего не меняй. Это я должна у тебя учиться. Браво!» Благодаря советам Пашенной, я поняла, что в искусстве не надо ничего «играть», нужно «жить» в образе, пропускать героиню через себя. Делая любую партию, я всегда старалась «идти от себя», от своих мыслей и чувств. Ростиславу Владимировичу Захарову я была очень благодарна — его «Золушка» стала для меня своего рода путевкой в большую балеринскую жизнь.
Уже первое десятилетие работы в театре подарило Вам встречи с творчеством выдающихся хореографов. Помимо Лавровского и Захарова, это были Якобсон и Григорович.
Леонида Якобсона приглашали в Большой театр, чтобы он поставил свои балеты «Шурале» и «Спартак». Это был необыкновенно талантливый хореограф со своим почерком. В 1955 году он ставил «Шурале» на Майю Плисецкую. И вдруг меня тоже вызвали на репетицию. Я стала готовить Сюимбике вместе с Плисецкой, что для меня, совсем молодой балерины, было почетно. Якобсон был очень требователен в работе, особенно к рисунку рук: девушка-птица должна была трепетать одними кистями. Он заставлял подолгу отрабатывать эти движения у зеркала — было довольно тяжело. Зато потом я очень полюбила партию Сюимбике и танцевала ее с удовольствием. Удивительно, но нас с Майей, таких разных по творческой индивидуальности, балетмейстеры часто ставили на одни и те же роли. У того же Якобсона мы с Плисецкой танцевали в очередь Фригию в его версии «Спартака», а у Игоря Моисеева, соответственно, Эгину. В первой, «белой», версии «Спящей красавицы» Юрий Григорович поставил нас с Майей на роль Авроры.
Вас можно назвать «балериной Григоровича», его раннего периода в Большом театре. Тогда Вы танцевали все его премьеры: «Каменный цветок», «Легенду о любви», «Спящую красавицу». Были одной из лучших исполнительниц Фригии в его «Спартаке».
Помню, в 1959 году в Большом появился молодой хореограф из Ленинграда Юрий Григорович. Для нас с моим мужем Валерием он был просто Юра. Мы дружили, и он какое-то время, когда ставил «Каменный цветок» в нашем театре, часто бывал у нас на даче. Его хореография показалась нам новым словом в балете. Новые, необычные поддержки, выразительные руки. В первом составе я танцевала Катерину вместе с Колей Фадеечевым (Данилой), а Хозяйкой Медной горы была Майя Плисецкая. Во втором составе главные партии исполняли юные Катя Максимова и Володя Васильев. Премьера прошла с триумфом. Знаете, с приходом Юрия Николаевича на сцене Большого театра как будто повеяло свежим ветром. Считаю, что для полного творческого раскрытия Григоровичу нужен был именно Большой театр. Между ним и труппой сразу сложилось какое-то особое взаимопонимание — мы вместе ставили балет, это было сотворчество. Исполнители в его балетах выходили на новый уровень, но и хореограф рос вместе с ними.
Майя Плисецкая, зачастую довольно строго судившая коллег, говорила, что ей всегда был симпатичен и близок Ваш талант, восхищалась Вашей легкостью и музыкальностью. Своих балетов она не доверяла ни одной из балерин и только Вас пригласила исполнить роль Анны Карениной.
Майя Михайловна сама позвала меня на роль Анны. Балет этот Родион Щедрин посвятил ей, она же была хореографом (наряду с Виктором Смирновым-Головановым и Натальей Рыженко). Тем ценнее было для меня ее доверие. Мы репетировали вместе, в одном зале, каждая со своим Вронским. Майя с Марисом Лиепой, я — с Александром Годуновым. Я хотела создать свою Анну, не быть тенью Плисецкой. И многие зрители говорили мне потом, что моя героиня была совсем другой.
Та же Плисецкая с убеждением констатировала, что «Кондратьева — превосходный педагог». Того же мнения придерживалась и Марина Тимофеевна Семенова — ваш бессменный, после Тамары Никитиной, наставник в родном театре. После Семеновой Вы продолжили эстафету великих педагогов Большого. Вы легко перешли на роль учителя?
Станцевав свой последний спектакль, я пришла к Григоровичу и сказала: «Я очень хочу остаться в театре. Хоть кем-нибудь!» Юрий Николаевич предложил мне начать репетировать с кордебалетом. Я попробовала и поняла, что преподавание — это мое. Одновременно с работой я окончила педагогическое отделение ГИТИСа. Но главное в преподавании — практический опыт. И здесь моим неоценимым советчиком стала Марина Тимофеевна Семенова. Часто, оказавшись в педагогическом «тупике», я обращалась к ней. И знаете, какой самый мудрый совет дала мне Семенова: «Учись у своих учениц. Они тебя сами научат, что нужно делать!»
У Вас на столе лежит популярная ныне книга «Страсти по Наташе» — портрет звезды мирового балета и Вашей ученицы Натальи Осиповой, собранный из рецензий и воспоминаний Мариной Лапиной.
Книга великолепная. Пересматриваю ее и словно переношусь в то время, когда работала с Наташей. Она сама пришла ко мне. По своему опыту знаю, что главное на репетиции — полное взаимопонимание и доверие. Наверное, прежде всего за этим и пришла ко мне Наташа. Мы друг друга чувствовали, но это не значит, что работа была легкой. Много нам пришлось потрудиться над тем, чтобы заключить ее танец в академичные рамки. В книге показаны все партии, которые мы сделали в Большом театре. И какие же они разные — и Китри, и Жизель, и Эсмеральда, и Сильфида, и еще многие-многие другие. И все ей удавались! Думаю, потому, что главное качество Наташи — одержимость танцем. Она всегда стремилась танцевать все и как можно больше.
Известно, что в театре у нее сложился дуэт с Иваном Васильевым, но ведь был еще дуэт и с великолепным Дэвидом Холбергом! На сцене и в зале они буквально дышали в унисон. И это видно даже на их фотографиях в книге.
Мне нравится то, что книга дает возможность проследить весь творческий путь Наташи вплоть до наших дней. Увидеть, чем живет такая яркая артистка сегодня. Хотя, конечно же, мы общаемся — Наташа звонит мне. Недавно она поздравила меня с юбилеем творческой деятельности, даже хотела приехать на празднование в Большой театр. Но, к сожалению, не смогла.
70 лет Вы отдали Большому театру. Это целая жизнь. 16 ноября прошлого года в вашу честь родной театр дал балет «Жизель». И на сцене, и в зале царило ощущение праздника. Перед спектаклем показали кадры, запечатлевшие Ваш танец. Зрители устроили Вам стоячую овацию. Это редчайший случай. Каковы Ваши впечатления от юбилея?
Я благодарна дирекции за такой замечательный вечер. Даже не думала, что будет так волнительно. Владимир Георгиевич Урин нашел очень теплые слова в мой адрес. Было море цветов, поздравлений. Все исполнители в спектакле танцевали великолепно. Спасибо!
Спасибо Вам, Марина Викторовна, за Ваше самоотверженное служение прекрасному искусству балета!
