Крупным планом

Виктория Терешкина

Суперзвезда балета, выпускница Академии Вагановой, народная артистка РФ Виктория Терешкина в специальном выпуске журнала «Балет».

Автор Ольга Угарова

Фотограф Ира Яковлева

30.11.2021

MUAH Мария Быстрова

На второй год работы в Мариинском театре, не уходя из кордебалета, она станцевала партию Одетты-Одиллии, а через несколько лет уже стала прима-балериной. Природа одарила ее совершенной формой и музыкальностью, но и не забыла про трудолюбие, драматический талант, шарм и редкое обаяние. Забыть ее трагических Мехменэ Бану в «Легенде о любви» или Анну Каренину невозможно, как и безупречное исполнение классики, от которого замирает дыхание. Суперзвезда балета, выпускница Академии русского балета им. А. Я. Вагановой, народная артистка РФ Виктория Терешкина влюбляет в себя раз и навсегда.

Летом в театре прошел ваш творческий вечер — вы отмечали двадцатилетие работы на сцене Мариинского театра. В зале очень чувствовалось, как вас нежно любят публика и труппа.

Этот вечер был очень важен для меня, я очень благодарна театру за него. Во время подготовки я поняла, что помню, и как я только пришла сюда, и каждый последующий сезон. В Академии после выпускного, как правило, тебе поступают приглашения от нескольких компаний, но я мечтала только о Мариинском. Сердце замирало в первые дни работы: был восторг от всего — кулис, репетиций, класса, на который приходили звезды: Диана Вишнева, Ульяна Лопаткина и Светлана Захарова. Однажды меня выписали в «Большие лебеди». Я была так счастлива, будто танцую Одетту! Спустя 20 лет мне хотелось сказать «спасибо» этим стенам, сцене, коллегам, зрителям и, конечно, семье, которая тоже была в зале в этот вечер.

Балетный сезон 2021–2022 открылся спектаклем «Ромео и Джульетта», где вы танцевали вместе с Владимиром Шкляровым. Успели соскучиться по театру?

Как всегда — и по сцене, и по спектаклям. После отпуска я прихожу на работу одна из первых, чтобы начинать входить в форму. В этом году несколько дней я занималась в совершенно пустынном театре. Один раз прошла через абсолютно темную сцену: казалось, что вокруг только призраки, и надо поскорее бежать от них в класс — заниматься. После отпуска снова начинаешь чувствовать все свои слабые места и боль, но удивительно, как сцена тебя потом начинает лечить, и все проходит. В этом сезоне — тоже (улыбается).

Мы все ждем премьеру большого трехактного балета «Дочь Фараона»: легендарный имперский спектакль Петипа в Мариинском восстанавливает Алексей Ратманский. Вы репетируете заглавную партию Аспиччии. Это будет хит?

Думаю, да. Там столько всего! Бури в пустыне, охота на львов, бал на дне Нила, любовь, интриги и большое количество танцев. Я очень люблю такие спектакли. Во-первых, в них много работы — и балетной, и драматической. Во-вторых, во время подготовки труппа очень сплачивается, и мы по-настоящему чувствуем себя командой.

Для своего творческого вечера вы тоже выбрали хореографию Ратманского — бенефис открывал его «Лунный Пьеро» на атональную музыку Шенберга. Это было очень нетривиальное решение.

Мне кажется, балет «Лунный Пьеро» гениален. Я его называю «Черный квадрат Алексея Ратманского». А еще это редкая вещь — в мире ее танцуют только три балерины: Диана Вишнева, для которой она и была поставлена несколько лет назад, Рената Шакирова и я. Работу переносили на сцену Мариинского зимой 2020 года, в самом начале пандемии. Алексей не мог приехать в Петербург, и мы с ним работали по Zoom.

Было сложно?

Очень! Но наши онлайн-репетиции были крайне важны. Алексей пояснял каждую позицию, показывал все движения и акценты. Между нашими встречами мы много общались с Эльвирой Тарасовой и Исломом Баймурадовым. Они помнят, как он создавал «Пьеро» для Дианы, а у Эльвиры Геннадьевны и вовсе сохранилась бесценная тетрадь с комментариями к хореографии и музыкальными пометками. Было сложно, но результат того стоил. После премьеры Ратманский, для которого запустили трансляцию, сказал: «Вика, супер!» Он очень строг, и услышать от него комплимент — невероятный случай.

Одна из ваших любимых партий — Анна Каренина. И снова в балете Ратманского. Как вы справлялись с музыкой Щедрина?

Считала (смеется). И довольно долго. Чтобы в нее действительно вникнуть, должно было пройти время. В какой-то момент я ее по-настоящему полюбила: она невероятна, пронзительна. Кажется, что это музыка твоих внутренностей — в нее выливаются все твои мысли, чувства и эмоции. Однажды на спектакль, в котором мы танцевали вместе с Володей Шкляровым, неожиданно пришли Майя Михайловна и Родион Константинович. Как же было страшно! Сама Плисецкая и композитор в зале! «Ну все, — думаю, — сейчас на нас посыпятся замечания». И вдруг после того, как опустился занавес, они к нам подходят и начинают хвалить, в том числе за музыкальность. Мне было так приятно! С того вечера у нас сохранилась общая фотография.

В вашем репертуаре очень много драматических ролей: от Фригии в «Спартаке» до Мехменэ Бану в «Легенде о любви». Как достигается эмоциональный накал в спектакле?

Мне очень важны естественность и органичность. Когда много репетируешь, есть опасность растерять напряжение. В «Спартаке» или в «Анне Карениной» я стремлюсь вытащить все слезы, поэтому «экономлю» их до выхода на сцену. Вообще, концентрация на образе, умение не отвлекаться на посторонний «шум» и накопление энергии очень важны. В первые годы работы в театре, еще до того, как ты оброс опытом, — особенно. Конечно, со временем появляется определенное мастерство, и ты уже лучше умеешь распределять свои эмоциональные силы, но это приходит далеко не сразу.

Я не стремлюсь к революции. Мне бы хотелось сохранить традиции.

В главной партии классического балета — Одетты-Одиллии — вы вышли на второй год работы в театре. Дебют в таком спектакле — это всегда испытание. Для вас «Лебединое озеро» до сих пор — краеугольный камень?

Абсолютно. Это основа и всегда проверка на профессионализм. Но важно понимать, «Лебединое озеро» — не спорт, и в нем не так важны те самые победоносные 32 фуэте Черного лебедя, как образ. Я очень люблю Одетту-Одиллию, и всегда скучаю по ним. Конечно, я видела разные версии, но спектакль Мариинского театра, на мой взгляд, — эталон. Никогда не забуду Ульяну Лопаткину в этой партии, ее взгляд напуганной птицы, когда на озеро приходит Зигфрид, мельчайшая проработка деталей — вот к чему надо стремиться в «Лебедином», и работать над этим можно всю жизнь.

У вас уже появилось стремление передавать свой опыт ученицам?

Мне кажется, во мне постепенно просыпается наставник, и я уже ищу потенциальную жертву (смеется). Но я смотрю на своего педагога, Любовь Алимпиевну Кунакову, с который мы вместе 20 лет, и понимаю, какой это колоссальный труд. Помню, как на одной репетиции она что-то поправляла, а я все время капризничала: все мне было не так и неудобно. Любовь Алимпиевна спокойно сказала: «Вика, ты и так прекрасно танцуешь, и я могу тебе ничего не говорить, но можно ведь еще идеальнее». Мне так стало стыдно — слов нет! Педагог старается помочь, сделать мой танец лучше, а я ужасно себя веду. Больше такого не повторялось. Но это такая удача, когда ты совпадаешь с твоим учителем. Большая редкость.

Вам везло в этом смысле?

Да! И в Академии Вагановой, и в театре. Хотя мой педагог в училище в Красноярске был очень жестким, но, наверное, благодаря ему у меня такой терпеливый характер. Я никогда не забуду то лето, когда все отдыхали, а у меня были репетиции два раза в день, потому что мы готовились к конкурсу. Кстати, я тогда слетела с первого тура, и мне хватило упорства не опустить руки и идти дальше. Даже не знаю, откуда было столько внутренней силы в подростке.

Когда вы стали народной артисткой, что-то поменялось?

Ничего. Многие считают, что я должна держаться отдельно от всех, но это была бы не я. Мне нравится дружить с коллегами, общаться с новыми танцовщицами и с артистами кордебалета, трудом которых я восхищаюсь. Да, мой статус — это несгораемый уровень, но каждый день в репетиционном зале и на сцене я должна его доказывать и танцевать как прима-балерина Мариинского театра и народная артистка. Это большая ответственность.

Часто примы вводят новую моду в балете. У вас есть такая миссия?

Я не стремлюсь к революции. Мне бы хотелось сохранить традиции. Как-то после «Лебединого озера» ко мне подошла старейший педагог театра и сказала: «Вика, какое счастье, что ты в адажио сохраняешь форму!» Балет — не гимнастика, наше искусство совсем про другое, и если не относиться к нему бережно, то он растворится и исчезнет.

Что вы еще хотите взять от профессии?

Я прожила счастливую жизнь в балете: пусть он от меня что-нибудь возьмет (улыбается).

Благодарим пресс-службу Мариинского театра, Дарину Грибову и лично Виталия Котова за помощь в создании материала.

Новые материалы и актуальные новости в нашем телеграм-канале.