О личности Владимира Павловича Бурмейстера, его непростом творческом пути мы беседуем с его дочерью Натальей Бурмейстер. Наталья Владимировна — пианистка, ученица Генриха Нейгауза, заслуженная артистка России, по сей день продолжающая концертную деятельность.
Наталья Владимировна, как Вы оцениваете вклад отца в развитие балетного театра?
Отец сделал очень много для развития балетного искусства в ХХ веке. Главное — он был одним из тех новаторов, кто заложил режиссерскую основу в искусство балета. Бурмейстер продолжил режиссерскую линию Фокина. Его традиция идет через Станиславского из Греции: от увиденного на сцене зритель должен пережить катарсис. Искусство должно менять человека к лучшему.
Я считаю, что Бурмейстер недооценен — о нем нет ни одного серьезного искусствоведческого труда.
Поразительно, но в балете Владимир Павлович оказался практически случайно.
В Театральный техникум им. Луначарского его привела любовь. Бурмейстер влюбился в мою будущую маму, а тогда ученицу хореографических курсов при техникуме Аллу Финкельштейн (впоследствии она взяла сценический псевдоним Алла Фин), и, чтобы быть ближе к своей любви, поступил на курсы сам. Там и обнаружился его хореографический талант. В техникуме были прекрасные педагоги: классический танец преподавали А. Мессерер, А. Шелепина и И. Смольцов. Были уроки сценического мастерства по системе Станиславского и акробатической поддержки. Обучение было серьезным и всесторонним. В середине двадцатых годов на эстраде появился танцевальный дуэт Аллы Фин и Владимира Бурмейстера. Он стал очень популярен — они танцевали великолепно. Я, к сожалению, не видела их знаменитый «Танец с папиросами» на музыку А. Казеллы. Но зато видела, как папа исполнял хабанеру. Это была необъяснимая магия движений. От начала и до конца номера по спине у меня (да думаю, и у многих зрителей) бегали мурашки. Мне кажется, что он танцевал ее лучше испанцев! Всю свою жизнь папа был «болен» испанским танцем. Искал возможность показать его красоту везде, на любой сцене. Конечно же, прежде всего вспоминается испанский танец из третьего акта его «Лебединого озера»: безумный по темпам (именно так было задумано) адский вихрь, несущийся по бальной зале дворца. Но отец с удовольствием ставил и на драматической сцене, например: испанские исторические танцы в знаменитом спектакле Театра Советской армии «Учитель танцев» 1946 года. За что, кстати, получил Сталинскую премию. Испанские танцы Бурмейстера украсили и оперу «Кармен», которую поставил известный немецкий режиссер Вальтер Фельзенштейн на сцене Театра Станиславского. Думаю, что любовь к испанскому танцу заронил в душу отца Касьян Голейзовский. Касьян Ярославич поставил почти все танцы для дуэта Фин — Бурмейстер, в том числе и «Танец с папиросами». В своих воспоминаниях Владимир Павлович пишет, что показ Голейзовского невозможно было повторить. Увы, папа так и не побывал в Испании, хотя очень хотел!
Думаю, что встреча с таким выдающимся хореографом, как Касьян Голейзовский, сыграла решающую роль в самоопределении Владимира Бурмейстера.
Наверное, главным качеством Голейзовского-хореографа была абсолютная музыкальность. И в этом папа похож на него. Касьян Ярославич прекрасно знал и любил музыку. (А любимым его композитором был Скрябин. Вспомним вдохновенную «Скрябиниану» Голейзовского!) Я считаю, что понимание музыки — это главное качество в профессии балетмейстера. Ведь музыка несет содержание. А задача балета — визуализировать эту музыку.
К сожалению, с некоторых пор в адрес наследия Бурмейстера звучат упреки в том, что это устаревший драмбалет.
По-моему, каждый настоящий балетный спектакль и должен быть драмбалетом. А разве гениальный «Спартак» Григоровича — это, по сути, не драмбалет? Предшественником «Спартака» я бы назвала такой драматически насыщенный балет Бурмейстера, как «Жанна д’Арк». В заглавной роли он видел Галину Уланову и даже начал репетировать с ней. Жаль, что она так и не исполнила эту партию. Мы привыкли считать Уланову лирической балериной. Мне кажется, что роль Жанны раскрыла бы ее дарование с новой стороны.
Творческое общение с такими личностями, как Федор Лопухов и Владимир Немирович-Данченко стало для Владимира Павловича своего рода университетом балетной режиссуры?
Несомненно. Совместно с Федором Лопуховым в 1938 году папа выпускал свой первый балет на сцене театра тогда еще только Немировича-Данченко — «Ночь перед Рождеством». Судя по всему, их контакты продолжались, так как в 1960-е годы Бурмейстер пригласил Лопухова поставить «Картинки с выставки» на музыку знаменитого цикла Мусоргского. Потрясающий спектакль получился — картина «Быдло» до сих пор перед глазами!
Владимир Иванович Немирович-Данченко очень хорошо относился к папе. Он первым в 1942 году предложил ему поставить заново «Лебединое озеро». Но технический уровень коллектива не позволил приступить к постановке сразу же — и солистам, и кордебалету не хватало техники. С тех пор эта идея жила в сердце Бурмейстера.
На момент присоединения «Московского художественного балета» Викторины Кригер к оперному театру, танцевальный коллектив был весьма средним. За годы руководства Владимир Бурмейстер практически с нуля создал академическую балетную труппу мирового уровня со своим оригинальным репертуаром. По-моему, это подвиг.
Бурмейстер никогда не думал о себе. Он жил балетом и не искал славы. Поэтому, когда в 1953 году пришла пора поставить «Лебединое», он пригласил в театр замечательного педагога и балетмейстера Петра Андреевича Гусева и был счастлив, что такой мастер работает с его труппой. И ленинградец Гусев «воспитал» кордебалету ноги по канонам вагановской школы. А как папа «воспитывал» балетные руки! И головы! И не только в своей труппе. Ставя «Лебединое озеро» в 1960 году в «Гранд-опера», Бурмейстер много работал над руками с французскими танцовщиками: прививал им «русские» руки, а шире — русскую душу.
Бурмейстер со своей труппой первым, еще до Большого театра, показал в Париже «Лебединое озеро». Гастроли состоялись на сцене Театра Шатле в 1956 году. И, судя по отзывам французской прессы, это был настоящий триумф.
Да, триумф. Только папа коротко писал нам: «Спектакль прошел хорошо». Он всегда был необычайно скромен. А ведь ему было, чем гордиться. В 1960 году дирекция Парижской оперы пригласила его поставить «Лебединое озеро». А это означало международное признание. Но, как всегда, не обошлось без испытаний. Когда он приехал в Париж, его никто не встретил, оказалось, кто-то распространил слух, что Бурмейстер болен и отказался приезжать. Но Владимир Павлович не стал сдаваться и предстал пред очами директора Парижской оперы. Тот страшно удивился! К счастью, ситуация быстро разрядилась, и папа приступил к работе. Но сколько раз в своей жизни ему приходилось сталкиваться с изощренными интригами!
В 1956 году в Париже Виолетта Бовт заставила папу поволноваться! Она должна была танцевать Одетту-Одиллию на открытии гастролей и в последний момент отказалась, сославшись на больную ногу. Тогда Бурмейстер срочно поставил на ведущую партию молоденькую Софью Виноградову. Она, к счастью, знала роль, но риск был велик — Соня была талантливой, но нестабильной балериной. Могла гениально провести адажио, а потом пойти по сцене простым шагом. Можете себе представить, что чувствовал Владимир Павлович в день открытия гастролей?! Думаю, это стоило ему очередной язвы. Но, к счастью, спектакль прошел великолепно. Это был триумф и театра, и Бурмейстера.
Для родного театра Владимир Бурмейстер создал репертуар. Все его 19 балетов шли, а некоторые, к счастью, продолжают идти на сцене.
Балеты Бурмейстера — главное богатство Театра Станиславского. Как балетмейстер он как нельзя лучше соответствовал имени этого театра. Владимир Павлович претворил систему Станиславского в балете. Создал театр танцующих актеров. Ставил балеты на разные темы, в разных жанрах, но всегда точно знал, на что откликнется сердце зрителя. Например, в разгар Великой Отечественной войны поставил удивительно светлый и веселый балет «Штраусиана» по мотивам любимого всеми фильма «Большой вальс». Сюжет незамысловатый — сценки из жизни австрийского общества времен Штрауса, — но там было столько режиссерских находок! Какие нюансы нашел в музыке Штрауса Владимир Павлович. И в этом ему помогал его верный соратник — дирижер театра Владимир Эдельман.
Или, казалось бы, бессюжетный балет «Вариации» на музыку Бизе, поставленный для Парижской оперы. Все равно там был свой герой — Поэт. Романтик, стремящийся к своему воображаемому идеалу. Если вдуматься, этот герой присутствует буквально во всех балетах Бурмейстера. Мне кажется, что папа где-то ассоциировал себя с ним. Даже в «Лебедином озере» главным героем он сделал романтика Принца. И в «Снегурочке» главным является Мизгирь с его страстями, сама Снегурочка — персонаж пассивный. В «Вариациях» в центре повествования — Поэт, а его музы-балерины, исполняющие каждая свою вариацию, исчезают в черном пространстве задника сцены. Балет был красоты необыкновенной! А в «Болеро», словно на контрасте, в центре была одна солистка, окруженная мужским кордебалетом.
Чтобы исполнять балеты Бурмейстера, нужно быть многогранным актером. И папа умел делать из артистов балета танцующих актеров.
Благодаря Бурмейстеру в театре появилась целая плеяда блестящих солистов.
Папа стремился раскрыть творческий потенциал каждого своего солиста. Он «делал» из них актеров. И каких! Например, Александр Клейн — первый и лучший Клод Фролло, Злой гений, Французский офицер в «Лоле»… Его называли балетным Шаляпиным. Ведущими солистами были Алексей Чичинадзе, Аркадий Николаев. К сожалению, достаточно долгое время Театр Станиславского страдал от того, что лучших танцовщиков брал к себе Большой театр. И поэтому, когда молодой Марис Лиепа сам пришел в труппу, папа был потрясен. Проработал Лиепа в театре всего четыре года, но его Зигфрид до сих пор в памяти. А каким он был Поэтом в «Штраусиане», Фебом, Лионелем в «Жанне д’Арк». И все же Лиепу пригласили в Большой! Бурмейстер на это сказал «Я этого ждал!» и благословил его.
Первой примой Театра Станиславского стала Виолетта Бовт. Балерина и актриса невероятной энергетики! До сих пор перед глазами фуэте ее Одиллии — Бовт крутила их в сумасшедшем темпе, не сходя с места. А как сильно она передавала дьявольскую суть Одиллии и тонкую лирику Одетты. Сколько духовной силы было в ее Жанне д’Арк! Правда, Бовт была дама непредсказуемая и нравная и доставила папе много неприятных минут. Через год после смерти Бурмейстера она подошла ко мне в театре и, взяв за руку, сказала: «Я только сейчас поняла, кем был Владимир Павлович для меня!»
Прекрасна была Мария Сорокина, лиричная, музыкальная. Она стала первой и незабываемой Лолой в одноименном балете отца. Жаль, что она так рано ушла из жизни. Вспоминается Ангелина Урусова. Точеная, породистая, с красивыми руками — как хороша она была в «Штраусиане»!
Последним «открытием» отца стала дивная Маргарита Дроздова. Красивая, технически сильная, выразительная актриса. Бурмейстер был счастлив, что у него появилась такая балерина.
Именно на Маргариту Дроздову Бурмейстер поставил свой последний балет «Аппассионата» на музыку Бетховена.
Отец очень любил музыку Бетховена. Возможно, на его решение ставить этот балет повлияло и то, что «Аппассионата» тогда постоянно звучала в доме — я разучивала ее к концерту. Но я была против этого балета. Как музыкант, считаю, что Бетховена, так же, как и Баха, нельзя танцевать — эту музыку нужно слушать.
Владимир Павлович ушел из жизни достаточно неожиданно, в расцвете творческих сил. Наверняка, какие-то его творческие планы остались нереализованными.
Он мечтал поставить свою версию «Спящей красавицы». И так же, как и в случае с «Лебединым озером», заново «прочесть» музыку Чайковского. Там ведь такой драматический конфликт заложен. Отцу претила дивертисментность постановки Петипа. Он хотел заново переписать либретто и ставить уже другую историю.
В ближайших планах Владимира Павловича было возобновление «Эсмеральды». Он много говорил об этом. Когда неожиданно попал в больницу, это было как гром среди ясного неба. Его последним словом стало «э…смер…». Я так и не поняла, значило ли это «Эсмеральда» или «смерть».
Творчество Владимира Павловича Бурмейстера вошло в золотой фонд отечественной культуры. Не забывают ли о нем?
К счастью, не забывают. Ни у нас в стране, ни в мире. Меня глубоко тронул тот факт, что в Париже, в Театре Шатле в 1992 году возобновили «Лебединое озеро» в постановке Бурмейстера. Мне прислали запись этого спектакля.
В день юбилея, 15 июля, в родном для отца Театре им. Станиславского откроется выставка к его 120-летию. У меня попросили для нее семейные фотографии.
Сейчас я готовлю концерт памяти отца, который должен пройти в Сочи, в музее балета, который расположен в местном парке «Дендрарий», на вилле Сергея Худекова «Надежда». Это будет некая компиляция из музыки его балетов, прежде всего Чайковского, и видеозаписей спектаклей. Инициатором вечера памяти Бурмейстера стал директор музея Дмитрий Иванович Кривошапка.
Беседовала Анна Ельцова.
