«Чужой среди своих: Морис Бежар и его революция в танце»

Французский хореограф? Бельгийский? Швейцарский? 

Говоря о Бежаре, автоматически хочется добавить «французский хореограф», а ведь во Франции он практически и не работал. Более того, был серьезно обижен на эту страну за то, что там не «пригодился». Большую часть жизни он проработал в Бельгии и хотел, чтобы о нем говорили как о бельгийском хореографе. 

Бельгия многим обязана Бежару — хотя бы появлением там современного танца. Если хронологически наметить историю местного современного танца, то получится:

«Балет XX века»  → Школа «Мудра» → Анн Тереза де Кеерсмакер (выпускница) → Rosas (ее труппа) → P.A.R.T.S. (ее школа) → Сиди Ларби Шеркауи (выпускник) → направление «фламандская волна» в танце (Вим Вандекейбус, Алан Платель и др.)

Получается, без Бежара не было бы «Мудры», а без нее не открылась бы и легендарная школа Кеерсмакер (во многом повторяющая опыт «Мудры»), сейчас являющаяся одним из главных центров притяжения молодых танцовщиков со всего мира.

И все же бельгийская бюрократия ничуть не уступала французской в своей ригидности: Бежар вынужден был каждый год (почти из 30 лет, проведенных там) продлевать свой вид на жительство, собирая документы и проходя собеседование с офицером префектуры, доказывая свое право на проживание и работу. В мире балета того времени он был подобен рок-звезде и собирал на свои спектакли тысячные стадионы — но, кажется, для официальных властей это было недостаточным поводом дать ему вид на жительство хотя бы на пять полных лет. Когда в 1987 году труппа Бежара приехала в Ленинград снимать знаменитую, как сейчас бы сказали, коллаборацию с Кировским балетом — «Гран па в белую ночь» — он уже знал, что следующий сезон он не останется работать в Брюсселе: оттуда его выставили практически одним днем.

Следующей остановкой на его творческом пути была Лозанна. Там же и меняется название его труппы: вместо «Балета XX века» труппа получает название Béjart Ballet Lausanne. В Лозанне он проработает до конца своих дней, то есть ровно 20 лет (Швейцария, кстати, даст ему гражданство… посмертно). После смерти хореографа в 2007 году труппа не распалась, а продолжает, насколько это возможно, сохранять его творческое наследие.

Балет? Современный танец? Модерн? 

По сей день не утихают споры, к какому направлению стоит причислять Бежара. 

Балет — классический или неоклассический — мы отбрасываем сразу, несмотря на то, что для Бежара балет является фундаментом. От танца модерн в его хореографии тоже ничего нет. Если мы берем за условную точку отсчета появления термина «современный танец» творчество Анн Терезы де Кеерсмакер, то понимаем, что и под «современный танец» он тоже не подходит. Появившийся во Франции в 70-х годах «новый французский танец» был так же далек от Бежара, как и постмодернисты от Марты Грэм.

Применительно к его творчеству мы часто видим, особенно во французских источниках, термин «балет-модерн». Наверное, в русском переводе было бы правильнее использовать слово «современный», а не «модерн», потому что «модерн» все же отсылает нас не к современности, а к определенным американским танцевальным техникам первой половины XX века (Марта Грэм, Дорис Хамфри, Хосе Лимон и другие). Но как бы то ни было, вы часто можете слышать, что Бежар попадает под определение «балет-модерн». И если вдуматься, наверное, этот странный термин к нему, в принципе, хорошо подходит. Но еще можно сказать, что его авторский неповторимый стиль позволяет ему не вписываться ни в какую терминологию. Такие хореографы, как Бежар или Матс Эк, или Мерс Каннингем стоят обособленно, не поддаваясь жестким рамкам и четкой терминологии. 

Его вдохновителями были Лифарь и русский балет, поэтому, безусловно, без балетной базы Бежар не строит свою вселенную. Несмотря на то, что XX век — это век неоклассического чистого балета (скажем даже, аполлонического), Бежар находит в нем много дикого, земного, и следовательно, по аналогии — дионисийского. Его артисты не разыгрывают пантомимой влюбленность. Они танцуют любовь, секс, страсть. Бежар рассказывает о реальной жизни. Иногда о неосуществимо идеальной, но редко о бестолково сказочной. 

Есть хореографы, которые ставят по одному балету раз в несколько лет; они долго размышляют, аккумулируют мысли и созревают, мечтая об идеальном варианте. Для них важен результат. Но Бежар — хореограф, который не работает «в стол». Все его задумки появляются на сцене. Именно поэтому в его творчестве так много работ, в том числе проходных (или неудачных). Он не стремился воплощать только идеал, напротив, он творил, пока есть силы, а идеальный список лучших его работ пусть отберет время. В этой статье мы попробуем проследить его творческий путь с помощью некоторых его постановок.

1955 — Бежар считал 26 июля 1955 года днем своего рождения как хореографа. Именно тогда прошла премьера спектакля, после которого парижской публике стало понятно, что у него есть талант. Symphonie pour un homme seul не первая его постановка, но первая значимая. История о Человеке, о его борьбе с Толпой, что смыкается вокруг, лишая его воздуха, о непростых отношениях с Женщиной. Человек решает покинуть этот мир, уцепившись за спасительный канат. Премьера спектакля прошла в самый неудачный сезон для театра, когда и пресса, и критики находятся в отпуске. Но зато на вечере присутствовал сам Серж Лифарь (глава балетной труппы Opéra de Paris), и более того — он похвалил Бежара. На тот момент, кстати, Морис носил фамилию своего отца — Берже, но раз он посчитал тот момент своим вторым рождением, то и начинать его историю как хореографа нужно было с чистого листа. Кто такие Бежары? Это старинный французский театральный род, ведущий свою родословную с XVI века и известный нам по актрисе Арманде Бежар, которая была женой великого Мольера.

Что касается названия постановки, то во французском языке конструкция «pour un/e {....} seul/e» означает «для {инструмента} соло», то есть здесь идея в том, что этим музыкальным инструментом является человек. На русском можно встретить разные варианты перевода: «Симфония для одинокого человека», «Симфония для одного человека, «Симфония для человека-соло».

1959 — И если «Симфония…» подарила миру хореографа Бежара, то стабильность и возможность работать в нормальных условиях ему подарила «Весна священная». У Бежара на тот момент была своя крохотная труппа «Балет звезды», с которой он путешествовал по Европе, но постоянной работы им не давали, поэтому ему часто приходилось «халтурить». Но «Симфонию» увидел Морис Уизман, новоназначенный директор «Театра де ля Монне» в Бельгии, и сразу же заказал ему балет на музыку Стравинского «Весна священная». 

Бежар не любил работать с уже написанной музыкой, предпочитая работать со своими современниками, но отказываться от такого заказа было бы глупо. Он привез в Бельгию 12 артистов своей труппы и за три недели создал один из главных своих шедевров. Успех был таким ошеломительным, что было принято решение создать танцевальную труппу на базе этого театра. Так, в 1960 году в Брюсселе появляется «Балет XX века», а у Мориса Бежара — собственный танцевальный дом. 

Несмотря на то, что после Нижинского за «Весну» брались разные хореографы (Вигман, Георги, Хортон и др.), именно Бежар разжег к ней новый интерес. В своей версии он рассказывает не о языческой Руси и жертвоприношении ради жизни сообщества, но о мужском и женском началах. Одно грубое, другое нежное — два разных мира, не похожих друг на друга, но ради новой жизни они должны объединиться. Их финальная поза, похожая на атомный взрыв, символизирует момент зарождения новой жизни. 

1961 — Бежар снова обращается к балету времен дягилевской антрепризы (кстати, он всегда жалел, что упустил эпоху расцвета «русского балета Дягилева»). Ида Рубинштейн заказала Равелю «Болеро» для своей антрепризы. Хореографию ставила сестра Вацлава Нижинского Бронислава. Бежар лаконично обходится и с хореографией, и с оформлением: на сцене большой круглый стол красного цвета, на котором находится солист(ка). Кордебалет обрамляет сцену и по мере накаливания музыкальной темы присоединяется к танцу. Первым составом «Болеро» была сербская танцовщица Душка Сифниос, а уже потом Бежар отдавал эту партию исполнителям-мужчинам, среди которых, конечно, всегда выделялся главный его танцовщик Хорхе Донн.

За эти 50 лет «Болеро» стало еще одной постановкой, о которой мечтает, наверное, каждый солист, но не каждому доводится эту мечту осуществить. При жизни Бежара нужно было получить его личное согласие на исполнение этой партии, и давалось оно только самым выдающимся танцовщикам поколений. Единственная балерина, которой можно было танцевать все без особого разрешения, — это Сильви Гиллем. Правда, ее первое знакомство с Бежаром прошло немного по-пиратски: для балетного конкурса в Варне она взяла его хореографию к соло Luna, после того, как он… запретил ей его исполнять. Несмотря на этот конфуз, в дальнейшем их связывала нежная творческая дружба, и свою карьеру Гиллем заканчивала именно с его «Болеро».

1970 — Бежар ставит «Жар-птицу» (похоже на еще одно обращение к дягилевской истории) на молодых артистов Opéra de Paris — Мишеля Денара и Жан-Пьера Франкетти.

Эту постановку он показывает не в стенах главного парижского театра, а на сцене Дворца спорта, который вмещает в 2,5 раза больше зрителей, чем Opéra de Paris. Интересно, что, наверное, только Бежару и удалось стать таким «народным» хореографом, способным собирать громадные стадионы. На Авиньонском фестивале его спектакли посещали тысячи зрителей, а французская пресса, чтобы описать настроения публики, часто использовала слово «вакханалия». Именно Бежар сделал балет популярным, показав его не рафинированным видом развлечения, доступным только эстетам и дворянам в восемнадцатом поколении, а искусством живым и отвечающим на современные вопросы. «Жар-птицу» многие восприняли как ответ на события майской революции 1968 года, но Бежар ставил вопрос шире: ему было важно показать героя, который борется за свою правду. 

1978 — Бежар, наверное, самый эклектичный хореограф XX века. Он брался за все, что ему интересно. Бессюжетные балеты с элементами неоклассики, размышления о восточной философии, многослойные сюжетные истории, часто автобиографические — все это можно встретить в его творчестве. В 1978 году Бежар решил рассказать зрителю о своей юности в Париже, поставив балет «Парижское веселье».

С одной стороны, никакой связи с одноименным балетом Леонида Мясина в его постановке нет, но с другой — когда Бежару был 21 год, он участвовал в этом спектакле в Лондоне. Свое альтер-эго, мальчишку Бима, Бежар позже перенесет еще и в свою версию балета «Щелкунчик». Суровая Мадам, что учит Бима балету, была списана с Мадам Рузанн (Рузанна Саркисян), его парижской учительницы, которая из-за своего акцента называла его не Морисом, а Борисом. 

Этот балет стал своего рода благодарностью Бежара за несколько юношеских лет, проведенных в Париже.

1997 —  В начале 90-х СПИД унес жизни многих талантливых людей: Фредди Меркьюри умер в 1991 году, Хорхе Донн и Доминик Багуэ — в 1992, Рудольф Нуреев — в 1993. Потеря Хорхе Донна была для Бежара очень личной: Донн был музой хореографа и близким человеком. В память о молодых и талантливых людях, безвременно ушедших из жизни, Бежар создал один из самых известных своих балетов — «Дом священника» на музыку группы Queen и Моцарта. Получилась очень яркая, красивая (за костюмы отвечал Джанни Версаче), сексуальная ода молодости и любви. Эта работа невероятно популярна даже у тех, кто не принимает ни балет, ни современный танец. 

Даже после смерти Бежара отношение к нему продолжает меняться. С приходом новых поколений хореографов и зрителей неистовое восхищение сменилось равнодушием и обвинением во второсортности и попсовости. Сейчас, кажется, Бежара хотят реабилитировать и заново разобраться в том, какую революцию в танце он совершил. 

Действительно, он сделал балет ближе к народу, сделав его более попсовым, более раскованным и сексуальным. 

Во Франции современный танец п(р)оявлялся очень туго и долго. Монополия классического балета и Лифаря не позволяли новому танцу привлекать внимание к себе. Современный танец во Франции появился только в 70-х годах, в то время как в Германии, например, уже с начала XX века формировалась новая философия движения.

Бежар был тем самым связующим звеном между классическим балетом и современным танцем. И он не мог быть тихим: ему важно было дать встряску новой аудитории, дать ей понять, что, кроме аккуратных балерин в розовых пуантах, есть другой танец. Он создал свою школу современного танца «Мудра», в которой воспитывал «тотального» артиста, то есть такого, кто будет одновременно и актером, и певцом, и музыкантом, и танцовщиком, и мимом. Основные положения учебной программы, разработанной Бежаром, используются как базовые в программах многих европейских учебных заведений.

Наверное, какие-то работы Бежара сейчас выглядят устаревшими, другие — слишком кричащими, но отрицать его феноменальное влияние на развитие современного танца второй половины XX века было бы странно.