«Elle est gentille parce-qu’elle est chic», — кричали ей вслед парижские мальчишки. «…ее лицо настолько выразительно, что забываешь о ее ногах», — разбавлял восторженные отзывы о танце Тамары Карсавиной журнал The Times. Современники восхищались ее византийскими глазами и греческим профилем, а среди поклонников балерины сплошь значились выдающиеся импозантные мужчины — от Михаила Фокина до Сергея Сергеевича Боткина и султана Мухаммад-шаха Ага-хана III. Тамара Платоновна Карсавина, несомненно, была одной из красивейших женщин своего времени, но окружающих пленяла не только яркая изысканная внешность — Карсавина обладала острым умом, широким кругозором, была начитана, благородна, добродетельна и бесконечно элегантна.
Образ Тамары Карсавиной олицетворяет блистательную эпоху «Русских сезонов», балерину смело можно назвать иконой стиля первой четверти XX века и лицом Ballets Russes. При этом о ее собственном стиле нам известно не очень много — напрямую имя Карсавиной не связано ни с одним модным домом или кутюрье, история не сохранила рассказов о любимых украшениях балерины, а предметы ее гардероба украшают лишь избранные частные коллекции… Но в то же время у нас есть замечательная книга мемуаров, фотографии Карсавиной в сценических костюмах, портреты кисти талантливых художников и многочисленные воспоминания друзей и коллег. Благодаря этому небольшому, но ценному наследию, оставляющему широкий простор для воображения, и родилась модная легенда блистательной «Жар-птицы русского балета».
ДЕТСКИЕ ГОДЫ
Тамара Карсавина (наверное, как и большинство женщин) с раннего детства обожала красивые наряды: все эти оборки, ленты, бантики, кружева были важной и прекрасной частью большого мира маленькой Таты. В книге мемуаров «Театральная улица» балерина с предельной точностью и скрупулезной детализацией описывает предметы своего детского гардероба, уделяя пристальное внимание качеству тканей, цветам и элементам отделки. «Зимой перед выходом на улицу мне надевали под платье красную фланелевую нижнюю юбку и панталоны, а на ноги валенки. Поверх ватного капора повязывали шаль, концы которой заправляли под пальто. <…> Чтобы я не потеряла муфту, к ней пришивали ленту и вешали мне на шею, так же как и шерстяные рукавицы, привязанные на шелковом шнуре», — трудно сказать, насколько правдивыми могут быть подобные воспоминания — в мемуарах историческая правда всегда укрыта вуалью художественного вымысла. И тем не менее перед нами возникает вполне реалистичный портрет маленькой девочки, прогуливающейся по заснеженным улицам зимнего Петербурга на закате XIX века.
На вступительный экзамен в Императорское театральное училище Тата Карсавина пришла в «новом белом платье и туфельках бронзового цвета». «Мама в последний раз поправила мне платье и волосы и заметила, что белый цвет очень красиво оттеняет мой загар», — вспоминает балерина один из самых волнительных моментов в жизни. Именно матери, Анне Иосифовне Карсавиной (урожденной Хомяковой), маленькая Тамара была обязана очаровательными кукольными образами. Семья жила небогато, но Анна Иосифовна, рачительная хозяйка и мудрая женщина, всегда находила возможность одеть дочь, как маленькую принцессу, и частенько сама шила для девочки «хорошенькие нарядные платья».
Вслед за беззаботными детскими годами пришло увлекательное и непростое время учебы — яркими живыми красками Тамара Карсавина рисует картины ученического быта: рассказывает о распорядке дня учениц и пансионерок, о том, как проходили уроки, и, конечно, о форме и строгих требованиях к внешнему виду юных воспитанниц: «…за оставшиеся несколько дней следовало подготовить всю мою «экипировку» — коричневое кашемировое платье для занятий в классе и серое полотняное для танцев». Но уже тогда в маленькой Тате, закованной в оковы суровых правил Императорского училища, начали просыпаться Шехеразада и Шамаханская царица: «Огромную радость доставило мне приобретение ранца под «тигровую кожу», который я выбрала сама». А дальше был первый выход на сцену Мариинского театра и первый детский сценический костюм — «платье с ярким бархатным корсажем и маленький муслиновый передничек», перевод в пансионерки на следующий год и новая форма — «платье из голубой саржи старомодного покроя, с облегающим лифом и глубоким вырезом и юбкой в сборку, доходящей до щиколотки. Белая пелеринка из накрахмаленного батиста прикалывалась на спине и завязывалась на груди. Черный передник из шерсти альпаки, белые чулки и легкие черные туфли дополняли наш костюм».
Начало XX века подарило Карсавиной так называемое «белое платье», которое являлось высшим знаком отличия, наградой для воспитанниц, и переход в старший класс Павла Гердта. Впереди балерину ждала театральная сцена, взрослая жизнь и новый «взрослый» гардероб.
О СВЕТСКОМ ГАРДЕРОБЕ И НЕМНОГО О МОДНЫХ ДОМАХ
Личным гардеробом Тамара Карсавина обзавелась только в выпускной год, незадолго до поступления на службу в Мариинский театр. Большая часть жизни юной балерины протекала в стенах училища, где она носила форму воспитанницы, а во время каникул девушке приходилось довольствоваться одеждой из маминого гардероба. Первый выход за покупками Карсавина описывает с очаровательным волнением и светлой грустью по ушедшим в небытие временам: «В первый день посещения еврейского рынка я совершенно растерялась. В ответ на прямое обращение считала своим долгом, по крайней мере, вежливо отказаться, что очень смешило маму. <…> Мы вошли в маленький чистенький магазинчик. Женщина приятной наружности по имени Минна пригласила нас подняться по лестнице в опрятную мансарду».
Любопытно, что детализированных описаний одежды, которыми изобилует первая часть мемуаров, постепенно становится все меньше — им на смену приходят подробные рассказы о сценических костюмах, по которым можно проследить изменения конструкции балетной пачки и общие тенденции в театральном дизайне и сценографии. И лишь изредка, словно не лишенные юмора лирические отступления, возникают любопытные воспоминания, например, о щедром подарке Матильды Кшесинской — темно-лиловом костюме, чей оттенок, по словам старшей наставницы Карсавиной Надежды Бакеркиной, «годился лишь для обивки гроба».
В целом смело можно утверждать, что Тамара Карсавина не была жертвой моды, но она обладала врожденной элегантностью и воспитанным матерью чувством стиля. Единственное название модного дома упоминается вскользь и как будто невзначай: «Мама выбрала темно-синий костюм английского покроя. Мне он показался совершенно новым: на этикетке, пришитой изнутри, стояло имя Редферн». Сегодня это имя знакомо разве что историкам моды, но на стыке XIX и XX веков Редферны находились в одном ряду с такими прославленными кутюрье, как Чарльз Ворт, Жак Дусе и Поль Пуаре. Небольшое ателье, основанное Джоном Редферном в английском городке Каус и унаследованное его сыновьями, за несколько десятилетий превратилось в крупную компанию с филиалами в Париже и Нью-Йорке, послужив прямым подтверждением того, что британцы наравне с главными соперниками, французами, стояли у истоков рождения феномена haute couture. Изначально «Редферн» специализировался на пошиве женской одежды для «аристократических» видов спорта, популярных в кругу британского высшего общества: верховой езды, тенниса, яхтенного спорта… Со временем компания расширяла ассортимент, завоевывая дамские сердца и гардеробные комнаты по обе стороны Ла-Манша и Атлантического океана. Говорят, среди поклонниц дома «Редферн» была сама королева Виктория. Очевидно, что темно-синий костюм Тамары Карсавиной, приобретенный в комиссионной сокровищнице еврейки Минны, отдавал дань спортивным корням модного дома.
Еще об одном наряде Тамары Карсавиной известно благодаря историку моды Александру Васильеву: в его коллекции хранится роскошное «вечернее платье из серебряного ламе с бисерной вышивкой в стиле ар-деко» от модного дома Mouna Katorza. Замысловатые золотистые узоры с вкраплениями бирюзы и малиновыми искорками, укороченная юбка и прямой силуэт отсылают нас к эпохе «ревущих 20-х», когда и было создано это произведение модного искусства. Здесь же на страницах сайта Alexandre Vassiliev Foundation можно узнать и об истории дома Mouna Katorza. Он был основан двумя сестрами — Муной и Дорой, предположительно эмигрантками из Румынии. Штаб-квартира Mouna Katorza располагалась на самой модной улице Парижа Rue du Faubourg St-Honoré в доме под номером 98, по соседству с модными домами Chanel, Lanvin и Hermes. Позже, в середине 1930-х годов, на Faubourg St-Honoré поселится Игорь Стравинский, но это будет уже совсем другая история.
РОЖДЕНИЕ ЛЕГЕНДЫ
Порой с течением времени реальный образ артиста стирается из памяти истории, уступая место легенде, а если артист при этом тщательно оберегал территорию частной жизни, как это делала Тамара Карсавина, вероятность подобного сценария особенно велика. Поэтому наше сегодняшнее восприятие личности и стиля балерины во многом основано на ее блистательном сценическом наследии: огненная Жар-птица, таинственная Шамаханская царица, чувственная Нимфа Эхо, величественная Тамара… Каждая ее роль была знаковой для своей эпохи, каждый созданный образ рождал новые тенденции в моде. Ее выразительная греко-анатолийская внешность, унаследованная от бабушки по материнской линии, урожденной Марии Палеолог, создавала вокруг нее таинственный ореол непреступной восточной красавицы. Едва ли балерина была прямым потомком последней правящей династии византийских императоров, но она, безусловно, обладала величием и царственной поступью ромейских цариц.
Сохранилось достаточно большое количество фотографий, на которых Тамара Карсавина позирует в знаковых для нее сценических образах. Многие из них принадлежат британскому фотографу Эмилю Отто Хоппе, фотохудожнику-хроникеру балетных спектаклей «Русских сезонов» Дягилева.
Благодаря работам Хоппе можно в деталях рассмотреть первый костюм Жар-птицы по эскизам Леона Бакста: укороченные, расшитые тесьмой шальвары, замысловатая нашивка в виде кушака и фантазийный головной убор, декорированный перьями и длинными косами; оценить гаремный шик костюма Зобеиды, украшенного разноцветными камнями и жемчугом и дополненного шелковым тюрбаном с жемчужным эгретом. По легенде на один из приемов в английском посольстве Тамара Карсавина пришла в похожем головном уборе, мастерски обыгрывая сценический образ в светской жизни. Говорят, что именно в этот вечер она познакомилась со своим будущим мужем — британским дипломатом Генри Джеймсом Брюсом, который влюбился в свою Шехеразаду с первого взгляда. На другой серии фотографий, датированной 1914 годом, балерина предстает в образе Шамаханской царицы — восточный костюм с фактурной вышивкой и сложными аппликациями выполнен по эскизам Натальи Гончаровой. Спустя восемь лет Тамара Карсавина вновь предстанет в восхитительном платье от Гончаровой — на этот раз художница вдохновлялась русскими мотивами, которые прослеживаются в цветочно-геометрических узорах вышивки и в роскошном кокошнике с жемчужной поднизью.
А испанский костюм Мельничихи для балета «Треуголка» рисовал сам Пабло Пикассо — об этом остались личные воспоминания балерины: «Костюм из розового шелка и черного кружева простейшего фасона, который он, наконец, создал, представлял собой настоящий шедевр — скорее символ, чем этнографическое воспроизведение национального костюма».
Еще один художник, Константин Сомов, создал для Тамары Карсавиной великолепный эскиз костюма для хореографического номера на музыку Моцарта, который балерина готовила для американского турне. На рисунке она изображена в игривом образе маркизы эпохи Марии-Антуанетты.
Из этих и других фотографий, картин, рисунков, набросков, обрывков воспоминаний постепенно рождалась модная легенда балерины, ставшей символом Ballet Russes и женщины, о собственном стиле которой мы знаем, по сути, совсем немного. И тем не менее Тамару Карсавину можно смело назвать модной иконой, потому что ее наследие, так или иначе, повлияло на судьбы балета и моды целого века. И продолжает влиять до сих пор. Иначе вряд ли бы мы с таким упоением вновь и вновь обращались к ее творчеству, образу и загадке.
Автор: Екатерина Борновицкая