Новыми постановками «Времен года» Александра Глазунова и «Романа бутона розы» Риккардо Дриго, созданных в начале ХХ века для небольшой сцены придворного Эрмитажного театра, открылся первый самарский фестиваль «Наследие. Балет». Он посвящен памяти Светланы Петровны Хумарьян, организатора и вдохновителя его предшественника — Фестиваля классического балета имени Аллы Шелест. Как прошла премьера, рассказывает историк балетного театра и критик Виолета Майниеце.
«Наследие» — понятие широкое. Самарский балет все делает с настоящим императорским размахом при активной поддержке дирекции и властей в области культуры. За две фестивальные недели театр покажет постановки российского и советского балета из своего репертуара с участием приглашенных звезд и лучших солистов труппы. Завершит его грандиозный гала-концерт длиною в три с половиной часа. В его программе — популярные pas de deux, известные концертные номера, обилие хореографических раритетов для балетных гурманов. Для удобства публики он начнется в 15 часов.
Самарский балет под руководством Юрия Бурлака привык удивлять: то возобновит забытые классические редакции Мариуса Петипа, Льва Иванова, Александра Горского; то угостит изысканными «блюдами» французской «танцевальной кухни», давно позабытыми в самом Париже.
На этот раз публику ждал очередной сюрприз. Из небытия возрождены два маленьких «балетика» Петипа (так их называл сам хореограф). Поставленный, но павший жертвой интриг последний его балет «Роман бутона розы» (1903), обросший слухами и легендами, и «Времена года» (1900) Глазунова, завершающие балетную «триаду» композитора.
У двух эрмитажных «балетиков» разная сценическая судьба. Их первоначальная хореография безвозвратно утеряна по разным причинам — ее пришлось сочинять с нуля. Но авторы авантюрной затеи — уникальные профессионалы.
Давно влюблена в «Роман бутона розы и бабочки» Риккардо Дриго хореограф Наталья Воскресенская. В желании возродить позабытый маленький шедевр позднего Петипа ее поддержал самарский балет и лично его руководитель Юрий Бурлака, обожающий сочинения этого выдающегося балетного композитора и дирижера. Бурлака — один из инициаторов и составителей недавно вышедшего сборника «Риккардо Дриго. Воспоминания. Материалы. Статьи». Все сошлось: к премьере «Бутон» непременно должен был расцвести, радуя публику и знатоков.
Немного истории — без нее не обойтись.
Традиционен «Роман бутона розы и бабочки» — итоговое сочинение золотого «триумвирата» императорской сцены. Итальянца (Италия — родина балета) Риккардо Дриго — последнего из «тройки» работавших в России знаменитых балетных композиторов и дирижеров ХIХ века. Обрусевшего француза Мариуса Петипа (Париж — центр грациозной, элегантной классической школы и романтических шедевров). Русского князя — франкомана Ивана Александровича Всеволожского — инициатора идеи, автора либретто и художника красочных костюмов. Бывший властитель императорской сцены теперь занимал почетную должность директора Эрмитажа, отвечал за представления в придворном театре.
Почему этот образованный, ироничный дипломат, едкий карикатурист и отличный рисовальщик, предложил для эрмитажного представления столь незатейливый сюжет в сложное время перед началом Русско-японской войны? Про бабочек да цветы, любовный треугольник обворожительной Розы, легкомысленного мотылька — красавца Сфинкса, пылкой Настурции — их разлучницы, власть королевы волшебного сада — белой Лилии...
Дань Всеволожского привычным клише? Прощание с прошлым? Остроумный рассказ с «ключом» и «тайным кодом», понятный узкому кругу посвященных в театральные и придворные интриги? Как знать?!
В России светское общество и балет давно увлекались флориографией (по меньшей мере с 1830 года, с момента издания переводной книги «Селам, или Язык цветов»). Флориография возникла на Востоке, где букет («селам») составлялся так, чтобы без слов передавать тайное послание. (В «Корсаре», признаваясь в любви, Медора дарит «селам» Конраду.)

Танцующие цветы — частые гости императорской сцены в балетах Петипа. Хореограф ценил подданных царства богини Флоры. Особой любовью он пылал к розам — символу Эроса. Роскошный «розарий» есть во многих его постановках. Хореографу знакома символика цвета и формы розы — закрытая, раскрытая, увядшая, свидетельство чему — «Роман бутона розы». Тут на сцене танцует целая клумба: фиалки, незабудка, ирис, гортензия и даже … чертополох, отгоняющий чертей! Вокруг них летают, вьются, порхают мотыльки да бабочки всех мастей и окраса, добиваясь благосклонности красавиц. Непринужденный цветочно-парковый флирт, как на бале-маскараде. Хорошо известен придворный бал-маскарад «насекомых», где кузнечиками скакали важные особы…
В таком контексте смущает выбор главного героя: это мотылек — красавец Сфинкс. Сфинкс — самая большая ночная бабочка, называемая «мертвой головой» из-за пугающего рисунка (череп да кости) на спинке. У мотылька дурная репутация — беду сулит его появление, встреча с ним. Он герой мрачной повести Эдгара По, впоследствии фантом триллеров и ужастиков ХХ века. Правда, у Петипа Сфинкс вроде бы не страшен — отменно порхает, легкомысленно завораживая цветы. Флиртует с Розой, покидает любимую и возвращается к ней. Настораживает само присутствие в придворном представлении этого предвестника катастроф — для России они еще впереди…
Что это: предсказание, предчувствие, предупреждение или простое совпадение, во что верится с трудом?! Умному, опытному царедворцу Всеволожскому заведомо была известна скрытая символика Сфинкса. Из всех бабочек он почему-то выбрал именно его.
Все интриги цветов (ревнивых заговорщиц и ужасных сплетниц) улаживает королева сада — белая Лилия (эмблема французских королей), похожая на Фею Сирени из «Спящей красавицы». Волшебным жезлом она возвращает красоту увядшей от горя Розе.
В Розу безнадежно влюблен еще один персонаж — Старый мотылек. Он утешает брошенную красавицу. И сам погибает во время грозы. Потеряв крылышки, он превращается в гусеницу, забавно уползающую со сцены. Еще на карикатуре 1886 года Всеволожский изобразил Петипа старой бабочкой или крылатым Зефиром, комично летающим над Петербургом. Не слишком ли много совпадений?!
Сфинкса в Эрмитаже должен был танцевать молодой Михаил Фокин, начинающий хореограф «нового балета». Старого мотылька — Павел Гердт, любимый премьер Петипа. Казалось, что вместе с героем Гердта уходит в прошлое золотая эпоха Императорского балета. Но классика (как природа) бессмертна. А бабочка — символ трансформации. Время спустя гусеница непременно станет чудесным мотыльком, беззаботно порхающим в классических pas. Пророчество Всеволожского сбылось — академический балет Петипа изменился, но не погиб.
…До генеральной репетиции «балетика» шли полным ходом. Артисты, включая Фокина, восхищались постановкой 85-летнего мастера, называя ее шедевром. Все складывалось так удачно, но «Бутону розы» не повезло. Его сгубили дуэли директоров и склоки прим. Розу должна была танцевать Ольга Преображенская, что оскорбило всесильную Матильду Кшесинскую. Скандал спровоцировал, ловко раздув, новый директор Императорских театров, бывший полковник-кавалерист Владимир Теляковский. Он терпеть не мог Всеволожского и Петипа, нелестно писал о них в дневниках. И смело ринулся в бой. В итоге премьеру безобидного на вид «балетика» про цветы да бабочек внезапно отменили личным приказом царя. Решение императорская чета принимала совместно. А вдруг наивный сюжет вызвал у них неуместные аллюзии?!
«Весь мой труд пошел прахом», — горевал Петипа. Его ждал более тяжелый удар — изгнание из театра. Какой же зловещий, роковой балет «наколдовал» князь Всеволожский!
Хореограф Наталья Воскресенская слегка освежила старое либретто. Ее самарский «Роман бутона розы» милый, безобидный, щедро танцевальный дивертисмент, в котором использованы все балетные формы времен Петипа. Любовные адажио Розы (Наталья Клейменова) и Сфинкса (невесомый, порхающий над землей Педро Сеара), галантные квартеты, квинтеты, секстеты, малые и большие ансамбли бабочек и всевозможных цветов. Букет вариаций у Настурции (Полина Чеховских) и Маргаритки (Марина Накадзима). Соло у Сфинкса и Старого мотылька (слишком полетное для столь пожилого персонажа, замечательно сыгранного Дмитрием Петровым). Сложна их лексика, типичная для позднего Петипа. В финале у Розы обязательные фуэте, у Сфинкса — большой пируэт. Узнаваемы многие комбинации, цитируются классические постановки. Вполне современны верхние поддержки. Величественна пантомима Лилии. Скороговоркой проскакивают условные балетные жесты про вечную любовь да верность до гроба.
С обилием танцев (даже выучить их — подвиг!) уверенно, сдержанно и деликатно справляется самарская труппа. В них пока что маловато образности, музыкально-драматургических акцентов, женственной грации, кокетливого флирта, придающих портретные характеристики каждому обитателю сада. В стилизации под императорское придворное зрелище такое допустимо, даже уместно. Все преодолимо в процессе дальнейших репетиций.
Костюмы по подробным эскизам Всеволожского (1903) восстановила мастер старинного стиля Татьяна Ногинова. Каждый из них — музейный образец. Зрелище получилось стильное, в духе эпохи: пышное, многоцветное, слегка аляповатое. Удивительно красивые в статике, в массовых танцевальных сценах эти пышные исторические «тю–тю» размывают хореографию. Хорошо бы живую цветочную клумбу слегка проредить, местами уменьшив количество исполнителей — в Самаре небольшая сцена.
Традиционны живописные декорации парка с розовым кустом в центре. Художница Альона Пикалова восстановила их по историческим материалам.

Не менее традиционна сладкозвучная музыка Дриго с ее нежной, прозрачной инструментовкой и фактурой. Деликатно ее преподносит дирижер Евгений Хохлов и оркестр самарского театра. Понимаешь, что это дань уважения Дриго, а не любовь с первого взгляда. Совсем иные чувства у музыкантов вызывают «Времена года» Глазунова. Мощно, богато звучит игра оркестра, словно он исполняет четырехчастную симфонию о круговороте всего сущего, вечном умирании и воскресении природы. Нечасто в балетах услышишь такую игру. Наслаждаются и оркестр, и дирижер, и публика.
Если «Бутон розы» по хореографии — пассеизм, то «Времена года» — путешествие по направлениям и стилям ХХ — ХХI веков от Петипа до наших дней. Его предприняли четыре автора. Трое из них — победители конкурса-смотра хореографов «Русский балет навсегда», который благотворительный фонд Илзе Лиепа организовал в Самаре осенью 2023 года. Этим знатокам современного танца для постановки были представлены академическая сцена и классическая труппа самарского театра. К сожалению, одна из участниц выпала. Наставником-куратором оригинального проекта и постановщиком одной из частей стала балерина и хореограф Большого театра Марианна Рыжкина.
В распоряжении молодых хореографов имелись роскошная партитура Глазунова, привлекательная для нынешних постановщиков (свидетельство тому — новые редакции этого балета в России и за рубежом), и либретто балета, сочиненное еще Мариусом Петипа. Постановку они осуществляли в сжатые сроки — им трудно было с ходу «переформатировать» тела, а главное — сознание танцовщиков-классиков. В современных системах танца другая координация, работа разных уровней и частей тела.
«Времена года» ожидаемо получились музыкальными. Скорее классическими, чем современными, с долей актуальных пластических деталей. Каждое время года олицетворяет статная, не танцующая «дама-аллегория». Вполне традиционны образные костюмы Ивана Складчикова. Минималистичны его декорации. Много места для танцев, массовых и сольных, которые хорошо просматриваются.
Холодноватой, графичной по рисунку, слегка капризной и колючей предстала классическая (в духе Петипа) «Зима» Елизаветы Мазуркевич. Прозрачны узоры снежинок в белых пачках. Мороз окружают студеные ветра. Портретны вариации Снега, Града, Инея, Льда. Два забавных гнома прогоняют стужу в ожидании прихода «Весны».
Ее (слегка «под Фокина») поставила Лилия Симонова. В свободном танце летает Ласточка. Классична весенняя Роза. Настоящим премьером чувствует себя теплый ветер Зефир. Возрождению природы радуются цветы и птицы.
Знойное «Лето» — центральная часть pas de quatre времен года. Его, в честь Баланчина, в неоклассике воплотила очень музыкальная Марианна Рыжкина. В танце Колоса (по костюму похожего на Солнце), окруженного маками и васильками, присутствует парадный балеринский стиль. Влагой (шарфами) орошают землю озерные нимфы. Забавны игры сатиров и фавнов вокруг Колоса. Они предвестники щедрой, урожайной осени.
В бурных прыжках, подобно шквалу осеннего ветра, на сцену врываются фавны, похожие на диких воинов «Половецких плясок». В их экспрессивном нашествии немало элементов современного танца (падений, перекатов). Ориентально чувственными, «шехерезадными» мотивами пропитан дуэт Вакханки и Вакха. Окажись больше постановочного времени, уверена, намного щедрее на современность предстала бы «Осень» опытного хореографа Даниила Благова.
Круговорот времен года, чередование расцвета и увядания, смерти и возрождения жизни завершает многолюдная кода, в которой сливаются воедино все сезоны. Такова она, наша русская природа, в которой, как известно, «каждая погода — благодать».
«Экологическая тема» прославления природы, ее нетленной красоты, хрупкости и власти неожиданно объединила два старинных эрмитажных балета императорского двора. В каждом из них заложено нечто вечное, неизменно актуальное, которое в разнообразных танцевальных формах благоговейно прославляет старательная, неутомимая самарская труппа, ее педагоги, репетиторы, руководство. Увертюра фестиваля оказалась полнозвучной, весьма неожиданной, яркой, плодотворной.


Фото: Александр Крылов