Ведущий солист театра «Кремлевский балет» Эдгар Егиазарян стал настоящим открытием нынешнего сезона, исполнив партию Абдерахмана в новой постановке «Раймонды». За плечами молодого артиста, четыре года назад окончившего МГАХ, — уже не одна ведущая роль: Злой гений и принц Зигфрид, Феб и Солор. Мы поговорили с Эдгаром о стремительном успехе, работе над образами, тонкостях перевоплощения, партнерстве на сцене и творческих планах на ближайшее будущее.
Интервью: Екатерина Борновицкая
Фото: Полина Дияншина
Прошлый год для тебя выдался плодотворным: много новых ролей, несколько ведущих партий, твоя работа была высоко оценена критиками. Как ты себя ощущаешь? Как воспринимаешь стремительно пришедший успех?
За прошедший год многое произошло — новые роли и новые спектакли, — но я не могу сказать, что ощущаю какую-то высоту или превозношу себя как опытного артиста. Безусловно, то, что я сделал, это хорошо, но улучшать можно все и всегда, поэтому я работаю дальше. Опыта стало побольше — сценического, дуэтного, личного, — потому что были разные амплуа, типажи, персонажи, но я стараюсь об этом сильно не думать.
Ты редкий пример артиста, у которого одинаково органично получаются и острохарактерные партии, и канонические принцы. Как ты переключаешься? Что помогает тебе гармонично существовать в полярных образах?
Честно сказать, типаж принца дается сложнее, чем все остальное. Например, если говорить о Злом гении (это моя первая ведущая партия), то мне было очень легко открыть в себе такого темного, отрицательного персонажа. С Абдерахманом не все складывалось так просто, но было приятно входить в этот образ, работая над пониманием персонажа. Какой он: злой или незлой? Любящий, властный… То, что ты проще воспринимаешь, легче обыграть. Типаж принца для меня сложнее, потому что надо более спокойным быть, а я не могу на сцене быть спокойным.
В тебе где-то спрятано темное начало?
Скорее не темное начало, а горячее: темпераментное и вспыльчивое.
Да, я слышала, что ты очень темпераментный человек. Иногда это может мешать в работе. Как ты справляешься с эмоциями? Как учишься ими управлять?
Вначале было сложно, потому что у меня будто мозги выключались на сцене. Я полностью растворялся в образе, из-за этого становилось труднее выполнять технические элементы. Я начинал сильно зацикливаться эмоционально: не в плохую сторону, только на персонаже. Например, в той же «Раймонде» я легко могу включиться в подобное состояние, и эмоция может идти впереди меня, но надо уметь тормозить, потому что нужно показать не только вспыльчивость, но и стать, твердость характера. Это величественный, влиятельный человек — он не станет просто так туда-сюда бегать и эмоционировать на всех. Мы с педагогом прорабатываем эти моменты, он изначально и обратил на них внимание.
А в жизни я не такой вспыльчивый. Не знаю, почему и откуда это проявляется на сцене. Думаю, со временем этим можно научиться управлять, но я пока не до конца справляюсь.
Твой Абдерахман получил хорошие отзывы. Как думаешь, почему он вышел настолько выразительным? Ты уже упомянул, что определенные сложности все-таки были.
Я никогда в жизни не просил ни одной партии, но, когда нам сказали, что поставят «Раймонду», я пришел к педагогу и сказал, что очень хочу станцевать Абдерахмана. До этого я смотрел записи с Гедиминасом Тарандой в роли Абдерахмана, это что-то невероятное! Естественно, я понимал, что не смогу станцевать, как он, но, выхватывая какие-то детали из этого образа, прорабатывая партию с Андрисом Марисовичем Лиепой и с Валерием Викторовичем Рыжовым, моим педагогом, мы нашли смысловую нить, за которой в течение всего спектакля у меня получается следовать.
Для меня было сложно найти эмоциональное оправдание тому, что Абдерахман сначала пытался подойти к Раймонде с более романтичной стороны, ведь ему присуще властвовать и брать то, что нравится. Я для себя проводил аналогию со взбудораженным хищником, который пытается успокоить жертву. А с другой стороны, он понимает, что она благородная дама, и следует обращаться с ней соответственно статусу. Через размышления я проживал нарастание эмоционального состояния Абдерахмана, как оно будет проявляться по ходу действия.
Андрис Марисович объяснял нам, что сон в первом акте мог быть обоюдным видением Раймонды и Абдерахмана. Поэтому во втором акте, когда он врывается во дворец, он застывает, понимая, что это девушка из его грез.
Самый сильный момент — похищение Раймонды. Я из Армении, и мне часто рассказывали, как в старые времена перед свадьбой похищали невесту. Я решил углубиться в суть вопроса: расспрашивал, читал, как все происходило, думал, какие в этот момент могут посещать мысли, какое бывает состояние. Вот так, думая, пересматривая, читая, я пытался оправдать все действия моего героя, чтобы не только я сам, но и зритель тоже понимал, что я показываю.
Это достаточно глубокая, я бы сказала, психологическая проработка роли. Ты ко всем партиям так подходишь?
Стараюсь. Я танцевал партию Феба в балете «Эсмеральда». Это абсолютно чуждый мне персонаж: самолюбивый, не знающий искренних чувств, а только использующий любовь как инструмент для завоевания женщин. Когда Эсмеральда в самом конце спектакля смотрит на Феба в надежде найти хоть какую-то поддержку перед казнью, Феб просто отворачивается от нее. А я не понимал, как так можно! Очень сложно это проработать и найти в себе оправдание такого поступка. Как можно на нее не смотреть, я же знаю, что она там!
Вот так я думаю над каждым персонажем, стараясь оправдывать его действия, особенно в мизансценах.
Насколько я знаю, ты готовил и Жана де Бриена. Каким ты его задумывал? На мой взгляд, это достаточно скучный персонаж. Удалось что-то найти в нем, чтобы сделать более интересным и привлекательным?
Пока я не сильно прорабатывал де Бриена. В этом персонаже, действительно, нет никакой черты, которая бы схватила зрителя за душу. Я понимаю, о чем ты говоришь: Абдерахман — горячий, огненный, живой, а де Бриен в противопоставление ему выглядит скучно. Мне кажется, его нужно делать хореографией и пластикой. К тому же это романтическая история, и обязательно нужно показать его чувства к Раймонде, создать волшебное ощущение любви между двумя персонажами. И тогда при появлении Абдерахмана зритель подумает: «А как же де Бриен?!» Если выстроить такую любовную историю, сложный любовный треугольник, то персонаж будет в нем смотреться намного интереснее. Но это надо еще суметь сделать.
Эдгар, ты срастаешься с персонажами эмоционально, насколько глубоко они в тебя проникают? Как много тебя в твоих персонажах, остается ли что-то от них в тебе после спектакля?
Пока что это одна из моих главных ошибок — меня в персонажах слишком много. Бывают моменты в спектаклях, когда вылезает мое нутро, а нужно полностью соединять себя с персонажем, отделить собственное мнение, потому что это не я на сцене, а персонаж.
А по поводу влияния ролей на мою личность… Скорее нет. После премьеры «Раймонды» я уже через неделю танцевал «Лебединое озеро», перестроился очень быстро. После Абдерахмана могу вспылить, но редко. В целом персонаж во мне не остается надолго, я переключаюсь.
Как ты готовишься к спектаклю, как выстраиваешь роль? У тебя есть какая-то схема?
Первым делом начинаю с просмотра записей: ищу разных исполнителей, чтобы лучше понять, что это за персонаж. Потом учу хореографию. На репетициях с педагогом мы прорабатываем текст, смотрим, как правильно все сделать, чтобы добиться чистоты в технике. Подбираем пластику, потому что все персонажи по пластике отличаются друг от друга: тот же де Бриен абсолютно по-другому ощущается, нежели Зигфрид. Затем, как я уже говорил, начинаются поиски себя в персонаже. И в итоге я прогоняю все много-много раз, чтобы на спектакле тело выдерживало нагрузку и эмоциональное состояние не проседало из-за физической усталости. Мы прогоняем самые сложные технические моменты, всю дуэтную историю с балериной: поддержки, танец, душевные состояния — это очень важно. Партнер не должен быть просто помощником. Педагог мне постоянно говорит: «Ты тоже персонаж во время адажио и во время поддержек». Вот таким образом каждая роль прорабатывается как минимум в течение месяца.
Эдгар, как ты попал в балет: мечтал о нем или так сложились обстоятельства?
Я до 11 лет жил в Армении. В моем детстве по телевизору часто показывали советские фильмы и балеты. Как-то под Новый год я увидел балет «Спартак» в исполнении Васильева, Лиепы, Максимовой и Тимофеевой. Встал перед экраном и попытался что-то повторить. Родители подумали, почему бы не отдать ребенка на танцы, если он хочет. А я сильно хотел! В нашем районе была маленькая школа искусств, там я и начал заниматься балетом. Через какое-то время педагог сказал, что у меня есть данные. Я поступил в государственное училище, где проучился три года. Там мне посоветовали поехать в Россию, потому что здесь лучший балет в мире, и если ты хочешь стать кем-то в профессии, то никуда больше ехать не надо. Когда мама поняла, что все серьезно, она стала против — у нее музыкальное образование, и она знала, что у людей в искусстве не самая легкая жизнь, но в итоге я ее уговорил, и она вместе со мной приехала в Москву. Дальше вся семья подтянулась.
Ты сразу поступил?
Да. Я приехал в середине года, и мне сказали, что я могу остаться. Но это был слишком отчаянный шаг, в итоге мы вернулись в Армению, а в начале следующего года я приехал и уже поступил в четвертый класс МГАХ.
Расскажи, пожалуйста, о своих педагогах.
Моим первым педагогом была Ольга Игоревна Попова — очень хороший человек и прекрасный педагог. Я ее сильно люблю и уважаю. На первом курсе наш класс взял Валерий Викторович Анисимов, благодаря ему я попал в «Кремлевский балет». Где-то на третьем курсе он сказал, что в «Кремле» будут рады меня видеть. Я был счастлив! Когда я выпускался, то был недостаточно силен и технически развит. Даже и подумать не мог, что буду танцевать ведущие партии.
Народно-сценический танец у нас преподавала Светлана Анатольевна Иванова. Она тоже очень много со мной работала, возможно, видела во мне потенциал и пыталась как-то подтолкнуть вперед. Я за это ей очень благодарен.
Получается, когда ты выпускался, то и не предполагал, что у тебя будет такая стремительная карьера?
Когда выпускался, то даже подумать не мог о том, что буду все это танцевать. Да, я очень сильно хотел, но даже не мог мечтать, что это сбудется. Уже в театре мы с Валерием Викторовичем Рыжовым начали что-то репетировать. Тогда еще был жив Андрей Борисович Петров, он и дал мне толчок вперед — сказал подготовить Злого гения. На тот момент Злого гения танцевали Миша Евгенов и Амир Салимов. Два танцовщика на такую партию — это очень мало, если что-то случится, больше никого нет на подстраховке. Мы подготовили, показали Андрею Борисовичу. Он посмотрел и сказал что-то вроде: «Следующим шагом будет Принц».
Я станцевал Гения, и после потихоньку мы начали работать над другими партиями, параллельно выворачивая мои ноги. Это был сложный путь, он и сейчас сложный. И дальше будет сложно. Процесс не останавливается никогда.
Не секрет, что вы с Алиной Липчук пара не только на сцене, но и в жизни. Расскажи, пожалуйста, об особенностях партнерства с близким человеком. Наверняка есть отличия, возможно, возникают какие-то сложности. С чем вы сталкиваетесь в процессе совместной работы?
Больше всего происшествий, конечно, случается на репетициях. То, что ты не осмелишься сказать просто коллеге, ты можешь сказать близкому человеку — выразить все свои недовольства, пожелания в разных формах. Бывают моменты, когда мы спорим и ругаемся на репетициях, но все рабочие разногласия остаются в зале. Мы с Алиной начали встречаться после того, как встали в пару в «Продавце игрушек».
Танцевать на сцене с близким человеком душевно приятнее, но технически сложнее. Я переживаю, чтобы все правильно сделать, чтобы никаких курьезов не было, потому что после таких курьезов дома ждет серьезный разговор.
Но эмоционально мне легче, потому что я знаю, какой подход применить. И дома мы обговариваем многие смысловые моменты, поэтому спектакль получается более осознанный.
А случаются моменты профессиональной конкуренции? Или даже профессиональной ревности?
Профессиональная конкуренция между танцовщиками есть везде и всегда, и мы не исключение. Но она никогда не выливается в негативное отношение друг к другу и в негативные поступки.
У нас в целом достаточно дружный коллектив, семейный, я бы сказал. Но и в семье ведь тоже случаются конфликты. Все хорошо у нас с этим.
Расскажи, пожалуйста, про свои увлечения вне балета. Насколько я знаю, ты рисуешь.
Бывает. Мой брат — архитектор, он в детстве ходил в ту же самую школу искусств на рисование. Наблюдая за ним, я тоже немного рисовал. И до сих пор иногда немного рисую для ментального расслабления. Но я не могу сказать, что у меня хорошо получается, я это делаю просто для себя.
Ты сейчас что-нибудь рисуешь?
Сейчас нет, у меня времени на это нет, время есть только на балет.
Как ты предпочитаешь отдыхать? Снимать интенсивное физическое и эмоциональное напряжение?
Мне помогают массажи. Это всем артистам нужно для расслабления и восстановления после спектаклей и сложных рабочих дней. Массаж не только восстанавливает мышцы и тело, но и голову. Нравятся разные спа-процедуры, например баня. В целом я не очень требователен к отдыху, могу просто лежать, ничего не делая. Алина, наоборот, активная. А я предпочитаю «тюлень-отдых». Интересно, конечно, бывает погулять по необычным местам, мероприятия разные посетить. Но идеальный отдых для меня — просто отдыхать.
Что, на твой взгляд, самое прекрасное в профессии артиста балета?
Я много об этом думал, но конкретного ответа до сих пор не нашел. На сцене я испытываю состояние, которое больше нигде не могу испытать. Перевоплощение в абсолютно другой образ, когда ты уже не ты, а другой человек: в иной эпохе, в ином времени... Это так захватывает. Момент перевоплощения всегда вызывал во мне особый трепет, видимо, поэтому в нашей сложной профессии я никогда не унываю. И не угасаю.
А самое сложное, страшное и мучительное?
Ежедневная боль. Иногда утром невозможно встать с кровати. Проснулся живой, уже хорошо. В балете говорят: «Проснулся и ничего не болит, значит, ты умер». Сложно бывает каждый день заставлять себя заниматься, потому что иногда хочется отдохнуть: нет настроения, нет сил, состояние не рабочее, но ты обязан работать. И вопрос даже не в мотивации, а в дисциплине. Надо заставить себя — не найти в себе желание сделать, а просто сделать и все. Это бывает сложно.
Год только начался, поэтому мы можем смело говорить о планах. Какие профессиональные цели ты ставишь себе на этот год?
Могу сказать по поводу партий, которые хотел бы исполнить. Это Тореадор в балете «Дон Кихот», надеюсь, мне дадут эту роль. Вишенка в «Чиполлино» — абсолютно другой персонаж, интересно в него перевоплотиться. Скоро повторю Солора. Долгожданная партия, к которой я долго не мог вернуться из-за травмы. И вообще, все, что я уже станцевал, было бы хорошо повторить.
Помимо этого, мне было бы интересно выступить в качестве приглашенного солиста на гала-концертах, может быть, в целом спектакле. Это такое ответвление от родного театра, которое тоже дает определенный опыт, пока я не знаю, как буду себя в нем ощущать. Но попробовать интересно. Вот такие профессиональные цели.
