Виолетта Майниеце вспоминает партнеров Майи Плисецкой — тех, с кем у нее выходили подлинные дуэты. Их дуэты — история доверия и редкого совпадения людей, которые на сцене понимали друг друга с полувзгляда.
Моя жизнь прошла на их руках.
«Дуэт — значит поддержка…» — писала Майя Плисецкая. Не только балетная, но и человеческая. На сцене и за ее пределами. Дуэт — танец с духовным и телесным контактом. Выступать с кавалером, тем более с премьером, непросто: у каждого свой характер, принципы, пристрастия, достоинства и недостатки. Успех в парном танце во многом зависит от партнера. Как и в семейной жизни, бывают удачные союзы, а бывают и так себе. Сцена все обнажает, выставляет скрытое напоказ.
Плисецкая отлично это понимала и в выборе кавалеров никогда не ошибалась. Невысокая ростом, она предпочитала статных, надежных партнеров. В паре с ними она отлично смотрелась. Хотя Майя выступала со многими (в театре всякое бывает), особенно запомнились трое. В разное время они появились в ее творческой биографии.
На момент встречи с прославленной примой все они были моложе и менее опытны. Николай Фадеечев — на 8 лет, Марис Лиепа — на 11, Александр Годунов — на 24 года. Начинающие солисты, танцуя с ней, стремились оправдать оказанное доверие, быть желанными. Рядом с Плисецкой они творчески росли, менялись, мужали…
Отношения между самими кавалерами складывались по-разному. Каждый был незаурядной личностью. Ее избранники, конечно, конкурировали за честь носить балерину на руках, быть с ней на сцене. Майе и в голову не приходило соперничать с ними. Она и так знала, кто главный в дуэтах. Царила в них, как принято в классических балетах.
Сложно писать об этих потрясающих дуэтах почти полстолетия спустя, хотя я всех видела не раз. Кого-то из премьеров знала только по Большому театру, как Николая Фадеечева. С другими общалась и дружила не один год, как с рижанами Марисом Лиепой и Александром Годуновым. Майя всех ценила, щедро делила с ними сценические триумфы.
В начале 1970-х годов сцену покинул Николай Фадеечев. Несправедливо рано ушел из жизни Марис Лиепа. За границей остался Александр Годунов. Майя еще долго продолжала танцевать. У нее появились новые партнеры. Но дуэты с «премьерной троицей» остались незабываемы. С каждым у Плисецкой сложился уникальный творческий тандем. Плисецкая дорожила их преданностью: «Как помогли вы мне в дни баталий за мою неугодную «Анну». Марис Лиепа, Саша Годунов — пылкие Вронские… Коля Фадеечев, Володя Тихонов — сумрачные, графичные Каренины». Слова Плисецкой — благодарность тем, с кем прошла ее творческая жизнь.
«ЭТАЛОН БЛАГОРОДНОГО ПРИНЦА»
Так часто называют Николая Фадеечева.
«Коля был невозмутим, аристократичен. Я любила с ним танцевать, так как наши характеры дополняли друг друга. Вывести его из равновесия было невозможно. За репетицию он более десятка слов не произносил. Его уравновешенность действовала на меня целительно. К сожалению, с годами он потолстел, прибавил в весе. <…> Ведь он отказывать себе никогда не мог», — писала Майя Плисецкая о своем главном, долголетнем Принце.
«Плисецкая была бурей на сцене. Были и темперамент, и пластика, и мощь…» — вспоминал о звездной партнерше Фадеечев.
Говорят, противоположности притягиваются. Так, без сомнения, было в этой удивительной балетной паре. Пламенем была Майя. Воздухом, поддерживающим ее горение, — Николай. Начинающий солист оказался подарком судьбы для ведущей балерины театра. Вместе они взошли на вершину мирового балетного Олимпа. К сожалению, я застала этот прославленный дуэт уже в поздние годы сценической карьеры Николая Фадеечева.
Плисецкая любила выступать с Фадеечевым — это было комфортно, удобно, надежно. Он никогда не претендовал на лидерство, был наделен поразительным чувством позы, скульптурно выстраивал адажио. Удобные руки, умение чувствовать и поддерживать балерину — это у него, несомненно, было от Бога.
Дуэту Колю в школе отлично обучил премьер Большого Юрий Кондратов. О Фадеечеве, своем однокласснике, рассказывала Марина Кондратьева: «Все девочки класса мечтали на уроках поддержки встать с Колей. С детства он очень хорошо держал партнершу. <…> Когда пришли в театр, я надеялась, что буду танцевать с Колей. Колю сразу отобрали. Это неслучайно. Галина Сергеевна Уланова взяла его своим партнером в «Шопениану», «Жизель». Потом и Майя Михайловна Плисецкая сделала с ним все спектакли. Он стал ведущим танцовщиком. Мы ждали, когда он освободится». Ждать порой приходилось долго.
Основной репертуар Майя танцевала с Колей. Спокойный, ровный характер кавалера гасил вспышки ее темперамента. Они никогда не ссорились. Репетировать оба не очень любили, особенно давно известные постановки. «Лебединое озеро» они станцевали сотни раз. Зачем себя насиловать, тратить энергию, проходить весь балет?! Попробовали пару пируэтов, уточнили позы и разошлись. Сложные поддержки пробовали крайне редко. Балерина была уверена: «Коля и так поднимет! Ведь я, кажется, даже похудела. Должен же ценить, как я ради него старалась!»
Фадеечев был артистичен от природы. Этому его никто не учил. Видный, фактурный, музыкальный, с красивыми по форме ногами. Сценического благородства ему было не занимать — во всем угадывался аристократ голубых кровей. В манерах, в отношениях с дамой. Он словно сошел со старинных гобеленов и портретов. Умел подать балерину. Бережно поддерживал и поднимал, заботясь о комфорте примы. Майе нравились искренность и естественность «вечного принца». Он был тонким, деликатным артистом с чуткими руками и выразительным жестом. Фадеечев соблюдал красоту и меру во всем. Никаких аффектов, показных сценических страстей. Обладая отличным, мягким прыжком с зависанием, он никогда не прыгал до небес. Знал себе цену, ничего не выставлял напоказ. Умен, сдержан, слегка ироничен. С неизменным юмором воспринимал неизбежные ошибки. В театре сторонился интриг. Эталон!
В «Лебедином озере» его Зигфрид был мечтательным, возвышенным, чуть отстраненным. Нежно оберегал дивную лебединую принцессу, едва прикасаясь к ее трепетным крыльям. Одетта — Плисецкая буквально летала в его руках. Элегантным, холодновато изысканным был его принц Дезире — достойный жених принцессы Авроры. С обожанием смотрел на красавицу Эгину искусно обольщенный ею Гармодий в «Спартаке» Игоря Моисеева. Их совместные танцевальные сцены были центром огромного спектакля. Остальных зритель плохо помнил. В «Жар-птице» его типично русский Царевич пытался поймать, усмирить, обуздать непокорную, сверкающую огнем сказочную птицу — Майю Плисецкую. В «Каменном цветке» Григоровича каменотесом Фадеечев никак не был. Скорее художником, видящим красоту в творениях природы. Удивительно легкими казались все каверзные поддержки замысловатых дуэтов с Хозяйкой Медной горы — Плисецкой. С трудом верилось, что Данила добровольно отказался от любви этой сильной, необыкновенной женщины-ящерицы — символа разноликой непокорной природы. Их дуэт, несомненно, «скособочил» концепцию Григоровича…
Именно Плисецкая угадала скрытые творческие возможности своего постоянного партнера. «Все считали его очень лиричным голубым принцем. Но это было не так. Я поняла, что он многое может», — вспоминала она. Балерина сама предложила ему станцевать с ней испанца Фрондосо в «Лауренсии». Дебют удался. А почти десятилетие спустя именно его она выбрала на партию Хозе, когда в 1967 году ставилась «Кармен-сюита».
Мне не раз довелось видеть их в «Кармен». Присущие артисту душевность и кантилена движений невольно смягчали острую пластику кубинского хореографа Альберто Алонсо.
Конечно, взрослый, фактурный Фадеечев не мог быть пылким, безрассудно влюбленным героем Мериме. Его Хозе — трогательный лирик, бездумно обольщенный цыганкой. Кармен провоцировала его, пытаясь вывести из привычной «зоны душевного комфорта», погрузить в мир пылких страстей. Она эгоистично разрушала его жизнь и моральные устои, подчиняла своей колдовской власти. Смерть от руки Хозе — расплата за ее измену… Их дуэт в «Кармен» трудно назвать идеальным. Хозе Фадеечева очень сдержанно отвечал на пылкость Кармен Плисецкой. Не тот характер, темперамент, артистическая натура.
В «Анне Карениной» они словно поменялись местами. Величественным, неприступным был его Каренин — петербургский аристократ, самоуверенный и надменный. Соблюдение светских приличий для него — непреложный закон. Пугающей была его холодная статуарность. Бесконечно одинокой, трогательно беззащитной перед ним была Анна Майи Плисецкой. Это последний балет, где они выступали вместе.
Более 20 лет Фадеечев был главным партнером Плисецкой в классических балетах и не только. Конкурентов долго не было. Но в 1960 году в театре появился опасный соперник — Марис Лиепа. Лиепа был «западным» принцем, мужественным, пылким, совсем другим.
«И ЗВЕЗДА С ЗВЕЗДОЮ ГОВОРИТ»
Строка Лермонтова — эпиграф к дуэту «Майя Плисецкая — Марис Лиепа». Рядом с признанной примой началась блистательная московская карьера рижанина. Он стал первым законным мужем Майи, что повлияло на их дальнейшие отношения. Всего три месяца продлился этот немыслимый брак. Марис вспоминал, что на первом месяце Майя ему говорила «ты прекрасен», на третьем — «ты ужасен». Разойдясь в жизни (договорились не афишировать этот краткосрочный союз), на сцене они оставались блистательной парой.
Это был совершенно иной дуэт, нежели с Фадеечевым — прямо противоположный. С Марисом всегда приключались сюрпризы — как приятные, так и не очень. Балет он обожал, видя в нем смысл жизни.
Марис был уверен, что в 1960-е годы именно он, а не Фадеечев, — «первая скрипка в Большом». Ревновал ли Фадеечев нового партнера своей великой дамы? Безусловно! Немногословный, ироничный и острый на язык, он как-то на уроке мимоходом бросил фразу, ставшую крылатой: «Знаете, в чем разница между Мариусом Петипа и Марисом Птипа — Марисом с маленьким шагом?» (Речь идет о природном шаге в балете.) Остроумная, но злая шутка! Конечно, у Мариса шаг был меньше, чем у Фадеечева. Зато он имел такую харизму, о которой соперник мог только мечтать.
Весной 1956 года Плисецкая и Лиепа впервые танцевали вместе в «Лебедином озере» в Будапеште. Партнер балерины заболел, его заменил 20-летний, малоопытный Марис. И навсегда запомнил эту сказочную будапештскую весну и взволнованные, ждущие чуда глаза своего первого Лебедя — Майи Плисецкой. Уже работая в Большом, Лиепа стал постоянным партнером примы, посягнув на монополию Фадеечева. Он танцевал с ней «Лебединое», «Легенду о любви», «Спящую красавицу», «Анну Каренину». Достиг пика своей карьеры. Их дуэт действительно был «звездым».
«Я имел редкую возможность, даже счастье, так долго быть партнером гениальной балерины. Это, конечно, щедрый подарок судьбы — быть свидетелем ее триумфов», — писал Марис.
Он был не только свидетелем, но и их участником. С эмоциональной, непредсказуемой примой ему было нелегко. Порой она как бы беспричинно отстранялась, позволяя лишь издалека следить за собой. Иногда была ласковой, но опасной кошкой. Да и сам Марис в работе был далеко не ангелом. Слишком напористый, самоуверенный, самолюбивый. Если кого-то хотел обольстить, противиться ему было бесполезно. В его руках люди таяли как воск. Но только не Плисецкая. Их партнерство порой напоминало отношения «любовь-ненависть» — притягательные, но опасные. Оба играли по-крупному, делая большие творческие ставки. Она одаренная природой стихия. Он аккуратист-трудоголик: все продуманно, выверено, рассчитано…
Его в театре уважали, но не очень любили — он многим откровенно мешал. Репетировать с Марисом было трудно. Настоящий профи, он отлично знал, что и как надо делать. Слыл партнером искусным, но придирчивым, склонным к нелестным оценкам. Балеринам не прощал ни малейшей ошибки. Порой казалось, что очередная партнерша точно откажется с ним выступать — невыносим! Правда, в работе с Майей все было несколько иначе — с ней не побалуешь. Тут же поставит на место, мило улыбнется и так посмотрит, что навсегда запомнишь: «Марис, давай работать без сюрпризов». Ее женская месть была опасной, хотя Мариса, партнера и артиста, она уважала. На их репетициях, когда позволяли присутствовать, было много веселья, шуток, драйва. «Он очень хороший партнер, очень внимательный. <…> у него удобные руки», — говорила Майя. Но большую классику часто предпочитала танцевать с Фадеечевым — привычно, спокойно, комфортно. И можно слегка полениться, чего всегда готовый работать Марис вообще не понимал.
Марис был исключительным профессионалом. Для него была важна любая деталь танца, костюма, сценического поведения, вплоть до взгляда, поворота головы. Говорили, что он «Рудольф Нуреев и Эрик Брун вместе взятые». Майя же заранее редко знала, куда ее на спектакле занесет. Куда сегодня несет, туда и надо идти — женская интуиция и художественное чутье не подведут! Невыносимо скучно в сотый раз делать одно и то же…
Их сценический союз был необыкновенно увлекательным, азартным, зажигательным. Майя — гениальна, но Марис не хуже! Был в нем неподдельный аристократизм, масштаб, элитность — плебей «звездой» не станет!
В дуэтах с примой Марис изумительно смотрелся. Рядом с ней никогда не терялся. Выстраивал позы так, чтобы его всегда было видно. Одним движением пальца мог балерину поставить «на ногу».
Ужасный, порой невыносимый на репетициях, на сцене он всегда был мужественным рыцарем Прекрасной дамы, по-настоящему в нее влюбленным. Считал, что иначе и быть не может. Ведь дуэты в основном любовные! Его герои обожали, боготворили, преклонялись так искренне, что после спектакля ревнивые мужья и воздыхатели балерин не раз предъявляли ему претензии личного свойства.
Майя и Марис любили танцевать адажио Вакханки и Вакха из «Вальпургиевой ночи» в опере «Фауст». Какое мастерство, какой элегантный, но искрометный артистизм высочайшего класса! Оба красивы, идеальны, как олимпийские боги. Эротичны, как и положено персонажам свиты Диониса.
«Дон Кихот» был стихией артистов. Конечно, простой дочкой трактирщика Майя никогда не была, как и бедным брадобреем — Марис. Их совместные спектакли — показательные «танцы звезд», зазванных в балетную Барселону для парадных выступлений. Оба лихо блистали, от души веселились, шалили. Танцевали с неподдельной радостью и улыбкой, купаясь в волнах зрительского поклонения. Их дуэт — всегда событие, пропустить которое считалось страшным грехом. То, что было сегодня, в точности никогда не повторялось.
Вспыльчивый, дерзкий, вызывающий… и такой ранимый, Марис потрясающе танцевал Ромео — не размышляя, жизнью жертвовал ради любви, от разлуки в Мантуе страшно страдал. В страстных, интимных сценах они с Майей были на одной волне. Обидно, что Плисецкая не станцевала с Марисом премьеру «Спартака» Григоровича. Получился бы королевский состав!
«В последнее время Майя мила со мной. Она хочет ставить «Анну Каренину» и хочет, чтобы я станцевал Вронского. Быть может, поэтому», — рассуждал Марис. Он был рад снова выступать с Плисецкой, быть ее пылким любовником-эгоистом.
Самая сложная сцена в первом действии балета — «Падение Анны». «Надо включиться, вывернуться наизнанку. Это кульминация акта. Марис хорошо держит. Все поддержки получаются. Ни одна не сорвалась. После взрыва эмоций — расслабленное затухание. Я качаюсь на руках Лиепы, как маятник на часах вечности», — вспоминала первое выступление Майя.
Вронский бросает Анну в самый трудный момент, чего в жизни никогда не было. Сближаясь и отдаляясь, они неизменно поддерживали друг друга. Пару лет спустя Лиепа вышел на сцену в роли Каренина — высокомерного аристократа, оскорбленного предательством жены. Она в его власти, которую он будет обдуманно и жестоко проявлять, в душе страдая от отчаянного одиночества.
Не знаю, почему Майя не выбрала Мариса на роль Хозе, предпочтя ему Фадеечева. Боялась соперничества столь яркой персоны? Возможно, Марис был слишком занят в работе с Григоровичем над новым «Спартаком»?
Обожающего ее Хозе-однолюба она нашла в юном Саше Годунове. Идеального, нежного, безумно влюбленного — на Кармен Майи Плисецкой у него мир сошелся клином. Без ее любви жизнь теряет смысл…
«МОЙ ЛУЧШИЙ ХОЗЕ»
И Марис Лиепа, и Александр Годунов — разновозрастные рижане, соперничавшие за дуэт с Майей. Мужественные, артистичные, виртуозные, с «европейским лоском», в Большом они были варягами, пришельцами со стороны, которым приходилось (еще как!) доказывать право быть лидерами и премьерами. Майя сама их позвала — кто же откажется от дуэта с такой примой?!
Утром в «звездном классе» Асафа Мессерера оба рижанина занимались рядом с Плисецкой, стоя у среднего станка. Подкалывали друг друга, забавно «петушились». Марис менторским тоном называл Сашу «мальчишкой, которому неплохо бы научиться танцевать». Но разница в возрасте все расставляла по местам. «Когда Плисецкая решила, что ее Вронским будет Годунов, а он, Лиепа, — Каренин, возмущению Мариса не было предела. Он счел себя оскорбленным до глубины души», — пишет в неизданной книге о Годунове ее автор и моя подруга Тамара Блескина.
Между ними разгорались нешуточные театральные баталии. «В феврале, возможно, будут снимать фильм-балет «Анна Каренина». Если Лиепа меня не убьет, то я должен сниматься», — писал Саша родным в Ригу.
Марису дико обидно. Но время в балете беспощадно. Майя словно не ощущала его бега. А Саша пришел, увидел, победил. Она сразу по достоинству оценила нового кавалера.
«Александр Годунов был могуч, горделив, высок. С копной соломенных волос, делавших его похожим на скандинава, полыхавших на ветру годуновского неповторимого пируэта. Он лучше танцевал, чем держал партнершу. Человек был верный. Порядочный, совершенно беззащитный вопреки своей мужественной внешности. Сенсационная история его бегства из «коммунистического рая» была подготовлена бесприютным нищенским существованием в Большом. <…> Я лишилась Зигфрида, Вронского, Хозе», — в книге «Я, Майя Плисецкая» с грустью вспоминала балерина. Фильмы с их неповторимым дуэтом на годы легли на полку. Майя очень переживала, обижалась, но в итоге его поняла и простила. Ведь именно она с трудом пробила выезд на Запад годами «невыездного» партнера. Взяла с него слово, что с ее гастролей он точно не сбежит. Саша подвести Майю не мог.
«У меня была одна-единственная любимая, обожаемая партнерша — Майя Михайловна Плисецкая. Другой такой не было и не будет в мировом балете. Она незаменима», — говорил мне Саша Годунов в теперь таком далеком 1978 году. Майю он искренне любил, боготворил.
… Саша появился в Большом театре в 1971 году. Майя сразу приметила высокого, эффектного блондина. Ей нужен был новый, именно такой партнер. Подошла к нему и просто сказала: «Давай, подними меня». Умирая от страха, он легко поднял приму пару раз. Так с пробных верхних поддержек начался этот легендарный дуэт. Как он сам танцует, она уже хорошо знала.
В рижском училище Саша был самым маленьким в классе — его даже освободили от занятий дуэтным танцем. На уроках он часто стоял в сторонке, смотрел, учился держать девушек в партере. И только на выпускном экзамене показывал воздушные поддержки, опасно шатаясь под одноклассницей.
За год работы в «Молодом балете» Игоря Моисеева он вымахал на 20 сантиметров — пришлось заново нарабатывать технику, осваивать приемы партнерства. В Большой он пришел с приличным творческим опытом. Был «не как все», заметно выделялся внешним видом, поразительной техникой. За него велась негласная борьба между враждовавшими в 1970-е годы лагерями Григоровича и Плисецкой. Исход поединка, а во многом и судьбу Саши, решило его партнерство с Плисецкой. Годунов стал ее постоянным партнером. Незабываемо танцевал с ней «Анну Каренину», «Лебединое озеро», «Кармен», «Гибель розы»…
Он невольно оказался грозным соперником прославленным московским принцам. Многие его невзлюбили — парень был опасен для их карьеры. Его приятелями стали только Михаил Лавровский и Юрий Владимиров из «золотого триумвирата» Большого. «Внешность, обаяние, двигается хорошо. Действительно хорошо! Уникальные способности. Фигура — потрясающей красоты. При высоком росте полное владение техникой, и анлерной, и партерной, — любой», — так его оценил Лавровский.
Событием стало совместное выступление Годунова с Плисецкой в «Лебедином озере». Они составляли исключительный дуэт, в котором изумительно смотрелась Майя, всегда оставаясь желанной, фантастической Женщиной. Эта пара задала такие высокие исполнительские стандарты, что с ними счастливые очевидцы потом сравнивали других.
Саша потрясающе танцевал. Но его юного, элегантного Принца, доверчивого, любящего безоговорочно и безоглядно, уже жестоко обманывала жизнь, в которой он черное часто воспринимал за белое и наоборот.
«Плисецкую и Годунова роднил свойственный обоим дух бунтарства. Они неуклонно отстаивали свое право на жизненную и творческую свободу, не подчинялись регламентированным нормам советского бытия. Они оба эпатировали общество, порой пренебрегая естественными законами самосохранения.
Оба в избытке обладали тем, что на Западе называют сексапильностью, а у нас тогда — ярким темпераментом, экспрессией. Даже классический балет они превращали в откровенно эротическое искусство. Земная страсть становилась движущей силой любого сюжета. Он считал за честь быть партнером балерины такого масштаба. Взаимопонимание в дуэте у них было абсолютным.
Дуэт с Годуновым наполнил новыми красками самые совершенные создания Плисецкой — Одетту–Одиллию и Кармен», — в той же книге о Годунове писала Тамара Блескина. Я с ней совершенно согласна — точнее не скажешь.
«Хозе — лучшая партия Годунова, и Годунов — мой лучший Хозе», — так мне говорила сама Плисецкая, когда я тогда писала статью о Саше.
Годунов взломал традиционный образ. Хозе в его исполнении — гордый и недоверчивый, беззащитный и ранимый, сумрачный и настороженный. По сути, это его автопортрет. Неистовая любовь Хозе — его любовь. Характер Хозе — его характер. Не говоря о внешнем сходстве с голубоглазым и белокурым героем Мериме. От людей он не ждет ничего хорошего, от жизни — подвохов, а от любимой — такое же всепоглощающее чувство. В любовном адажио руки Хозе трепетно касались Кармен, нежно обнимали, держали, поднимали, прижимали, угадывая малейшее ее желание. Только она могла подарить ему счастье и свободу. У артиста, как и у его гениальной партнерши, все чувства на пределе. Убив любимую, Хозе представал самим собой, — неиспорченным и чистым юношей, застывшим в ужасе от содеянного. Растерянность в огромных, почти детских глазах, беззащитно раскинуты руки. раскрыты ладони...
Плисецкая и Годунов, столь родственные по темпераменту и заветам творчества личности, до глубины души потрясали в «Кармен-сюите». В этом балете они стали образцом дуэта на все времена.