Российский хореограф поставил в столице Казахстана неоклассический балет по мотивам легенды об азербайджанском ковре. Такая мозаика фактов в анонсе постановки Александра Могилева в «Астана Балете» на либретто Валерия Копейкина о ширванском черно-красном ковре, возможно, находящемся в Лувре в хранилище трофейных экспонатов, заранее интриговала. Региональная интеграция Казахстана и Азербайджана при участии России на балетной сцене, надо сказать, прошла успешно — вдумчиво, эстетично и перспективно, с учетом интересов всех сторон.
Автор: Екатерина Васенина
В Азербайджане существует традиция: мать учит дочь ткать ковер как дневник своей жизни, отражая в тональностях красок и шифрах орнаментов события и переживания. Каждый узелок — шаг жизни. Эмоции определяют палитру и узор. Из этой традиции родилась легенда о ширванском ковре, посвященном, конечно, истории любви.
История любви азербайджанских Ромео и Джульетты начинается в детстве, в цветных бакинских двориках с фасадами тонкорезного дерева. Ткацкий вертикальный станок Лейлы заправлен белыми и розовыми нитями; начатый фрагмент ковра еще совсем мал. Соседи, проходя позади станка, превращаются в красивые романтические образы, обещающие прекрасное будущее, — так играет свет между натянутых нитей-струн. Самир защищает Лейлу от задиристых мальчишек. Образ защитника сохранится за ним на протяжении всего спектакля; мужественность и романтичность присущи его сценическому портрету. Лейла — красивая, кроткая, верная — останется такой, несмотря на все выпавшие ей испытания.
Подросшего Самира родители отдают в кадеты. На сцене — декорация театрализованного Меншиковского дворца, где в начале ХХ века располагался Первый кадетский корпус (художник спектакля Анастасия Капустина). Когда-то отсюда, из Сухопутного шляхетного корпуса, как называлось учебное заведение в первой половине XVIII века, «рассадника великих людей», по слову Екатерины Великой, началась история русского балета, русского хореографического искусства.
…Бравый плац-танец с винтовками демонстрирует выучку и апломб казахского мужского кордебалета: телесная реакция на команды «смирно!» и «вольно!» происходит мгновенно. Как лучшему кадету, Самиру разрешают пригласить на бал близкого человека. В ожидании свидания в дортуаре происходит танец-греза: на стене танцует тень Лейлы, и ему кажется, что он парит вместе с ней. В сцену вклинивается предвидение: выходят маленькие Самир и Лейла, у девочки в руках розово-красный воздушный шар, похожий на спелый гранат. Скрипач, выступающий на протяжении всего спектакля Вергилием между оркестром, зрительным залом и персонажами, протыкает спелый шар-гранат смычком. Курсанты вальсируют с воспитанницами Смольного института. Самир ждет Лейлу. Их танец упоителен и краток: она опоздала к началу бала, а у кадетов завтра была война.
Первая мировая война переворачивает мир в целом и мир влюбленных в частности. Лейла не получает вестей от Самира и уверена, что он погиб. Она мечется у станка в отчаянии, словно обметывая себя острыми локтями, заворачиваясь в жгуче-черные волосы, в национальный костюм, сшивая из отчаянных движений непроницаемый кокон. Первый акт заканчивается ранящей метафорой: на стоящую у станка девушку изливается дождь из ковровых нитей — сначала алых, потом черных, — и скоро Лейла (Татьяна Тен) оказывается опутана красно-черным нитяным сугробом.
В начале второго акта действие переносится в Вену. После контузии Самир потерял память и живет с посттравматическим синдромом. Одной рукой он отдает честь, это автоматизм, вошедший в плоть, а другой рукой одергивает себя: отдавать честь тут некому, он демобилизован.
Этот жест стал неожиданной рифмой к танцу Вронского в пластическом спектакле «До поезда осталось» Ирины Михеевой и Ольги Лабовкиной по мотивам «Анны Карениной», показанном месяц назад в «Электротеатре» в Москве. Там Вронский (Владислав Лантратов), осужденный светом за связь с Анной, но желающий все же прожить свою страсть до конца, впадает в цикл сломанного заводного солдатика: его плац-танец — это четкий строевой шаг, равнение на командира, выправка внезапно прокручиваются холостым ходом, и прорывается другая пластическая речь, скрытая глубоко. У Самира же прорывается прошлое, ушедшее глубоко в подсознание. Его пластический выкрик — распятие в небеса лицом вверх, с долгой задержкой корпуса параллельно полу, — невероятен в роли Самира Сундет Султанов.
Но жизнь берет свое. Самир знакомится с прелестной Марго, входит в ее дом. Метафоричные подсказки дают надежду, что в нем еще живо прошлое: он словно случайно смахивает чаепитие в европейском стиле и водружает на стол медный восточный чайник с узким носиком, появляются сладости. Когда Самир и Марго целуются, охающая прислуга закрывает глаза портрету отца Марго на стене (не женаты!). Танец служанок, охраняющих зарождающийся покой влюбленных, очень трогателен: ангелочков в накрахмаленной униформе поднимают в ироничных поддержках и машут беленькими пипидастрами у спины, как крылышками. Костюмы кутюрье Игоря Чапурина тщательно продуманы для всех групп персонажей: восточные красавицы утопают в цветных шелках, военные маршируют в удобных и элегантных мундирах, институтки покоряют нежностью бальных платьев.
Общий пластический код спектакля очень бережен в каждом слое повествования: здесь нет резких рывков, отрывистых движений, чрезмерно острых углов. Каждый контакт, дуэт, касание происходят очень деликатно. С плавностью балета-сказки рождается авторское пластическое высказывание Александра Могилева: неоклассическое, в меру современное, в мягких жестовых модуляциях. Художественный руководитель «Астана Балета» Нурлан Канетов в бытность свою работником в Татарском театре оперы и балета был награжден госпремией «За развитие традиций национального эпоса в современных условиях диалога культур». Очевидно, что на своем посту в «Астана Балете» он поддерживает проекты, синтезирующие классику и современный танец. Музыка Арсения Смирнова помогает в решении этой задачи; она технически проста и при этом сложна по эмоциональному наполнению. Оркестр «Астана Балета» под управлением Армана Уразгалиева справился с партитурой бережно и вдохновенно.
…На улицу, управляемая рукой судьбы, въезжает скрипучая тележка старьевщика. Так в доме Марго (Наталия Фернандес Менес) оказывается ковер Лейлы. Самир проводит по нему рукой, как по шрифту Брайля, и вспоминает Лейлу. Узелки рассказывают ему их общую неслучившуюся судьбу. Самиру предстоит вернуться в Баку. Он забирает из дома Марго ковер Лейлы. Занавес опускается, по нему переливается плавный градиент от глубинно-черного к бархатно-алому и бегают всполохи, словно векторы судьбы, ищущие свою дорогу.
В труде Лятифа Керимова, знаменитого художника-конструктора объединения «Азерхалча» и искусствоведа, на который уважительно опирались создатели спектакля, говорится о том, что мастер-ковроткач сам стриг выращенных им же породистых овец, чистил шерсть, особой гребенкой вручную расчесывал их и сам прял на прялке, принимая во внимание плотность ткани будущего ковра, толщину нитей, их закрутку, скрупулезно формируя композицию ковра, придавая большое значение сочетанию цветов. Такие ковры обычно предназначались в подарок близкому человеку, в приданое, они не использовались в быту, а переходили из семьи в семью, из поколения в поколение и хранились, как ценнейшие реликвии. История судьбы каждого человека заслуживает своего воплощенного дневника, своего ковра. И современному балету-сказке компании Mosaic Del Arte удалось воплотить обобщенный сюжет современной истории любви, при этом дав зрителям надежду на счастье.
Прямая речь
Валерий Копейкин, сооснователь, генеральный продюсер компании Mosaic Del Arte, автор либретто балета «Два ковра»:
«Два ковра» — второй проект Mosaic Del Arte. Первый — рок-балет «Слепое прощение / (Blind Forgiveness)», также состоялся в 2024 году на сцене театра «Астана Балет». Ковер для спектакля эксклюзивно, в единственном экземпляре соткан ОАО «Азерхалча» и представлен на премьере. В известном варианте легенды о ширванском ковре история заканчивается трагично: женщина плетет черный ковер до конца и уходит из жизни. Мы решили изменить ход этой истории: Лейла плетет два ковра и выходит из черного горя навстречу обновленной жизни».
Александр Могилев, хореограф-постановщик:
«Артисты «Астана Балета» сочетают профессиональное владение эмоциональной, технической и актерской составляющими. Они уже достаточно опытны в соединении техник классического, народного и современного танца, и моя задача при встрече с ними заключалась в объяснении своих принципов соединения, своих принципов работы. Несмотря на присутствие в балете восточной стилистики, у нас не было задачи быть аутентичными в народном танце. Нам нужно было соединить все стили и выработать единый пластический язык для всего спектакля».
Анастасия Капустина, художник:
«Когда Валерий рассказал основную идею легенды о ширванском красно-черном ковре, я думала, что мы максимально уйдем в восточную тематику. На стадии рождения либретто стало понятно, что получается глобальная история мира и войны, любви и горя. Фасад, который мы взяли для сценических декораций Петербурга, — это Меншиковский дворец с измененным цветом и фактурой. Сцены Вены проходят в декорациях Венской оперы. Россия тоже жила своей жизнью в тот период. Соединить разные культуры, разные временные этапы, миры и страны было сложной задачей. Тем более, когда в нее вплетается ковер… После консультаций стало понятно, что многие ткачихи и ковроделы изготавливали авторские красно-черные ковры. Но первоисточник мы не нашли. Очень ответственно было прикоснуться к воссозданию образного национального культурного кода. Мы создали балет-сказку, но основополагающие вещи должны быть национально идентичны. Посетив в Баку музей ковров, мы поняли, что каждый знак, каждый символ имеет значение, что логично: все декоративно-орнаментальное искусство в этом смысле достаточно строго.
Мы изучили фундаментальный труд Лятифа Керимова «Азербайджанский ковер» и решили, что одним из основных знаков, которые мы используем, будет бута — символ женской энергии, жизни, огня и вечности. Когда ковер плетет девушка, в орнаменте много бута.
Еще один ковер, который плетет Лейла во втором акте, начинается с черного фрагмента: она в трауре, уверена, что ее любимый погиб. В Баку после войны много грабили, так что ее ковер действительно мог оказаться в Европе в результате мародерства и трофейной передачи имущества. Второй ковер разработан в сходной с первым стилистике, в той же символике повествования. Но все самое главное сосредоточилось в первом ковре, который Самир видит в доме Марго, чтобы вспомнить все и вернуться домой к своей любимой».
Фото предоставлены пресс-службой театра «Астана Балет».