Как и почему ты пришла в «Кремлевский балет»?
Так получилось, что после выпуска у меня был пятилетний перерыв, я уже и не думала о том, чтобы выступать на сцене, а пошла учиться в МГАХ на педагога. Со мной на курсе оказалась Елена Жаворонкова (в прошлом ведущая солистка театра «Кремлевский балет»). Она меня очень вдохновляла, поддерживала и стала таким толчком для того, чтобы я пришла на просмотр в театр. И... в общем, меня почему-то взяли.
Какие твои любимые партии и спектакли в театре?
Не могу сказать про какую-то одну партию.
Но особое место, конечно, занимает Клеопатра. Потому что эту партию ставили на меня, это наша с Андреем Борисовичем работа — долгая, иногда изматывающая. То, что Андрей Борисович не увидел премьеру, для меня, к сожалению, незакрытая история… Мне хотелось вывести его за руку на премьере «Клеопатры». Я помню, как он переживал, когда что-то не получалось, и как радовался, когда удавалось задуманное. И как жаль, что он этого не увидел...
Поэтому я и говорю, что эта роль особенная. Но она для меня очень изматывающая. Финал спектакля трагический, связанный со смертью. И мне всегда тяжело его исполнять.
Конечно, важный для меня спектакль — это «Лебединое озеро». И свежее мое потрясение — это Эсмеральда. У меня недавно состоялась премьера. Когда ты взрослый артист, когда у тебя есть что сказать на сцене и когда тебе дают эту возможность —это очень ценно!
Что для тебя «Кремлевский балет» сегодня?
Сегодня театр для меня другой. Я себя чувствую человеком из прошлого... Потому что я, конечно, выращена Андреем Борисовичем, и мне крайне важен тот путь, который я прошла с ним. Если он был доволен, то это наполняло твою работу смыслом. Мне не хватает его счастливых глаз после спектаклей. Это ни в коем случае не снимало ответственности за промахи и неудачи на сцене — ты все равно с полной отдачей подходил к спектаклю. От Андрея Борисовича было уважение к твоему труду.
Что бы ты пожелала юбиляру?
Театру я пожелала бы интересной творческой жизни. И больше возможностей для реализации этого. Мы не академический театр, и у нас нет такой поддержки и финансирования, как у больших государственных. В чем-то мы делаем невозможное. Потому что, имея два маленьких репетиционных зала, мы показываем качество на огромной сцене; при нехватке сценических репетиций мы не понижаем планку; при не самом большом количестве артистов мы собираем масштабные спектакли. Хочется, чтобы те, от кого мы зависим, понимали, что творчество — это нечто очень тонкое и хрупкое, и его надо трепетно поддерживать, а не разрушать какими-то ситуациями, не связанными с искусством.
